Исай Лукодьянов - Плеск звездных морей (Журнальный вариант)

• Название: Плеск звездных морей (Журнальный вариант)
• Автор: Исай Лукодьянов
• Издательство: Журнал «Искатель», №№ 4-5
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1969

Этот роман рассказывает о земных и космических странствиях пилота-космонавта Улисса Дружинина в романтическом мире такого прекрасного и такого несбыточного будущего…

Люди строят на Венере города под куполами и осваивают другие близкие планеты Солнечной системы, ибо Земле грозит перенаселение, но «плеск звездных морей» зовет их все дальше — в Большой Космос…

Отдаляясь и отделяясь от родной планеты, останется ли человечество прежним, или же ему неминуемо суждено измениться?

Журнал «Искатель», 1969 год, №№ 4-5.

---

— К вашему сведению, молодой человек, для одиннадцати лет прохождения сигнала три метрические секунды выпадают из допусков на точность совпадения земного и сапиенского календарей.

— Возможно, — согласился Феликс. — Но следующая передача пришла еще быстрее. Вот ее номер и величина опережения. И дальше — по нарастающей. Последняя передача пришла на два часа раньше расчетного времени. Здесь закономерность… Вот номер передачи, отправленной вами двадцать два года назад, — восемнадцать тридцать девять. Ответ на нее придет завтра. С опережением на двадцать шесть суток.

Дед откинулся на спинку кресла, его сухонькие руки с коричневыми пятнами лежали на столе.

— Чепуха, — сказал он.

Теперь заговорил отец Робина, Анатолий Греков:

— Мы, конечно, давно заметили некоторое ускорение прохождения ответных сигналов. Но закономерности, Феликс, здесь нет, потому что экстраполяция с неизбежностью упрется в предел, именуемый скоростью света. Даже если на Сапиене мгновенно расшифровали нашу передачу и мгновенно составили и закодировали ответ, если бы даже они не затратили на это ни одной секунды, то и тогда опережение — это легко подсчитать — не может быть более двенадцати суток. Твоя экстраполяция некорректна.

Феликс сунул свой график в карман.

— И все-таки, — тихо сказал он, — ответ на «восемнадцать тридцать девять» придет завтра.

Дед поднялся, уперся кулаком в стол.

— Я знавал покойного Петра Николаевича Платонова, — объявил он. — Прекрасный был математик. Но — с заскоками. Его уравнение, на которое вы тут ссылались, — заскок. Оно не удовлетворяет элементарным требованиям логики.

— Но Платонов предложил принципиально новую систему отсчета, — сказал Феликс с какой-то затаенной тоской в голосе. — Почему вы не хотите это понять?

— Потому что, молодой человек, его система противоречит фактору зависимости «время — пространство».

— Нет. Это противоречие кажущееся.

Дед грозно засопел.

* * *

Утром Робин замолвил за меня словечко, и Дед разрешил мне войти в святая святых — аппаратную узла связи. Я должен был тишайше сидеть в уголочке, пока не окончится сеанс. Сегодня они проводили очередную передачу туда. Всезнающий Робин шепотом сказал мне, что в прошлый раз был принят сигнал с Сапиены, расшифрованный как просьба сообщить способ добывания огня механическим путем. Для чего это им — неизвестно, но раз спрашивают, затрачивая на передачу огромную энергию, значит, для них это не пустяк. Ну вот, составили ответную информацию — в нее входили конструкции старинной зажигалки и рецепт пирофорного стержня.

Эта информация и передавалась сейчас. Я смотрел на контрольный экран с клеточной мозаикой. Похоже на вышивку крестиком по канве — я видел это в музее искусств. Давным-давно, когда еще не знали электричества, любая женщина была знакома с двоичным кодом: фон-сетка, информация — есть крестик или нет крестика. Так и цветочки вышивали, и птичек, и лошадок. Теперь шло — да простится мне такая аналогия — «вышивание крестиком» на расстояние одиннадцати световых лет. Высветилась клеточка — импульс, темно — нет импульса. Информация бежала по строчкам, как вышивка по канве. А там, вверху, импульсы срывались с антенны и неслись в страшную даль, в Пространство. И через одиннадцать лет их примут на Сапиене и начнут расшифровывать, и неизвестно, поймут ли и смогут ли использовать.

Я мысленно унесся вслед за этими импульсами. Все чаще, все упорнее преследует меня видение: я ухожу в межзвездный рейс, мчусь на субсветовой сквозь черную бездну, где путь то искривляется в чудовищных полях гравитации, то трансформируется в силовых полях. И страшно и желанно…

Экран погас, передача кончалась. Дед записал что-то в журнал, потом заходил по комнате, вид у него был довольный, сухонькие руки он закинул за спину. Только теперь я заметил, что он чуть тянет правую ногу.

— Вот так, — сказал Дед. — И никак иначе. Мы первые послали информацию практической ценности.

Тут вошел Феликс. Я знал, что он весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро провел в вычислительном центре.

