Константин ЛеонтьевЛеонтьев - Избранные письма. 1854-1891

• Название: Избранные письма. 1854-1891
• Автор: Константин ЛеонтьевЛеонтьев
• Издательство: Пушкинский фонд
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1993
• ISBN: 5-87180-018-3

К.Н. Леонтьев (1831–1891) — поэт-философ и более лирик, чем философ. Тщетно требовать от него бестрепетного объективизма. Все, что он создал ценного, теснейшим образом связано с тем, что было — в его личных чувствах, в его судьбе, как факт его действительной жизни. Этим жизнь Леонтьева и его письма и ценны нам. Публикуемые в данном издании письма и есть «авторское» повествование о жизни.

---

Поэтому я до лета же не могу назначить и для Лизаветы Павловны с Варей окончательного места жительства. Сюда на зиму брать их невозможно. Я и сам еще никак не устроился со своим одиноким хозяйством, где же мне без опытных помощников еще другой тут дом заводить!

По видимости, у меня здесь на себя одного выходит денег до сих пор много меньше, чем в Оптиной, но, повторяю, что надо всю зиму прожить одному, чтоб понять ясно свое положение.

Куда же их деть до лета? Лизавета Павловна и слышать не хочет оставаться в Козельске, а Варю муж и свекор не желали бы там оставлять. Варя ездила в Шамордино советоваться к батюшке за несколько дней до кончины его, и он посоветовал отвезти Лизавету Павловну пока к тебе, чтобы она не так скучала и волновалась. А там, позднее, что Бог даст.

Я надеюсь, что и ты не откажешься исполнить мою просьбу, вдобавок освященную предсмертным благословением великого нашего старца. Я позволил себе, не спрашивая у тебя позволения, распорядиться, чтобы в конце октября или в начале ноября ее привезли к тебе и назначаю на ее содержание 25 р(ублей) с(еребром) в месяц, которые передаст тебе Варя. И сверх того 5 р(ублей) с(еребром) тебе же в руки для каких-нибудь ее утешений или мелких и нужных покупок (сверх 30 р(ублей) с(еребром) я эти месяцы даже и на ботинки или перчатки ее давать не в силах ни рубля, а 30 р(ублей) могу каждый месяц). Ей самой разом в руки больше 1р(убля) не давай, а то она тихонько возьмет билет 3-го класса и приедет ко мне. Это ужасно!

По существу дела если говорить, то моя мечта состоит в том, чтобы вы с сестрой взяли бы ее совсем на ваше попечение до моей смерти, и чтобы она жила то у тебя, то у Маши, и чтобы только изредка ее привозил кто-нибудь ко мне для краткого свидания. А с меня, кроме денег, никакого участия не требовать.

Сам же я и на гостинице начал вести жизнь все более и более монашескую и не особенно горюю даже и об том, что Вари около меня не будет. (…)

Публикуется по автографу (ГЛМ).

244. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ. 17 октября 1891 г., Сергиев Посад

Милый друг, Анатолий Александрович! Весть о кончине от. Амвросия не застала меня врасплох: я давно уже приучил мою мысль к этой утрате. Он был слишком уже слаб, чтобы можно было надеяться на продолжение его жизни. Разумеется, ни один духовник уже не может мне заменить его. Будем так доживать наш грешный век! (…)

Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С. 121–122.

245. В. В. РОЗАНОВУ. 18 октября 1891 г., Сергиев Посад

(…) В жизни моей теперь крутая перемена или, вернее, несколько перемен в зависимости одна от другой. Главное то, что я, так сказать, разрушаю теперь свой домашний, семейный строй, крепко сложившийся за последние 11 лет, и в ожидании возможности поступить куда-нибудь в ограду поселяюсь пока здесь один, в некоторого рода «безмолвии». «Безмолвие» по-монашенски не значит «молчание», это значит более или менее беззаботное, беспопечительное одиночество, разумеется, с постом и молитвой. И древние отцы различали два главных рода иночества — послушание (в общине) и безмолвие (одиночество). (…)

Страхова статью[918] (о Л. Толстом) прочел с негодованием, отвращением и бешенством! Какая хитрая, подлая статья; и, с другой стороны — какая рабская преданность Толстому!..

Я так был взбешен этой статьею, что хоть сейчас возражать, и возражать грубо, беспощадно и т. д.

