Брюс Федоров - Вестники Судного дня

• Название: Вестники Судного дня
• Автор: Брюс Федоров
• Жанр: О войне
• Год: 2016

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?

На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.

Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.

---

Христофор Иванович всё забегал вперед, стараясь быть во главе идущей за ним группы красных командиров, услужливо показывая им путь.

– Вот сюда, сюда, пожалуйста, ещё немного, – суетился Христофор Иванович. Голос его срывался, становился невнятным, слова неразборчивыми.

Офицеры вошли в помещение и проследовали за стариком по длинному коридору, пока не остановились перед высокой двустворчатой дверью.

– Это здесь, – совсем тихо произнес старый учитель и, отступив в сторону, открыл дверь.

Офицеры зашли в комнату, в одном углу которой были свалены трупы пятерых человек. Некоторые из них были в разорванных нижних рубахах и галифе, другие сохранили гимнастерки без поясных ремней. Все босые. Судя по петлицам, убитые были младшими командирами и политруками. Лица, руки и головы были в обширных кровоподтеках и резаных ранах. Глаза то ли запеклись вытекшей кровью, то ли их вообще не было. Даже бумажные обои на стенах хранили широкие полосы кровавых разводов.

– Немцы привезли их сюда дня два назад и зачем-то пытали. Эти крики я не забуду никогда, – печально промолвил старик.

Рука Коржа потянулась к голове. Вслед за ним все офицеры сняли свои головные уборы.

– Извините, – опять зачем-то заторопился Христофор Иванович, – но я ещё что-то обязан вам показать. Это здесь во дворе.

Офицеры с помрачневшими лицами, толкаясь, вышли из пыточной. Кто-то спешил закурить, кто-то принялся бесцельно подтягивать портупею.

Так с людьми поступать нельзя.

Старый учитель подвел их к грузовику, склонил голову, на которую за всё время так и не надел шапку, и произнес:

– Они там. В кузове. Этих они тоже не пощадили.

Александр Корж оперся сапогом на колесо, подтянулся и заглянул в кузов; что-то рассматривал несколько секунд, спрыгнул и резко развернулся к своим офицерам, вкручивая каблуки в землю. Лицо его было бледным и пугающе неподвижным, каким бывает лишь посмертная гипсовая маска, и только один взбудораженный лицевой нерв временами поддергивал левую щёку.

– Откинуть борт, – приказал комбат.

Перед взорами изумленных людей предстала картина, которую сложно было бы отыскать в самых мрачных чертогах ада. В грузовике, аккуратно сложенные в ряды, лежали мертвые дети, одетые почему-то, несмотря на холодное время, в летние платьица и светлые рубашечки, и какая-то совсем молоденькая женщина в разорванном нижнем белье.

– Это дети-инвалиды, – уже не говорил, а стонал старый учитель. – В поселке был интернат для физически и умственно неполноценных детей. В основном сироты. Их свозили сюда со всей округи. Когда немцы подступали к посёлку, то большинство детишек успели вывезти, а эти с воспитательницей остались. Немцы слишком быстро перекрыли все дороги. Пришедшие солдаты поначалу их не трогали, и дети продолжали жить в своем интернате с воспитательницей. Мы, жители, чем могли помогали им. В основном едой и одеждой. Даже немцы из гарнизона иногда приносили кое-что, даже лекарства.

Старик продолжал говорить и говорить, словно пытаясь забыться с помощью потока слов и заслониться ими от жестокой реальности. Война щедро вспахивала свою ниву, превращая добрых в бессердечных, злых в изуверов и палачей.

– Так кто же это сделал, в конце концов? – на лице Коржа гневно заходили желваки. – Немцы?

– Да, немцы, – осекся Христофор Иванович, – но не те, что стояли в Береговом, которых вы сегодня побили. Это были какие-то другие немцы. Человек 20–30. И пробыли они здесь два дня. Уехали только вчера вечером. Это они всех замучили и расстреляли. Я даже скажу, что местный гарнизон их боялся.

– Как они выглядели? Кто старший?

– Очень странно. Всё очень странно. Это были чисто звери, фашистские звери. Одеты по-разному: кто в полевую форму вермахта, кто в гражданскую одежду, а несколько человек в форме красноармейских командиров. Вот как Вы, – замялся учитель, опасливо взглянув на Александра Коржа. – Когда Ваших солдат мы увидели, то, извините, не знали, что и думать. Мы даже подумали, что это они вернулись. Кругом стрельба, а кто есть кто, непонятно. Ведь фронт далеко ушел. Под Москву. – Старик замолчал, не зная, что он ещё может рассказать красным командирам, а потом, как бы в чём-то сомневаясь, неуверенно добавил: – А командиром у этой странной группы был немецкий офицер. Кажется, капитан. Нет, нет. Я ошибаюсь. Майор. Кто-то его назвал: Герр майор. Да, правильно. Именно так. Это был человек очень высокого роста. Одна сторона лица иссечена шрамами, как от ножа, и оттого, когда он смотрел и улыбался, жителей охватывал смертельный ужас. Никто не мог вынести его взгляда. И ещё. Удивительно, но эти люди разговаривали друг с другом то по-немецки, то по-русски, а своего командира почему-то называли Николай Николаевич, хотя он немец. Точно немец.

