Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко...

• Название: А до Берлина было так далеко...
• Автор: Василий Шатилов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

Первая часть книги — ранее изданные воспоминания «На земле Украины», посвященные событиям первых четырех месяцев Великой Отечественной войны на Южном, а затем на Юго-Западном фронте, где автор был начальником штаба 196-й стрелковой дивизии. Во второй части — «А до Берлина было так далеко…» — автор рассказывает о славных боевых делах, высоком воинском мастерстве, мужестве и отваге воинов 182-й стрелковой Дновской дивизии в боях на Северо-Западном фронте с августа 1942 года по апрель 1944 года. Герой Советского Союза генерал-полковник В. М. Шатилов — автор широко известных мемуаров «Знамя над рейхстагом».

---

В штабе нас поблагодарили «за умелые действия при прорыве немецкого кольца», сказали, что лично меня представили к государственной награде и к очередному воинскому званию «подполковник». Напоследок всем было приказано ждать нового назначения.

В те дни под Москвой развертывались решающие события войны. В душе моей почему-то росло убеждение, что именно там фашистская армия будет разгромлена и покатится назад. Очень хотелось быть на Западном фронте, и я отправился к начальнику отдела кадров, бригадному комиссару, и изложил свою просьбу направить на любую должность на Западный фронт, на полк так на полк, на батальон так на батальон. Неожиданно тот улыбнулся и сказал:

— А знаете, я ждал, что вы попроситесь под Москву. Все, кто выходит из окружения, туда рвутся. Да и я, грешным делом, тоже не прочь махнуть на Западный фронт. Но понимаете, какая штука: ведь и здесь, на Украине, тоже немца бить надо и гнать его воя. Нельзя и здесь оголить фронт. Вы согласны со мной?

Что я мог ответить? Сказал, что товарищ бригадный комиссар смотрит в корень.

— Ну вот то-то, — заключил он. — Что касается вас, то имейте в виду следующее: полк и тем более батальон для вас — этап пройденный. Человек кончил академию, был начальником штаба дивизии, наконец, командовал дивизией, имеет трехмесячный опыт боев. Три месяца — шутка сказать! Получите дивизию, только не 196-ю, а новую. Вы должны понимать, что война будет длительной, потребуется много, очень много дивизий. Они уже формируются. А кому же ими командовать? По-государственному надо мыслить, товарищ Шатилов!

Этот человек умел преподать своим собеседникам уроки государственной мудрости и делал это с доверием к человеку и как бы извиняясь перед ним за то, что, дескать, ему приходится разъяснять азбучные истины.

Я поинтересовался, что будет с нашей дивизией, ведь неразумно ее расформировывать. Костяк соединения — командный состав — в основном сохранен. Пополнить части людьми, дать им отдых, месяц-другой заняться боевой подготовкой в полевых условиях — и снова на фронт.

На это бригадный комиссар ответил:

— Вначале мы тоже склонялись к такой мысли, но, все взвесив и рассудив, пришли к другому выводу. Номер вашей дивизии присваивается новому соединению, которое формируется на Урале. Командный состав поступает в распоряжение фронта. Не вам мне говорить, как поредели ряды командирские в частях и соединениях. Словом, они будут направлены в другие части. Дадим им неделю отдохнуть — и в путь. С каждым разберемся, обижать никого не станем. А рядовых и сержантов — без промедления в новые части.

В словах бригадного комиссара звучала железная логика, с его выводами я согласился, но дивизию было жаль до боли сердечной.

Через два дня приехал капитан с предписанием принять из нашей дивизии рядовой и сержантский состав, поступающий на пополнение другого соединения. Пришлось расставаться с боевыми друзьями, с которыми пройдено столько дорог, столько пережито. Всех нас связывала общая память о товарищах, которые отдали жизнь за родную землю. Но надо было выполнять приказ. Проводы мы постарались обставить торжественно и тем самым как-то скрасить горечь разлуки. Провели митинг. Выступили комиссар и я, поблагодарили красноармейцев за пролитые пот и кровь, за дружбу, за верность Родине, сказали, что верим: куда бы ни забросила судьба воинов-днепропетровцев, они выполнят свой долг, не уронят славы героев Корсуни, Медвина, Бараньего Поля, Черкасс.

После митинга — прощальный обед. Наши интенданты хорошо постарались, накормили очень вкусно.

Однако главный сюрприз был впереди, виновником его оказался капитан Иван Иванович Лявдонский. Об этом человеке хочется сказать самые добрые слова. Он был из тех людей, которые и в огне не горят и в воде не тонут, находят выход из любого, самого безвыходного положения.

В мирное время Лявдонский ничем особенно не выделялся. Работал добросовестно в своем пятом отделении штаба, командование претензий к отделению не имело. Но вот началась война, и он как бы заново родился в глазах окружающих, его способности широко раскрылись. Командование дивизии направило Лявдонского на помощь тыловым службам. Обязанности ему определили весьма многогранные: помогать тыловикам, в походных условиях кормить, обувать, одевать личный состав, организовывать боепитание, медицинскую службу, подсказывать тыловикам, где и когда совершают части маневр, занимают новые рубежи, и т. д. С этой обязанностью Лявдонский отлично справлялся, и штаб соединения не желал другого такого энергичного помощника.

