Валерий Ковалев - Рукопись из Тибета (СИ)

• Название: Рукопись из Тибета (СИ)
• Автор: Валерий Ковалев
• Жанр: Ужасы и Мистика

Поклонники творчества Ивана Ефремова хорошо знают главную особенность романа «Лезвие бритвы». Эта книга насыщенна научно-популярной информацией. Это же отличает и книгу Валерия Ковалёва «Рукопись из Тибета». Причём некоторые научно-популярные отступления весьма и весьма познавательны.

Читается легко и быстро. Интерес стабильный и цепляет с первой страницы.

По жанру «Рукопись из Тибета» и не фантастика, и не альтернативная история и тем более не мистика. Именно в этом жанре Юлиан Семёнов написал книги о знаменитом Штирлице: ход истории ничуть не нарушается, тогда как главный герой целиком и полностью вымышленный персонаж.

В книге хватает юмора. Хватает и любовных эпизодов. К чести автора до откровенной порнухи он ни разу не опустился. Если не 12 плюс, то не больше 16 плюс.

---

Валерий Николаевич Ковалёв Рукопись из Тибета

Ваши тела — их сожжет ли костер или времени тленье

Их уничтожит — уже не узнают страданий, поверьте!

Души одни не умрут; но вечно, оставив обитель

Прежнюю, в новых домах жить будут, приняты снова.

Овидий. «Метамарфозы»

Часть 1. Повторение пройденного

Глава 1. Как я умер и что из этого вышло

За открытым окном лоджии на город опускался сентябрьский вечер, окрашивая все вокруг в причудливые тона, со стороны бульвара доносился шум ползущих вдоль него автомобилей, а я лежал на своей кровати и умирал. Завершая свой жизненный цикл в этом мире.

Изможденный, с седыми усами и головой, я мутно пялился в высокий, с хрустальной люстрой в центре потолок, перебирая край простыни восковыми пальцами.

Вокруг сидела немногочисленная родня. Жена — старушка и дочь с зятем. Внука отправили в деревню к сватам. Дабы не травмировать юное создание созерцанием кончины деда.

На лицах, сидящих у смертного одра, была написана скорбь, приличествующая моменту.

— Может все-таки пригласить попа? — нарушил тишину в комнате зять. — Пусть отпустит грехи, и все такое.

— Не надо, отец был коммунист, — всхлипнула жена. — И похороны без священника. Такова его воля.

— Молодец, старуха, — вяло шевельнулось в мозгу, тут же тая.

Затем на потолке стали отображаться картины моего жизненного бытия. С самого начала и до сейчас. Как в калейдоскопе.

Вот я совсем пацан, босой и в сатиновых трусах, скачущий по траве на палке. А вот в шахтерской каске и робе долблю антрацит отбойным молотком в забое.

Потом забой превращается в надстройку подводной лодки, где я с парнями в ватниках, у которых знакомые лица, отдаю швартовы. За этим, штрихи учебы в Высшей школе КГБ в Москве, блики долгой оперативной, а после следственной и прокурорской работы.

Они пробудили остатки того, что зовется эмоциями, я наморщил лоб и пошевелил высохшими губами.

Жена, наклонившись, что-то вопросила, промокнув носовым платком выступившую на моем лице испарину, я тужился ответить, но не успел.

— Дзинь! — лопнула внутри, словно гитарная струна. Все исчезло в пучине мрака.

А затем пауза с сиплым хрипом, ощущение всплытия, ослепительная вспышка света и вид сверху.

Внизу мое тело, рыдающая на груди жена, а рядом бледные дочка с зятем.

— Твою мать! — не поверил собственным глазам, и поискал ими, как же это я над телом?

Кругом пустота. Может я сошел с ума?! (опустил, а затем поднял веки).

Все осталось по — прежнему. Внизу бездыханная оболочка, вверху я. Неосязаемый и бесплотный.

Более того, теперь я услышал рыдания жены «на кого же ты нас оставил!», тонкое подвывание дочери и успокаивающее бубнение зятя.

Что за черт?! Восстановилось все. Зрение, слух и появилось новое ощущение. Висения в воздухе. Или парения. Сразу не поймешь. И тут меня осенило.

Я — теперь душа! Вышедшая из тела. Как часто показывали на «Рентеви» и писали в «желтой прессе».

А я смеялся. Вот тебе и хухры-мухры. Кому скажи — не поверит!

Осваиваясь в новом качестве, я отвлекся от созерцания того, что внизу, став скользить вдоль потолка. Медленно и плавно.

Не хило, — защелкали в месте, где должна быть голова, временные связи. — А что же там рассказывали шарлатаны от науки? В этом плане?

«Душа отделяется от тела в момент смерти и зависает над ним. В виде сгустка невидимой энергии. Вес нетто — девять грамм. Бывает чуть больше. Объективно воспринимает сверху все вокруг, не проявляя себя во вне» профессионально выдала память из какой-то статьи или передачи.

— Насчет веса — я его не чувствовал, но попытался заявить о себе, громко завопив, — перестаньте выть! Я здесь, над вами!

Реакции внизу никакой. Меня не слышали.

— М-да, дела, — нервно закружил я по периметру вверху, думая, что можно предпринять еще. В мою нынешнюю суть ничего не приходило.