Но, разумеется, писать не стал. Я никогда полемикой с отдельными лицами не занимался, а теперь и тем более мне не до нее, когда я только и думаю о том, как бы поскорее расплатиться с некоторыми (старыми) долгами[919]и вовсе перестать писать. (…)

Рядом с полнейшим согласием у нас с Вами есть непостижимые недоразумения… Так, например, для Вас лица Достоевского просты и естественны. А для меня они почти все отвратительно изломаны. А вот именно Вронский-то для меня прост и естествен, всех изломаннее в «Анне Карениной» это Левин. Одно это «искание» меня бесит… «Искатели» должны быть редки и велики умом. И тогда они стоят внимания. Так и было в старину, а теперь этих вредных искателей, как собак, и кроме ненужных страданий и вреда от этого ничего не выходит. Что касается (Вы пишете) иностранного принца, в котором Вронский увидал в увеличенном виде свои же черты и сказал: «Неужто и я такая глупая говядина!»— то это со стороны Толстого гениальный взмах кисти, но со стороны Вронского просто ошибка, от тяжелого собственного настроения. И принц, и он сам — здоровые, крепкие, светские люди — и прекрасно. А что мы, кабинетные или вообще «штатские» люди, не таковы, нам же хуже. Кстати, скажите: который из двух героев романа «Анна Каренина» в случае религиозного переворота стал бы — просто православным, ездил бы к от. Амвросию или даже стал бы примерным монахом? Конечно, Вронский, а не несносный этот Левин (такой же противный лично, как сам Лев Николаевич).

Постарайтесь приехать…

Умру — тогда скажете: «Ах, зачем я его не послушал и к нему не съездил!»

Смотрите!.. Есть вещи, которые я только Вам могу передать. (…)

Впервые опубликовано в журнале: «Русский вестник». 1903. Июнь. С 428–432.

246. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ. 22 октября 1891 г., Сергиев Посад

Дорогой Анатолий Александрович! Нельзя ли как-нибудь достать для меня подлинник ужасного реферата Вл(адимира) Серг(еевича) Соловьева[920]?! Читаю в «Моск(овских) Вед(омостях) и глазам своим все не хочу верить! Неужели? Неужели? Так все прямо и дерзко — в России 90-х годов?! И ни у кого не найдется силы как следует ответить![921]

Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб, 1911. С. 122.

247. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ. 23 октября 1891 г., Сергиев Посад

(…) Об реферате Соловьева не беспокойтесь больше. Вчера узнал, что он будет напечатан в «Вопросах философии и психологии

Эта история меня сильно поразила и огорчила!..

Все мы (и я прежде всех!) бессильны, и нет у православия истинно хороших защитников. Юрий Николаевич[922] (спаси его Господи!) бьется почти что один. Но и его возражения очень недостаточны.

Неужели же нет никаких надежд на долгое и глубокое возрождение Истины и Веры в несчастной (и подлой!) России нашей?.. Не знаю, что и подумать, и чрезвычайно скорблю!..

Возражать сам, по многим и важным причинам, не могу. Перетерлись, видно, «струны» мои от долготерпения — и без своевременной поддержки… Хочу поднять крылья — и не могу! Дух отошел! Но с самим Соловьевым я после этого ничего и общего не хочу иметь… Жду только прочесть реферат, чтобы написать это ему.

И ни от кого другого не жду такого возражения, какое нужно!

А нужно вот какую постановку — прямую:

1) Да, забота о личном спасении души есть трансцендентный эгоизм, но кто верит в Евангелие и Св. Троицу, тот и должен прежде всего об этом заботиться. Альтруизм же «приложится» сам собою.

2) Личный альтруизм может смягчить и сделать сносными самые суровые учреждения (мы глазами, а не по слухам, видали на крепостном праве при Николае Павловиче[923]), смягчить настолько, насколько нужно, ибо излишние смягчения массам не полезны, даже и с христианской точки зрения: усиливает гордость.

3) Правда, что неверующие люди сделали гораздо

больше не для ощутимого благоденствия (это еще вопрос), а для уравнительного прогресса, чем верующие. Но тот, кто верует, поймет из этого не то, что хочет понять негодяй Соловьев, а то, что сам прогресс нехорош… и что до него, в сущности, христианству дела нет. Оно может только допускать его как неизбежность и в житейской практике мириться с ним, пока он (прогресс) не идет противу

Церкви открыто. И только.

Прочтите это Юрию Николаевичу. Я уверен, что он согласится с этим, но уверен также, что так, «ребром», он не решится поставить вопрос печатно.

А то, что Александр II[924], Ростовцев[925], Милютин[926], Самарин[927] и др. не были «безбожниками»— это возражение в высшей степени невыгодное. Во-первых, в степени церковности этих деятелей позволительно сомневаться. Думаю, что большинство их было одинаково далеко и от «безверия», и от истинно-церковного христианства. Они были все именно «умеренные либералы»: не отвергали и не руководились, не подчинялись. Самарин позволил себе напечатать, что есть «нравственные атеисты», которые ближе к Богу, чем многие «благородные», «высокопреподобные» и т. п. Вот их (славянофилов) церковность! Ни от. Амвросий, ни Филарет или Никанор, ни Тихон Задонский[928] этого бы не сказали. Моей племяннице, Марье Владимировне, просившей у от. Амвросия разрешения молиться за отца (который, умирая, торжественно отказался принять священника), старец дал особую молитву, где испрашивается пощада у Бога в том, что она по личному чувству дерзает за безбожника молиться… (…)

Господи! Зачем вы все так осторожны? Уж не «практичность» ли какая-нибудь? Смотрите, пересолить недолго. Есть всему время; иной раз и эта кажущаяся «практичность» бывает в высшей степени непрактична.