Анатоль Франс - Том 2. Валтасар ; Таис ; Харчевня Королевы Гусиные Лапы ; Суждения господина Жерома Куаньяра ; Перламутровый ларец

• Название: Том 2. Валтасар ; Таис ; Харчевня Королевы Гусиные Лапы ; Суждения господина Жерома Куаньяра ; Перламутровый ларец
• Автор: Анатоль Франс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Во второй том собрания сочинений вошли сборники новелл: «Валтасар» («Balthasar», 1889) и «Перламутровый ларец» («L’Étui de nacre», 1892); романы: «Таис» («Thaïs», 1890), «Харчевня королевы Гусиные Лапы» («La Rôtisserie de la reine Pédauque», 1892), «Суждения господина Жерома Куаньяра» («Les Opinions de Jérôme Coignard», 1893).

---

— Если вы желаете избавить нас от смерти,— говорила она,— откройте нам источник вечной юности. Иначе ваше бессмертие будет внушать мне страх.

Старый философ, смеясь, спросил, неужто ее больше прельщает христианское воскрешение из мертвых?

— Что до меня,— сказал он, осушив свой стакан,— я весьма опасаюсь, как бы ангелы и прочие святые не почтили своей благосклонностью сонмы юных дев в обиду престарелым вдовам.

— Не знаю,— медленно отвечала молодая женщина, подняв глаза к небу,— не знаю, какую цену будут иметь в глазах ангелов жалкие прелести, созданные из праха; но я верю, что божественному провидению легче исправить изъяны, нанесенные временем, нежели вашей физике и химии. Вы, господин Франшо, атеист, вы не верите в царство божие на небесах, и вы ничего не можете понять в Революции, которая и есть сошествие бога на землю.

Она встала. Уже наступала ночь. Вдали великий город озарился огнями.

Жермен предложил руку Софи: и, в то время как старики беседовали, они бродили вдвоем в темных аллеях сада. Софи находила их прелестными; она сообщала спутнику их историю и названия.

— Мы идем,— говорила она,— по аллее Жан-Жака, которая ведет в уголок Эмиля. Прежде эта аллея была прямая; я велела изогнуть ее, чтобы она проходила под старым дубом. Весь день дерево отбрасывает тень на эту простую скамью, которую я назвала «Отдых друзей». Посидим минуту на этой скамье.

В тишине сада Жермен слышал биение своего сердца.

— Софи, я люблю вас! — шепнул он, взяв ее руку.

Она легонько освободила руку и, указывая молодому человеку на листву дерев, колеблемую ветерком, произнесла:

— Вы слышите?

— Я слышу шелест листвы при дуновении ветра.

Она покачала головой и голосом нежным, певучим продолжала:

— Жермен! Жермен! Кто вам сказал, что это ветер шелестит листвой? Кто вам сказал, что мы одни? Неужели и вы из тех, чьи косные души не верят в существование таинственного мира?

Он встревоженно посмотрел на нее.

— Господин Жермен,— сказала она,— благоволите подняться в мою комнату. Там, на столе, вы найдете книжку, принесите ее…

Он повиновался. И пока он отсутствовал, молодая вдова вглядывалась в темную чащу, слушала шорох листьев. Он возвращается; в руках у него книжка с золотым обрезом.

— «Идиллии Гесснера»? {287} Они самые! — говорит Софи.— Откройте книжку на той странице, что заложена; если ваши глаза настолько хороши, чтобы различать буквы при лунном свете, читайте.

Он читает:

— «Ах, как часто моя душа будет витать близ тебя! Как часто в минуты, когда ты, исполненная благородного и возвышенного чувства, в уединении погрузишься в раздумье, легкое дыхание коснется твоей щеки: пусть же сладостно трепещет тогда твоя душа!»

Она прерывает чтение:

— Теперь вы понимаете, Жермен, что мы ни минуты не бываем одиноки и что есть слова, которые мне не должно слушать, когда дыхание Океана колышет листву дерев?

Голоса двух стариков приближаются.

— Бог — добро! — говорит Дюверне.

— Бог — зло! — говорит Франшо.— И мы его упраздним.

Оба старца и Жермен откланиваются.

— Прощайте, господа! — говорит Софи.— И «Да здравствует свобода! Да здравствует король!» А вы, сосед, не мешайте нам умереть, когда это потребуется.

Госпожа де Люзи (Рукопись от 15 сентября 1792 г.)

Марселю Прусту {288}

I

Когда я вошел, Полина де Люзи протянула мне руку. И с минуту мы хранили молчание. Ее шарф и соломенная шляпа, небрежно брошенные, лежали на кресле.

На эпинете были раскрыты ноты «Мольбы Орфея» {289}. Подойдя к окну, она провожала глазами солнце, уходившее за кровавый горизонт.

