Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая

• Название: Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая
• Автор: Ульяна Соболева
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

Пока не решил, что к ней больше не прикоснется никто. Я был на обряде венчания, среди ликующей толпы, бросающей ей под ноги цветы и скандирующей её имя. Меиды сопровождали праздничный кортеж. Смотрел, как она идет об руку с ним, и подыхал от отчаяния, в то же время предвкушая, как очень скоро разрушу её жизнь одним взмахом меча.

С каким наслаждением я вонзил клинок в сердце рыжеволосого ублюдка, который назвал мою женщину своей, а потом аккуратно отрезал ему голову, зная какая участь ждет её теперь. Почти такая же, как и моя. Добро пожаловать в мой адский мир, девочка с кровавыми волосами и глазами цвета моря. В мир отвергнутых обществом уродов. С твоей красотой — это хуже смерти. Похоронена заживо в прекрасном теле, которого никто и никогда не коснется. Мы с тобой теперь оба — смерть во плоти. Только я страшен, как Ад, а ты прекрасна, как Рай.

И сейчас я вез Одейю в свои земли, чтобы начать обратный отсчет с того момента, как она станет моей, до момента, когда больше не будет мне нужна, и я убью ее.

Трусливый Фарго Дас Ангро совершит обряд венчания, либо я заставлю его сожрать собственные кишки или скормлю их его страже.

В печали и в радости, в болезни и старости, в жизни и смерти! Пока не закопаю живьем. Нет! Не так! Пока не заставлю Ода Первого закопать собственную дочь. Я даже представлял себе, как комья грязи сыплются на ее фарфоровую кожу, как она кричит и умоляет меня не убивать, как тянет ко мне руки…те самые руки, которыми зарывалась в мои волосы, ероша их длинными тонкими пальцами.

ГЛАВА 6. ОДЕЙЯ

Я никогда не видела столько смерти. Даже после, когда она будет идти за мной по пятам, не забуду этот жуткий день моего прибытия в Валлас. Адскую дорогу через Долину пешком. Дорогу прозрения. Так я ее назвала. Потому что только сейчас я увидела, кто и чего стоит на самом деле, как человек меняется за какие-то часы до неузнаваемости.

Нас вели через снежную пустыню, прикованных друг к другу цепью, продетой через кольца в железных ошейниках, и в толстых браслетах на лодыжках и запястьях. Как свору ободранных собак. Конец цепи был намотан на мощную железную петлю у седла всадника в черной маске, назвавшегося Рейном Дас Даалом. Кроме слухов, которыми обросло это имя, история повергнутого велеара Валласа была не более, чем страшная сказка. Отец выиграл бой с неверными псами, грозившими захватить Лассар, он подарил свободу жителям Северных земель. Он объединил два королевства и восстановил мир.

Никто из семьи велеара не выжил. Безголовым призраком мертвого правителя стращали детей и рассказывали небылицы, в которые верили простолюдины и осеняли себя звездой, когда речь заходила об Альмире Даале, продавшем душу Саанану, поклонявшемся гайларам и пожиравшем младенцев в полнолуние. Мятежный меид не более, чем самозванец. Отец сжег племя валлаского узурпатора на глазах своих воинов. А я не верила в восставших мертвецов. Я тогда мало во что верила… и моя вера медленно выворачивалась наизнанку с каждой минутой этого адского плена.

Когда самозванец пришпоривал коня сильнее, нам приходилось бежать, задыхаясь и спотыкаясь, проваливаясь в сугробы. Два часа, как два столетия. Людей пугает жара и засуха, но нет ничего страшнее снега и льда. Холода, пробирающего до костей, и жажды. Мучительной и иссушающей. Вокруг мерзлая вода, а ты не можешь ее испить, потому что тебе не дают, и в воздухе свистит хлыст или меч, наказывая каждого, кто смеет зачерпнуть снег, превращая наш путь до замка Адвер в адскую пытку.

Я не смотрела под ноги, где волочились обрубленные конечности тех, кто упал по дороге, не выдержав страшной нагрузки и леденящего холода. Их не поднимали и не щадили, отрезали от остальных в полном смысле этого слова, не теряя время на то, чтобы снять железные браслеты с ног и рук. Обрубали под дикие вопли несчастных, которых оставляли умирать на дороге и истекать кровью. Когда они проделали это в первый раз, меня стошнило на снег. Потом я уже старалась не смотреть и не думать ни о чем. Только выжить и дойти в город. Мне почему-то казалось, что там все будет иначе, что там — войско Аниса, и они отобьют нас у проклятых черных шакалов, которые посмели напасть на отряд своей велеарии.

Никогда до этого я не задумывалась о том, что же на самом деле значит предательство. Я видела иные ценности, я выросла с иными представлениями о чести. Пусть я не молилась Иллину и не приняла постриг, но я с трепетом относилась к тем, кто верил.

