Густав Хэсфорд - Старики и бледный Блупер

• Название: Старики и бледный Блупер
• Автор: Густав Хэсфорд
• Жанр: О войне
• Год: 1990

Американский роман с элементами автобиографии. Написан в 1979 году Густавом Хэсфордом (1947–1993), ветераном морской пехоты США, по своим воспоминаниям о Вьетнамской войне. Экранизирован в 1987 году Стенли Кубриком и Майклом Герром под названием «Цельнометаллическая оболочка». В 1990 году вышло продолжение романа — сиквел «Бледный Блупер» (The Phantom Blooper) о «предателе» с гранатомётом M79. Планировалась и третья часть (трилогия), однако автор умер вскоре после завершения второй.

---

Молчу в ответ.

Капитан Январь глядит на Стропилу.

— А это кто такой? Докладывай, морпех.

Стропила заикается, никак не может доложить.

Отвечаю за него:

— Это младший капрал Комптон, сэр. Салага из фото.

— Образцово. Добро пожаловать на борт, морпех. Джокер, этой ночью можешь здесь носом посопеть, а с утра направляйся в Хюэ. Завтра Уолтер Кронкайт [69]приезжает, и дел у нас будет много. Чили-На-Дом и Дейтона мне тут понадобятся. Но твое задание тоже важное. Генерал Моторс насчет него мне лично позвонил. Нам нужны хорошие, четкие фотографии. И мощные подписи к ним. Привези мне снимки мирных жителей из аборигенов, и чтобы они там были после казни, с руками, завязанными за спиной, ну, ты знаешь — заживо похороненные, священники с перерезанными глотками, младенцы убиенные. Хорошие отчеты о потерях противника привези. И не забудь соотношение убитых прикинуть. И вот что еще, Джокер…

— Что, сэр?

— Никаких фотографий с голыми. Только если изувеченные, тогда можно.

— Есть сэр.

— И еще, Джокер…

— Что, сэр?

— Постригись.

— Есть, сэр.

Когда Мистер Откат отпускает руку от своей маленькой серебряной машинки, капитан Январь восклицает: «Три дома! Три дома! Стоянка, рас-так-так! Это… Восемьдесят долларов!»

Мистер Откат выкладывает все деньги, что у него есть. «Я банкрот, капитан. Должен Вам семь баксов».

С говножадной улыбкой на лице капитан Январь сгребает чеки.

— Не врубаешься ты, как дела делаются, Мистер Откат. Вот были бы у нас в морской пехоте деловые генералы, эта война бы уже закончилась. Секрет победы в этой войне — пиар. Гарри С. Трумэн сказал как-то, что у морской пехоты машина пропаганды почти как у Сталина. Он прав был. Первая жертва войны — правда. Корреспонденты — более действенная сила, чем хряки. Хряки всего лишь убивают противника. А главное — это то, что мы напишем и как сфотографируем. Согласен, историю можно творить кровью и железом, но пишут ее чернилами. Хряки — мастера представления устраивать, но именно мы делаем из них тех, кто они есть. Нижестоящие виды войск любят прикалываться над тем, что каждый взвод морской пехоты идет в бой в сопровождении взвода фотографов-морпехов. Так точно. Морпехи более стойки в бою, потому что легенды, на которые они равняются, у них величественнее.

Капитан Январь шлепает рукой по большому мешку, который лежит на полу возле стола.

— А вот законченный продукт нашей индустрии. Моя жена любит проявлять интерес к моей работе. Сувенир попросила прислать. Я решил ей гука отправить.

У Стропилы на лице появляется такое странное выражение, что я отворачиваюсь, чтобы не расхохотаться.

— Сэр?

— Что, сержант?

— А где Топ[70]?

— Первому отпуск без выезда из страны дали, в Дананге он. Повидаетесь, когда из Хюэ вернешься.

Капитан Январь смотрит на наручные часы. «Семнадцать ноль-ноль. Хавать пора».

По пути на хавку мы со Стропилой заходим за Чили-На-Дом с Дейтоной Дейвом и Мистером Откатом в хибару рядового и сержантского состава информбюро. Я даю Стропиле повседневную куртку с пришлепанными тут и там нашивками 101-й воздушно-десантной дивизии. На моей армейской куртке — знаки 1-й воздушно-кавалерийской. Я выбираю два потрепанных комплекта армейских петлиц, и мы нацепляем их.

Теперь у нас новые звания — мы специалисты 5-го класса, армейские сержанты. Чили-На-Дом с Дейтоной Дейвом и Мистер Откат превратились в обычных сержантов 9-й пехотной дивизии.

Мы идем хавать в армейскую столовку. У армейских еда правильная. Торты, ростбифы, мороженное, шоколадное молоко — сплошь одно добро. В нашей собственной столовке дают «Кул-Эйд» и «какашки на фанерке» — ломтики жареной говядины на тостах, а на десерт — арахисовое масло и бутерброды с мармеладом.

— Когда Топ обратно будет?

Чили-На-Дом отвечает: «Может, завтра. Январь опять твоим воспитанием занялся?»

Киваю.

— Служака поганый. Чокнутый он. Просто спятил на хер. С каждым днем все ненормальнее. Дошел уж до того, что жене в подарок решил вьетнамского жмура послать.