— Помните ли вы, сударыня,— сказал я,— слова, произнесенные вами ровно два года тому назад, у подножья этого холма, на берегу реки, к которой обращены сейчас ваши взоры? Помните ли вы тот миг, когда, обводя окрест пророческим жестом руки, вы предрекали дни испытаний, дни преступлений и ужаса? Вы предвосхитили признание в любви, готовое сорваться с моих уст, сказав: «Посвятите свою жизнь борьбе за справедливость и свободу!» Сударыня, я отважно вступил на путь, указанный вашей рукой, которую я, увы, не часто мог целовать и орошать слезами. Я повиновался вам, я писал, я выступал с речами. Два года вел я, не зная покоя, борьбу с голодными сумасбродами, сеющими смуту и ненависть, с трибунами, соблазняющими народ истерическими проявлениями мнимой любви, и с трусами, готовыми подчиниться всякой власти.

Она прервала меня, подав знак прислушаться. И тут до нашего слуха, ворвавшись в щебетание птиц, оглашавших своими голосами благоуханный воздух сада, донеслись отдаленные возгласы: «На фонарь аристократа!»

Без кровинки в лице, она так и замерла, приложив палец к губам.

— Преследуют какого-нибудь несчастного,— сказал я.— В Париже днем и ночью идут обыски и аресты. Могут пожаловать и сюда. Я должен удалиться, чтобы не компрометировать вас. В этом квартале меня мало знают, а все же в нынешние времена я гость опасный.

— Останьтесь,— сказала она.

Крики вторично ворвались в мирную тишину вечера. Послышался шум шагов, выстрелы. Вот уже они совсем близко; кто-то кричит: «Обложите выходы! Как бы негодяй не ускользнул!»

Госпожа де Люзи, казалось, становилась спокойнее по мере приближения опасности.

— Поднимемся на второй этаж,— сказала она,— нам будет видно сквозь жалюзи, что творится на улице.

Но, открыв дверь, они сразу же наткнулись на лестничной площадке на обессилевшего, мертвенно-бледного человека, у которого колени подгибались и зубы стучали. Этот призрак прошептал задыхающимся голосом:

— Спасите меня! Спрячьте!.. Они уже тут… Они взломали дверь, проникли в мой сад. Они идут…

II

Госпожа де Люзи, узнав Планшоне, старика философа, жившего в соседнем доме, шепотом спросила:

— Моя кухарка видела вас? Она якобинка!

— Меня никто не видел.

— Славу богу, сосед!

Она повела его в спальню, и я последовал за ними. Нужно было что-то придумать, найти какое-нибудь укромное место, куда можно было бы спрятать Планшоне на несколько дней, на несколько часов, хотя бы на столько времени, чтобы преследователи сбились с ног и потеряли след. Условились, что я буду наблюдать за окрестностью и, по моему знаку, наш бедный друг выйдет через садовую калитку.

А он едва держался на ногах. Этот человек находился в состоянии крайнего потрясения.

Он пытался объяснить, что его, врага священников и королей, обвиняют как участника заговора Казотта {290} против конституции и в том, что он десятого августа присоединился к защитникам Тюильри {291}. Недостойная клевета! Все дело в том, что его ненавидит Любен, тот самый Любен, бывший мясник, которого он сто раз собирался поучить палкой, как надо отвешивать говядину! А теперь он председатель секции той самой улицы, где была его лавка.

Произнеся это имя приглушенным голосом, он вдруг закрыл лицо руками, ему почудилось, что перед ним стоит сам Любен. И действительно, на лестнице послышались чьи-то шаги. Г-жа де Люзи закрыла дверь на задвижку и втолкнула старика за ширмы. В дверь постучали, и г-жа де Люзи узнала голос своей кухарки, кричавшей, что надобно отпереть калитку,— дескать, городские власти вместе с национальной гвардией пришли произвести обыск.

— Они говорят,— прибавила девушка,— будто в нашем доме прячется Планшоне. Я-то хорошо знаю, что вы не пожелаете укрывать такого злодея! Но они мне не верят.

— Ну, что ж, пусть войдут! — спокойно крикнула г-жа де Люзи.— Пусть обыщут весь дом, с погреба до чердака!

Бедняк Планшоне впал в обморочное состояние, услышав из-за ширмы этот диалог, и мне стоило большого труда привести его в чувство, смочив виски водою.

— Мой друг,— тихо сказала г-жа де Люзи старику, когда он пришел в себя,— доверьтесь мне. Помните, что женщины хитры.

Затем она немного выдвинула из алькова кровать, сняла с нее одеяло и, с моей помощью, положила лежавшие на ней три матраца так, что у стены образовалось небольшое пространство между верхним и нижними матрацами.

В то время как она спокойно занималась этими приготовлениями, на лестнице раздался топот ног, обутых в башмаки и сабо, стук ружейных прикладов, послышались хриплые голоса. Для нас троих то была ужасная минута; но вскоре грохот раздался над нашими головами. Мы поняли, что отряд, под предводительством кухарки-якобинки, обыскивает прежде всего чердаки. Потолок трещал, слышались угрозы, хохот, удары ног и штыков о переборки. Мы вздохнули свободнее, но нельзя было медлить ни минуты. Я помог Планшоне втиснуться в узкое пространство между матрацами.

Глядя на нас, г-жа де Люзи качала головой. Развороченная постель имела весьма подозрительный вид.