— Я еще раз пересчитал и проверил, — сказал он. — Передача с Сапиены начнется в одиннадцать двадцать пять.

Дед насупился. Греков-отец поспешно сказал:

— Даже если передача действительно начнется до срока, ее запишет приемный автомат. — Он посмотрел на часы. — Без десяти одиннадцать. В конце концов можно и подождать полчасика.

Дед даже не пожелал разговаривать на эту тему, сердито махнул рукой и покинул аппаратную. Я предложил Феликсу партию в шахматы. Играл он плохо, почти не думая, отдавал мне пешку за пешкой и упорно стремился к размену фигур — пока у него не остались два коня против моих слонов. И вот тут он начал так здорово маневрировать своими конями, что мне стало трудно реализовать материальный перевес. Кони наскакивали на моего короля, я надолго задумался и не сразу заметил, что по аппаратной прошло какое-то движение. А когда поднял глаза от доски, то увидел: все кинулись к экрану.

Было одиннадцать двадцать с секундами. По верхней строчке экрана пробежала тень, перешла строчкой ниже, и еще, и еще, до последней клетки. А потом начали выстраиваться на первый взгляд беспорядочно разбросанные темные пятна — следы импульсов, ложившихся где-то за панелью на приемную ленту.

— Восемнадцать тридцать девять, — потерянным голосом сказал оператор, сверхсерьезный малый.

— Проверь по коду, — сказал Греков.

— Я хорошо помню. — Но все же оператор проверил и подтвердил, что Саниена дает номер восемнадцать тридцать девять — иначе говоря, отвечает на нашу передачу под тем же номером, отправленным двадцать два года назад.

Греков вызвал по видеофону Деда. Тот пришел, молча уселся в кресло, уставился на экран. Передача шла около часа, понять мы в ней, конечно, ничего не могли — еще немалое время займет расшифровка, но главное было понятно: сигналы с Сапиены пришли, обогнав время. Пришли быстрее света…

В конце передачи снова был повторен номер — восемнадцать тридцать девять. Экран потух, Я взглянул на Деда. Он сидел неподвижно, вжавшись в кресло, сухонькие руки вцепились в подлокотники.

А Феликс вроде уже потерял интерес к передаче. Он снова уселся за незаконченную шахматную партию, запустил пальцы в свои вихры. Потом взялся за коня, подержал над доской, со стуком поставил.

Этот слабый звук вывел нас из оцепенения.

— Да-а, — сказал негромко Анатолий Греков. — Не поверил бы, если б сам не видел.

— Что же получается? — спросил я. — Они перешагнули световой порог?

— Нет, — сказал Феликс, — Здесь другое. Я же говорил о временном сдвиге. Твой ход, — напомнил он мне.

* * *

Пришел рейсовый с Венеры и привез комиссию Стэффорда. В селеногорских коридорах гудели голоса, бегали озабоченные люди, прошествовал Баумгартен со своим старомодным набитым чемоданом. Он кивнул мне, но, кажется, не узнал. Стэффорд засел на узле связи и вел радиоразговор с кем-то из Совета перспективного планирования.

Робин был уже на корабле, проверял вместе с космодромными механиками готовность систем к полету. А я все еще медлил, крутился у входа в столовую. Наконец я увидел того, кто был мне нужен.

Том Холидэй вышел из столовой, дожевывая на ходу. Он торопился куда-то, но все же я шагнул навстречу и поздоровался.

— Здравствуй, Улисс, — сказал он так, будто мы виделись последний раз не два года назад, а вчера. — Как поживаешь? Ты повезешь нас на Землю? Слышал, диспетчер называл твою фамилию. Старт в двенадцать?

— Да. Хочу спросить, старший… Как там мои родители?

— У них все в порядке.

Не хотелось лезть с назойливыми расспросами, но все же я продолжал, запинаясь и подыскивая слова:

— Удалось выяснить, почему тогда… ну, я про тот случай с Тудором…

— Случай с Тудором? Есть несколько разных предположений. Похоже, что он действительно не слышал меня. Но это не физическая глухота.

— А что же?

Холидэй пожал плечами.

— У них очень быстро развивается менто-обмен, — сказал он и ушел, оставив меня в полном недоумении.

И вот мы летим. Наш грузовик забит багажом комиссии Стэффорда. В пассажирском салоне витийствует Баумгартен, и продолжают недоступный мне математический разговор Анатолий Греков и Феликс, и молча лежит в кресле, прикрыв глаза, Том Холидэй.

Мои мысли беспорядочны, скачкообразны. Я пытаюсь выстроить их с начала, с нуля — нет, не удается. Тревога. Она не только во мне. Она в наклоне головы Робина, сидящего справа. Она в мерцании далеких звезд. Она в покачивании указателей тяги. В каждом уголке рубки.

Никак не могу додумать до конца какую-то важную мысль.

И вдруг…

Робин поворачивается ко мне, и я вижу, как начинают шевелиться его губы.