– Ясно, – резюмировал Александр Корж. – Бекетов, собирай всех сюда, на школьный двор. Общее построение. Оставь только дозоры и охрану. Ты, Панкратов, возьми человек шесть и за школой выройте общую могилу. Офицеров, воспитательницу и детей похороните вместе. Они приняли общую муку. А ты, Василий, – майор пристально взглянул в глаза командира батальонной разведки, который совсем недавно отличился тем, что бесшумно снял блокпост полевой жандармерии, – возьми двух своих бойцов и реши вопрос с пленными немцами. У нас здесь не фронт, и лагерей для военнопленных тоже нет. Ты меня понял?

Василий кивнул головой и, придерживая автомат, бегом бросился выполнять приказ.

* * *

Батальонное каре, заняв большую часть школьного двора, вытянулось вдоль его ветхого, давно нечиненого забора. Центральным элементом жуткой авансцены застыл грузовик с откинутым бортом. Плотные серые облака безучастно нависли над поселком и окружавшими его лесом и полями, будто специально закрыв собой солнце, чтобы оно не видело страшные дела рук человеческих.

Командир батальона вышел вперёд и скомандовал:

– Батальон, смирно! Слушать всем, – Корж по-ораторски выбросил руку в сторону грузовика. – Я хочу, чтобы вы все увидели это и поняли, с каким врагом мы воюем. Прошу запомнить сегодняшний день. И вот что. Если я увижу у кого-то проявление малодушия или, что ещё хуже, снисхождения к врагу, то вот этой рукой… – рука комбата тяжело легла на пистолетную кобуру.

Над школьным двором повисла звенящая тишина. Не слышно было ни дыхания людей, ни бряцанья оружия. Даже сорочьи базары, суетливые и крикливые перед скорой зимней стужей, куда-то исчезли и затаились до поры до времени.

– Батальон, направо. Шагом марш.

Скорым шагом уходили бойцы разведывательного штурмового батальона. Новые жесткие складки залегли у них под скулами. Зажглись на дне глазниц заполыхавшие угольки. Вытянулись и заострились обветренные лица, крепче обхватили пальцы цевьё оружия. И теперь только одна ясная в своей ужасной правоте мысль овладела всеми. Как раскаленная стрела, пронзила она их мужественные сердца и призывным набатным колоколом зазвучала в их головах.

Смерть за смерть. За гибель наших жен и матерей, за растерзанных детей. Пусть не дрогнет рука, не собьётся дыхание и зоркими будут глаза. Сколько раз встречу, столько раз убью. Нет пощады нелюдям. Ярче вспыхнули плавильные горны, чтобы выплавить из уральской руды железо и сделать из него звонкую сталь, с тем чтобы выковать из неё первые гранёные гвозди, которыми будет крепко-накрепко прибито к древку красное полотнище Знамени Победы. Чтобы не сорвал его отчаянный ветер с пробитой снарядами крыши поверженного рейхстага.

Это был хороший батальон, может быть, один из лучших в Красной Армии на тот момент, так как создавался по особому распоряжению Верховного советского главнокомандования как прообраз будущих истребительных и диверсионных батальонов и партизанских отрядов, сумевших выжечь до трети германской военной машины. Создавался, невзирая ни на что, летом и осенью сорок первого года, когда так не хватало на фронте кадрированных боеспособных частей. Два месяца на базе под поселком Кратово проходили интенсивные тренировки и занятия по топографии, стрельбе и минно-взрывному делу, совершались изнурительные марш-броски и отрабатывались навыки агентурно-разведывательной работы. Много специальных знаний и навыков должно быть в арсенале разведчика-диверсанта.

И теперь ряд за рядом шагали спаянные общей боевой работой прокопченные в огне и закаленные арьергардными отступлениями офицеры-фронтовики, познавшие тяжесть беспрерывных боев и выжившие в пекле бесчисленных «котлов» солдаты-окруженцы. Шагали спортсмены-разрядники, чемпионы и гордость страны Советов, за ними убежденные в правоте своего дела добровольцы-интеллигенты из лучших московских вузов. Всех их призвала на свою защиту Мать-Родина.

Вслед им по небосклону выстилался черный дым от сгоревшего склада и мастерских, как поминальный саван над телами замученных невинных людей.