Когда стало ясно, что дивизия попала в окружение, я вызвал в штаб Лявдонского и спросил его мнение: как он считает, лучше выводить машины в общей колонне или же попытаться вывести автотранспорт самостоятельно?

— Попробуем самостоятельно, — ответил капитан.

На том и порешили.

Очевидно, это было единственно правильное решение. В обстановке, когда не ясно, где противник, каким маршрутом надо идти, когда придется принять бой, автоколонна может послужить лишь ненужной обузой. В таких условиях легче пробираться в пешем порядке, не быть привязанными к дорогам. К тому же автомашины — не иголки, фашистские летчики обнаружат их без труда и нацелят на них свои моторизованные подразделения. Так примерно рассуждали мы в штабе, так, конечно, думал и Лявдонский.

Капитан блестяще справился с поставленной задачей. Он вывел автомашины из вражеского кольца в полной исправности. В пути он организовал отличную разведку, которая точно устанавливала, где немцы, куда следуют, где свободная дорога, и только после этого колонна пускалась в путь. Неведомым нам образом Лявдонский узнал о выходе 196-й из вражеского окружения и встретил нас. Это было для нас настоящим чудом, но это чудо совершили капитан Иван Иванович Лявдонский и его подчиненные.

Выводил он автомашины из немецкого тыла не порожняком, а загрузил их тюками с теплым бельем, шерстяными носками, рукавицами, валенками, шапками-ушанками.

И вот теперь Лявдонский ходил перед строем и собственноручно выдавал красноармейцам и сержантам по паре белья, шапки и варежки, шерстяные носки. В стылом воздухе уже чувствовалось приближение зимы, и такой подарок был очень кстати.

Вскоре штаб фронта из Ахтырки переехал в Харьков. Туда перебрались и мы командиры, ожидающие новых назначений. Жили мы в казарме в пригороде. Спали на кроватях, застланных белоснежным бельем. Признаться, большинство из нас отвыкли от такой роскоши и вначале нам было как-то не по себе. К тому же и кормили, как в доме отдыха: три раза в день горячая пища.

Все эти дни я писал в разные инстанции письма, разыскивал семью. Где они, что с ними? Когда дивизия отошла к Днепру, генерал Куликов отправил несколько автомашин в, Днепропетровск, чтобы эвакуировать семьи начсостава из города. Но начальник медслужбы, под командой которого выезжали автомашины, вернулся обескураженный — Днепропетровск к этому времени был оккупирован гитлеровцами.

Адреса моих писем были различны: Москва, Воронежская область, места, где жили мои многочисленные родственники. Никогда за всю жизнь я не писал столько писем, как в дни, проведенные в Харькове.

В штабе фронта к тому времени был организован отдел по розыску семей командного состава. И туда я тоже написал запрос.

Каждый день кто-то из командного состава дивизии получал назначение, и я провожал друзей, понимая, что вряд ли наши военные дороги сойдутся и я вновь увижу дорогие лица.

Вскоре уехал Иосиф Иосифович Самсоненко, его назначили начальником артиллерии другого соединения. Без него мы будто осиротели. Проведешь с человеком неделю под огнем, узнаешь его, и он тебе за брата, а тут почти четыре месяца неразлучны! Причем каких четыре месяца! Бывали дни, каждый из которых стоил целого года. Когда эти дни встают в памяти, удивляешься, неужели это было наяву, а не во сне, и было не с кем-то другим, а с тобой?

На фронт, в другое соединение, лежала дорога и начальника дивизионной разведки капитана Никифора Зиновьевича Трунова. Иван Макарович Шадский, из которого слезу под пыткой не выбьешь, при расставании смущенно отворачивался: его глаза были влажными.

Командиры полков Михаил Иванович Головин и Николай Савельевич Кобжев старались быть бодрыми и веселыми. Чисто выбритые, в новеньких гимнастерках, перетянутые скрипучими ремнями, они словно собрались на парад. Но и в их веселых словах тоже звучали грустные нотки.

В те дни часто, оставаясь один на один со своими мыслями, перебирал в памяти события этих военных месяцев, анализировал действия штаба и свои, как его начальника. Собственный суд — нелицеприятный, тут уж не перед кем хитрить, разве лишь перед собственной совестью. Вывели мы из окружения немногим более 500 человек, столько же примерно пробилось в составе других групп. Это все, что осталось. К первому же бою дивизия насчитывала 17000 человек. И я спрашивал себя: все ли мы, командиры, сделали для того, чтобы сохранить личный состав соединения? Конечно, война есть война, и от смерти никуда не уйдешь. И все же от распорядительности командира и штаба, от их умения организовать бой на основе глубокого знания обстановки зависит многое.