Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко...

• Название: А до Берлина было так далеко...
• Автор: Василий Шатилов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Первая часть книги — ранее изданные воспоминания «На земле Украины», посвященные событиям первых четырех месяцев Великой Отечественной войны на Южном, а затем на Юго-Западном фронте, где автор был начальником штаба 196-й стрелковой дивизии. Во второй части — «А до Берлина было так далеко…» — автор рассказывает о славных боевых делах, высоком воинском мастерстве, мужестве и отваге воинов 182-й стрелковой Дновской дивизии в боях на Северо-Западном фронте с августа 1942 года по апрель 1944 года. Герой Советского Союза генерал-полковник В. М. Шатилов — автор широко известных мемуаров «Знамя над рейхстагом».

---

Часа через два наблюдатель доложил, что разведчики возвращаются. Навстречу им вышел майор Зорько. И в это время противник открыл ураганный огонь из всех видов оружия, но было уже поздно. Разведчики спрыгнули в траншею, опасность миновала. Задание удалось выполнить без потерь.

После выполнения задания сержант Михалев рассказывал:

— Мы благополучно прошли нейтралку, бесшумно подползли к немецкой траншее. Спрыгнули в нее — вокруг никого. Осмотрелись внимательно — рядом блиндаж, сквозь снег видна светящаяся лампочка, из трубы искры летят. Приказал приготовиться, но тут из блиндажа вышел немец по естественной надобности и вскоре скрылся. Захватывающая группа ворвалась в блиндаж. Немцы увидели нас, разинули рты и ничего не могут понять. Я командую: «Бросить оружие! Идти за нами…»

Пленные гитлеровцы замерзли и были ошеломлены. Прежде чем приступить к допросу старшего из них — обер-лейтенанта, майор Зорько предложил всем по 100 граммов водки и большую банку с тушенкой. Обер-лейтенант посмотрел на своих жующих подчиненных, а затем выпил сам, закусил тушенкой и сказал:

— Вот и согрелся.

Лейтенант Бейлин приступил к допросу. Мне впервые пришлось слушать немецкого офицера, который давал показания без наводящих вопросов. Он охотно рассказал о расположении и устройстве оборонительных сооружений, о построении системы огня и перечислил части, занимающие оборону на нашем направлении. В конце допроса сказал:

— Ходят слухи, что демянская группировка собирается на днях уходить.

Я поинтересовался:

— Ваше командование боится Сталинградского котла? Офицер нахмурился и кивнул.

Допросив пленного, я по телефону доложил генералу Лопатину:

— Ваш приказ выполнили! «Язык» взят!

Командарм попросил поблагодарить разведчиков и приказал представить их всех к государственным наградам.

Мы не смогли вернуться ночью на командный пункт — бушевала метель, замело дороги. Выехали только с рассветом. Я впереди на своем рысаке, за мной Островский, Добылев — тоже на конях. Разведчики на санях за нами. Укутались в тулупы. Ветер пронзительно визжал в ветвях деревьев, хлестал в лицо, свистел свои дикие песни. Лошади так и просились на полную рысь. Мой конь был проворен и легок на скаку. Без понуканий шел в гору по глубокому снегу. Этот конь темно-гнедой масти был передан Красной Армии еще в сорок первом году работниками конного завода Псковской области.

Вскоре въехали в лес. Стало тише. Лошади пошли шагом. Заснеженный лес уходил назад вместе с узкой сугробной дорогой, затем проселок сошелся с большаком, а здесь уже трудились фронтовые дорожные батальоны, двигались колонны машин. Северо-Западный фронт готовился к ликвидации демянской группировки.

«Да, а что, если действительно демянская группировка собирается уходить, если верны слова гитлеровского офицера? Тогда что же будет? — думал я. — Не лучше ли, пока не поздно, ударить в одном направлении и перерезать рамушевский коридор, а потом разгромить окруженных фашистов по частям?» Но этими соображениями я тогда ни с кем не делился, уж больно было много высказано различных мыслей и предложений, а решал все командующий фронтом.

Показались крыши домов села Семеновщина. Утро после внезапно прекратившейся метели было ослепительно солнечным, морозным. Но дымы не поднимались из труб вертикально в сияющее ледяное небо, а стлались, синие тени их ползли по белизне крыш, по свежим сугробам. В чистом морозном воздухе разносился звонкий топот копыт.

Островский, спрыгнув с коня, сказал:

— Вот и доехали.

— За разговором незаметно, — пошутил я.

Ведь за всю дорогу никто ни единого слова не вымолвил. Каждый был занят своими мыслями.

К этому времени штаб армии отработал все необходимые документы, в том числе и боевой приказ, на проведение наступления для ликвидации демянской группировки. Все необходимые распоряжения были доведены до командиров соединений, а те в свою очередь довели их до командиров частей. Подготовка к операции была в полном разгаре, строились новые НП, оборудовались огневые позиции, прокладывались колонные пути, улучшались исходные рубежи для атаки, тщательно изучали местность и противника.