От усталости рябило перед глазами, а туфли стерлись и промокли, и я уже не чувствовала пальцев от дикого холода. Моран поддерживала меня под локоть, когда я спотыкалась. Она растирала мне руки и иногда сыпала снег за ошейник, облегчая боль от трения. Мне казалось, кожа под ним вздулась волдырями и, когда его снимут, она облезет струпьями.

— Попросите, он пощадит вас, даст вам коня. Он же предлагал! Зачем вы отказались? Мне невыносимо видеть ваши мучения!

— Просить? Его? Я лучше сдохну, чем попрошу о чем-то этого проклятого ублюдка.

— Вы женщина. Всего лишь слабая женщина, попавшая в плен. Кто посмеет вас осудить?

— Я воин. Чем я лучше моих солдат? Они идут, и я буду идти. Они умрут, и я умру. Ты же не просишь лошадь для себя, несмотря на то, что тебя не сковали.

— Я из Валласа, моя Деса. Они принимают меня за свою.

— А я лассарская велеария, и я повела свой отряд в эту ловушку, а значит, я разделю участь моего войска.

Моран тяжело вздохнула и снова насыпала мне снег за ошейник, утихомиривая боль.

Бесконечное шествие смерти следом за ее приспешником. Он даже не оборачивался на пленников, а только дергал иногда цепь, чтобы заставить нас идти быстрее, и, самое страшное, ему было наплевать, сколько из нас дойдут туда живыми. Моих солдат становилось все меньше, они умирали жуткой смертью у меня на глазах, и я ничем не могла им помочь. Дас Ангро скулил и стонал, как побитая собака, и иногда мне хотелось придушить его лично, чтобы заткнулся. Как быстро меняются ценности, как быстро верность рассыпается в прах под тяжестью животного ужаса и банального эгоизма. Тот, кто проклинал самозванца всего лишь пару часов назад, сейчас готов был стелиться у его ног лишь бы выжить, и я содрогалась от омерзения. И этого человека дали мне в наставники, оберегать мою душу от зла и соблазнов, а он готов был предать своего Иллина за глоток воды.

Фао умолял Меида дать ему лошадь, обещал красное золото и вечные молитвы за душу этого Саананского отродья. Когда он в очередной раз заорал имя самозванца, взывая к нему в мольбах, я схватила его за руку. Он взвыл, когда кожа задымилась под моими пальцами и тут же покрылась волдырями от ожогов.

— Если вы не заткнетесь, я лично вас прикончу! Я выжгу вам глаза! Молитесь за тех, кто остался на дороге! Не позорьте имя вашего велеара!

— Они уже мертвы! Им не нужны мои молитвы!

— Вы — лассарский астрель! И, если вам суждено умереть здесь, вы умрете с честью!

— Я молод! Я жить хочу!

— Я бы казнила вас лично за трусость! Вы омерзительны!

Он отпрянул, выдернув обожжённую руку, заливаясь слезами от боли. Но заткнулся. Перестал умолять и унизительно звать меида по имени. Гнусное пресмыкающееся, которое должно было молиться за души убитых и растерзанных этим садистом в маске, а не вымаливать для себя пощады. Только меид вдруг остановился и повернулся к астрелю.

— Говоришь, будешь молиться за меня, астрель? А если я прикажу отрубить тебе голову, тоже помолишься?

Меид выдернул меч из ножен, и астрель упал на колени, протягивая к самозванцу дрожащие руки.

— Пощадите!

— Зачем? Ты устал, падаешь с ног, задерживаешь отряд. Ты мне не нужен.

— Я не простой смертный. Я — астрель, я могу вымолить у Иллина благосклонность для вас, мой Дас! Я избранный!

— Кем? Одом Первым? Людьми?

— Самим Иллином. Он отметил меня при рождении, и я посвятил ему жизнь!

— Неужели? А разве в астрели не продают младшего сына обедневшего высокородного Даса, если тот не может прокормить семью и платить ежегодный взнос в казну Храма? Разве не продают его в обмен на прощение за неуплату пожертвований? Разве Периан Дас Ангро не задолжал за двадцать лет и не отдал своего единственного сына в услужение Данату, потому что обеднел настолько, что даже не мог прокормить своих псов и лошадей?

— Пощадите! На мне знак Иллина, и я буду молиться о вашей душе.

— Молиться о том, чтобы я вырезал твоих соотечественников, разорял ваши города и деревни и шел по их трупам к трону без единой царапины? Лжешь, и я отрежу тебе за это язык.

Глаза под маской сверкнули предвкушением, а я пожелала ему трижды сдохнуть и ослепнуть. Им обоим!

— Да! Молиться за вас. Каждый день и каждую ночь!

Меид, казалось, раздумывает. Потом сунул меч в ножны.

— Твои молитвы моей душе уже не помогут, но кое-что ты для меня сможешь сделать.

— Что угодно, мой Дас. Что угодно — только дайте мне лошадь и воды!