Дейтона говорит:

— Именно так. Но Топ ведь тоже из служак.

— Но Топ-то хоть достойный человек. Я что имею в виду: пускай Мудня ему как дом родной, нас вон заставляет свое дело делать, но он хоть всякими играми в Микки Мауса не достает. Он, когда может, собакам халявы отпускает. Нет, Топ — не служака, он профессиональный морпех. Служаки — это такая порода особая. Служака — это когда человек злоупотребляет властью, которой обладать не достоин. И на гражданке таких полно.

Сержант, начальник армейской столовки с большой сигарой во рту, решает провести выборочную проверку наших документов.

Сержант, начальник армейской столовки с большой сигарой во рту, забирает у нас из рук блестящие столовские подносы и вышвыривает нас из своей столовки.

Мы отступаем в морпеховскую столовку, где едим какашки на фанерке, пьем теплый как моча «Кул-Эйд» и болтаем о том, что армейские могли бы и дать нам засувенирить чего там у них осталось, потому что морской пехоте все равно только объедки всегда и достаются.

После хавки возвращаемся в нашу хибару, играя по пути в догонялки. Запыхавшись и продолжая смеяться, останавливаемся на минутку, чтобы опустить зеленые нейлоновые пончо, прибитые к хибаре снаружи. Ночью они будут удерживать свет внутри, а дождь — снаружи.

Валяемся на шконках и треплемся. На потолке шестидюймовыми печатными буквами красуется лозунг военных корреспондентов: «Всегда мы первыми идем, среди последних узнаем, и жизнь готовы положить за право правды не узнать».

Мистер Откат травит байки Стропиле: «Единственная разница между военной байкой и детской сказочкой состоит в том, что сказка начинается «Жили-были…», а байка начинается «Все это не херня». Ну так вот, слушай внимательно, салага, потому что все это не херня. Январь приказал мне играть с ним в «Монополию». С гребаного утра и до гребаного вечера. Каждый гребаный день недели. Подлей служаки человека нет. Они меня и так обувают, и этак, но я пока молчу. Ни слова им не говорю. Откат — п…ц всему, салага. Запомни это. Когда Люки-гуки долбят тебе в спину, а «Фантомы» хоронят их, сбрасывая бочки с напалмом — это и есть откат. Когда кладешь на человека, отдача будет — рано или поздно, но будет — только сильнее. Вся моя программа из-за служак похерена. Но откат их еще достанет, рано или поздно. Ради отката я все что хочешь сделаю».

Я смеюсь. «Откат, ты служак так не любишь, потому что сам такой».

Мистер Откат запаливает косяк. «Да ты больше всех с ними корешишься, Джокер. Служаки только с служаками и водятся».

— Никак нет. У меня столько операций, что служаки мне и слово сказать боятся.

— Операций? Чушь какая. — Мистер Откат поворачивается к Стропиле. — Джокер думает, что манда зеленая в деревне живет, дальше там по дороге. Он и в говне-то ни разу не был. Об этом так просто не расскажешь. Вот, помню, на «Хастингсе»[71]…

Чили-На-Дом прерывает его: «Откат, да не было тебя на операции «Хастингс». Тебя еще и в стране-то не было».

— А ну-ка хапни дерьмеца и сдохни, латино гребаный. Крыса. Был я там, парень. Прямо в говне вместе с хряками, парень. У этих мужиков — стержень, понял? Крутые типы. А побудешь в говне рядом с хряками, так побратаешься с ними раз и навсегда, понял?

Я фыркаю.

— Байки.

— Так, значит? Ты в стране сколько пробыл-то, Джокер? А? Сколько ти-ай у тебя? Сколько времени в стране, мать твою? А тридцать месяцев не хочешь, крыса? У меня уж тридцать месяцев в стране. Так что был я там, парень.

Я говорю:

— Стропила, не слушай ты всей этой хрени, что Мистер Откат несет. Иногда он думает, что это он Джон Уэйн.

— Так точно, — говорит Мистер Откат, — слушай Джокера, салага, слушай. Он знает ти-ти — всего ничего. А если чего нового и узнает, так только от меня. Сразу видно, что в говне он ни разу не был. Взора у него нет.

Стропила поднимает голову: «Нет чего?»

— Тысячеярдового взора. У морпеха он появляется, когда он слишком долго в говне пробудет. Ну, типа ты реально видел что-то… по ту сторону. У всех боевых морпехов появляется. И у тебя будет.

Стропила говорил: «Да ну?»

Мистер Откат пару раз пыхает косяком и передает его Чили-На-Дом.

— Давным-давно, когда я сам еще салагой был, я в бога не верил… — Мистер Откат вытаскивает из кармана рубашки зажигалку «Зиппо» и сует ее Стропиле. — Видишь? Тут написано: «БогБог! Мы с тобою заодно, понял?» — Мистер Откат хихикает. Такое впечатление, что он пытает навести взгляд на какой-то далекий предмет. — Да уж, в окопах атеистов не остается. Ты сам молиться начнешь.

Стропила глядит на меня, усмехается, отдает зажигалку Мистеру Откату. «У вас тут много чему научишься».

Я строгаю кусок доски от патронного ящика своим ножом для джунглей К-бар[72]. Вырезаю деревянный штык.