На следующий день после разведывательного поиска приехал к нам на КП генерал-лейтенант Лопатин. На плечах у командарма погоны. Я увидел их в первый раз. Мы уже знали о том, что Президиум Верховного Совета СССР 6 января 1943 года принял Указ «О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии». Этими новыми знаками различия были погоны. Как-то странно, думалось мне, прикреплять их к гимнастерке, кителю и шинели. С детства в плоть и кровь въелось ругательное слово «золотопогонник», которым называли не только белогвардейских офицеров, но и всех, кто имел отношение к старому режиму. Да и петлицы я считал более удобными.

Антон Иванович привез и мне две пары погон с двумя просветами и тремя звездочками. Вручил торжественно, а мне было как-то неловко, неудобно. Вскоре погонами обеспечили всех офицеров, сержантов и красноармейцев. Вот тогда-то я и почувствовал, что и погоны другие, и введены они не случайно. Когда мимо проходил старший по званию, то невольно рука младшего по званию вскидывалась, поднимались к головному убору, отдавая честь. Повысилась дисциплина и исполнительность.

Генерал Лопатин согласился позавтракать у нас. Вспомнили 1941 год.

— Как вам удалось выйти из окружения? Я подробно об этом рассказал.

— Я имел информацию, что вы вышли из кольца, и предупредил на передовой, что со дня на день должна пробиться 198-я стрелковая дивизия. — Лопатин улыбнулся.

Так вот почему нас ждали и так все предусмотрели на переправе через реку Псел!

Генерал отметил наши умелые действия при прорыве фашистского кольца в поселке Оржица. Много интересного он рассказал про Харьковскую и Сталинградскую операции.

— А теперь будем вместе бить и гнать врага, — закончил командующий, но ни слова не произнес о планах ликвидации демянской группировки.

Уже много позднее я узнал, что противник, понимая бесперспективность дальнейшей борьбы за удержание демянского плацдарма и опасаясь оказаться в таком же котле, как под Сталинградом, вынужден был начать 17 февраля поспешный вывод 16-й армии из демянского мешка через рамушевский коридор, оборона которого была значительно усилена. План же командующего Северо-Западным фронтом маршала С. К. Тимошенко предусматривал сходящимися ударами 27-й и 1-й ударной армий перерезать рамушевский коридор, а затем во взаимодействии с 11-й, 34-й, 53-й армиями уничтожить окруженные фашистские войска. Сосредоточенная к 16 января южнее Залучья группа войск под командованием генерал-полковника М. С. Хозина должна была войти в прорыв в полосе 1-й ударной армии с целью развития наступления на Сольцы и далее на Лугу.

Утром 9 февраля 182-я дивизия получила приказ сосредоточиться в лесу, южнее поселка Парфино, и поступить в распоряжение командующего 27-й армией.

На главном направлении

Снова шел обильный пушистый снег, которым бы впору только любоваться, но сейчас он был так некстати. Дороги снова завалило, движение колонн нашей дивизии замедлилось.

Я ехал па лошади, которая местами утопала по самое брюхо в сугробах. Время от времени останавливался, ординарец красноармеец Широков брал поводья, а я шел рядом с бойцами, беседовал. По всему чувствовалось, настроение у всех бодрое. Это радовало.

Все понимали, что готовилось большое наступление. Войска сосредоточивались под Старой Руссой. Передислоцировалась туда и наша 182-я стрелковая дивизия. Выступив из района Семеновщины, части шли днем и ночью, лишь изредка делая небольшие привалы. Идти было нелегко, вместо снегопада поднялась пурга, дорогу замело еще сильнее.

На марше нам стало известно, что в 27-й армии произошла смена командующего. Вместо генерала Ф. П. Озерова назначили генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Никто в дивизии его не знал. Не стану скрывать, что я не понимал: почему надо делать замену перед большим наступлением? Конечно, мы привыкли к Озерову, он был строгий, требовательный командарм, но справедливый, в обиду никого не давал. Но не в этом дело. Озеров знал оборону противника до полка, а на некоторых участках и до батальона, поэтому ему легче организовать наступление. Такие мысли лезли мне тогда в голову.

До места сосредоточения осталось километров 40. В это время меня и командующего артиллерией дивизии полковника Добылева по рации вызвали в штаб армии.

Вот и блиндаж командующего. Здесь уже собрались командиры дивизий. Через несколько минут к нам вышел генерал Трофименко, крепко пожал всем руки.

На заседании Военного совета армии план операции доложил начальник штаба генерал Лукьянченко. В заключение выступил командующий и уточнил задачи дивизиям. Выступление Трофименко показалось мне в военном отношении очень толковым. Из него я понял, что наша 182-я дивизия будет наступать на главном направлении.