— Ну и хрен с ним — сказал оборотов через пять сам себе, немного успокоившись. — Помер, так помер. Все там будем.

После чего я завис в воздухе меж висюлек люстры (там было тепло) и начал припоминать, что по заявлениям тех, кто вроде как представился, а потом воскрес, должно произойти с душою дальше.

«Какое-то время она будет трепетать над телом, созерцая окружающее (забубнила память), а затем понесется по спирали времени в космические пространства. В состоянии близком к оргазму. Что потом — окутано тайной. Полет оборвут врачи. И вернувшиеся будут помнить только то, успели увидеть».

— Небогато, — вздохнул я, и подумал. — А вдруг дальше, как в Библии?

Прилетишь на место, а там Сам, с апостолами, — добро пожаловать. И «Аз езьм воздам!». В рай точно не попаду, как атеист, да еще партиец. Остается только второе (я поежился).

— Не ссы! — взбрыкнул во мне коммунист. — Все наши там. Опять же Владимир Ильич и товарищ Сталин. Глядишь, организуем революцию.

Воодушевившись таким образом, я стал, чуть клубиться над лампами (не иначе от тепла) и, как положено, созерцать объективную реальность.

Дочь, уведя жену в зал, усадила ее на диван и стала отпаивать валерьянкой (я это зрел сквозь стену), а зять, встав с кресла, подошел к моему телу.

— Ну, вот и кирдык, тебе батя, — чуть нагнувшись, поправил простыню. — Теперь даже выпить будет не с кем. Всхлипнул.

— Хороший все — таки он мужик, хотя и мент, — расчувствовался я. И тоже проникновенно хлюпнул.

Зять между тем вздохнул, и прошел к бару. Извлек оттуда початую бутылку коньяка, набулькал в фужер и высосал до дна. Крякнув.

Я облизнулся вверху. Захотелось тоже.

— Тили-лим-бом-бом! — пропел в прихожей звонок, и дочь, простучав каблучками к двери, отперла замок. Потом второй — в холле. На пороге стоял продувного вида малый.

— Скорбим вместе с вами, — изобразил он на лице печаль. — Я из похоронного бюро «Ритуал». Полный спектр услуг для вашего безвременно усопшего.

— Витя! — позвала из холла дочь, — промокнув глаза платком. — Здесь по поводу папы!

— Ну? — возник рядом зять. — Чего надо?

Малый повторил, назвав прейскурант с ценами и выжидательно уставился на пару.

Витек, так звали зятя, — наморщил лоб, посчитал в уме и удивленно протянул, «однако!». — Да за такие бабки я похороню все ваше бюро! Свободен!

— Молодца! — умилился я, глядя на все с потолка. — Здорово отшил этого барыгу. И ведь, сколько требует, гад! Почти сто тысяч деревянных.

В течение получаса явились еще трое таких и последнего, самого упрямого зять спустил с лестницы.

Кстати, похороны в Москве, это что-то. Не успел гражданин помереть, как ритуальщики тут как тук. Не иначе флюиды. И если раньше переезду равнялся пожар, то теперь — похороны. Дешевле закопаться самому. Без посторонних.

Но в столице все строго по правилам. И расценкам. Иначе зароют как бомжа. Обкуренные госарбайтеры.

— Только вот вам, — незримо изобразил я кукиш. Не на того напали. Хорониться не желаю. Лучше кремироваться. Назло капитализму с бизнесом. Это дело решенное.

Между тем, как говорят, процесс пошел. Переселение в мир иной началось.

Дочь стала обзванивать по мобильнику немногочисленную в Москве родню и нескольких пока еще живых приятелей из бывших чекистов, а потом зять брякнул по «домашнему» в соответствующий отдел Генпрокуратуры. Мол, помер ветеран двух сразу. Союзной и Российской. В которых учинил немало славных дел. Во имя, так сказать, и на благо.

За что полагается упокоение за казенный счет. По полной программе.

Насколько я понял из разговора, на другом конце провода выразили соболезнование и нашли меня в списках, а потом огласили все, что полагалось усопшему по закону. Три похоронных венка, к ним автобус с катафалком, портрет в главном здании на Большой Дмитровке и три должностных оклада.

Далее Витек назвал уже согласованное с женой и тещей время с местом подачи транспорта, после чего умчался на своем «форде» в Николо-Архангельский крематорий, заказать сожжение тела.

К вечеру, облаченные в прокурорский мундир, мои останки с регалиями за службу, покоились в гробу на раздвижном столе в зале. Рядом, прислоненные к стене, пахли хвоей и лавандой несколько поминальных венков с лентами, на которых значилось: «От безутешных родных», «Прокуратуры РФ», «Ветеранов КГБ» и «Сватов Альберта с Ниной». Здесь же, на секретере теплилась свеча, а в смежной комнате по традиции бдила родня, вздыхая и тихо переговариваясь.

Мне мучительно хотелось спать, как известно, душам не чуждо земное, я поерзал в воздухе и завис (он надежно держал), вслед за чем предался Морфею[1].

Проснулся на полу. От непонятного шипения. Рядом, напыжившись, стоял любимый кот жены Чубайс, взъерошенный и с дикими глазами.