Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

• Название: Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
• Автор: Илья Ратьковский
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906880-57-4

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.

Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

---

6 июля 1918 г. в ответ на мученическую смерть захваченного красноармейским отрядом командира дроздовского полка М. А. Жебрака под Белой Глиной (согласно белым свидетельствам, был сожжен заживо), а также на смерть захваченных в плен других дроздовцев, командир 3-й дивизии Добровольческой армии М. Г. Дроздовский отдал после боя приказ расстрелять не менее 1000 взятых в плен красноармейцев. Прежде, чем успел вмешаться штаб командующего армией, были расстреляны несколько крупных партий большевиков. «На мельницу (куда сводили пленных) пришел Дроздовский. Он был спокоен, но мрачен. На земле внутри мельницы валялись массы потерянных винтовочных патронов. Там были всякие: и обыкновенные, и разрывные, и бронебойные. Дроздовский ходил между пленными, рассматривая их лица. Время от времени, когда чье-либо лицо ему особенно не нравилось, он поднимал с земли патрон и обращался к кому-нибудь из офицеров. «Вот этого – этим», – говорил он, подавая патрон и указывая на красного. Красный выводился вон, и его расстреливали. Когда это надоело, то оставшиеся были расстреляны все оптом»[478].

Расстрелы происходили в разных местах. Больные красноармейцы вытаскивались на улицу и немедленно расстреливались. Во дворе мельницы Пшивановых, по воспоминаниям очевидцев, расстреляли 125 человек, а на Ярмарочной площади красноармейцев массово уничтожали из пулемета[479].

Еще до приказа М. Г. Дроздовского на церковной площади по приговору военно-полевого суда были повешены «большевики». Эти виселицы видели возвращавшиеся с обсуждения приказа № 10 о чрезвычайных военных судах члены кубанского правительства. Приказ предусматривал различные наказания: от двух недель ареста до смертной казни. По идее авторов приказа (Л. И. Быч и другие), он «являлся канализацией мстительного чувства населения к прежним обидчикам и подчинял его юридическим нормам». На площади, в присутствии местного населения, были повешены два комиссара – уроженец Белой Глины Калайда и комиссар, руководивший обороной Песчанокопской. Но внесудебная практика расстрелов и повешений уже опережала приказ[480].

Всего за 3 дня только по приговору военно-полевого суда (роль прокурора исполнял поручик Зеленин) было расстреляно от 1500 до 2000 красноармейцев, захваченных в плен дроздовцами[481]. Впрочем, данная цифра, исходящая из белых источников, также не является окончательной. Расстреливали и рубили шашками не только пленных красноармейцев, но и местных жителей, включая 14-летних подростков. Поэтому вполне реальной является и большая цифра. Помимо расстрелов белое командование наложило на жителей села 2,5-миллионную контрибуцию.

Следует отметить, что это не был первый массовый расстрел дроздовцев в период Второго Кубанского похода. Незадолго до этих событий, после взятия Торговой, но до Белой Глины, произошел подобный случай, зафиксированный генералом И. Т. Беляевым: «Выйдя за ворота, я наткнулся на группу молодых офицеров, спешивших на станцию с винтовками в руках. Впереди шел сам Дроздовский в фуражке с белым околышем на затылке и с возбужденным видом заряжая винтовку на ходу…

– Куда вы? – спросил я с недоумением одного из догонявших офицеров.

– На станцию! – ответил он на ходу. – Там собрали пленных красноармейцев, будем их расстреливать, втягивать молодежь…

За ними бежала обезумевшая от горя старушка.

– Моего сына, – умоляла она. – отдайте мне моего сына!..»[482].

6 июля 1918 г. началось Ярославское восстание, организованное савинковским «Союзом защиты Родины и Свободы» против большевиков. Город две недели был под контролем восставших. В первый же день восстания были захвачены на своих городских квартирах и самосудно убиты председатель исполкома Ярославского городского совета Д. С. Закгейм и председатель Ярославского губисполкома и военный комиссар Ярославского военного округа С. М. Нахимсон. Среди убитых в городе были левый эсер Душин, члены губисполкома А. С. Шмидт, Зелинченко, М. М. Лютов и другие представители советской власти[483]. От 200 до 300 советских и партийных работников были арестованы и помещены на волжскую баржу. На 13-й день им удалось снять баржу с якоря и вывести баржу в расположение красных войск. К этому моменту в живых на барже насчитывалось 109 человек[484].

6 июля 1918 г. в Самару на пароходе доставлен арестованный в селе Усолье бывший комиссар милиции П. А. Кондаков. На Воскресенской площади, по приказу сопровождающего офицера – подпоручика Игнатьтева, его поставили к забору и расстреляли. Сначала стрелял конвой, затем несколько выстрелов в упор сделал офицер. Несмотря на присутствие многочисленных свидетелей расстрела, был составлен рапорт о расстреле при попытке к бегству. В качестве оправдания приводилась попытка передачи Кондакову записки. В этот же день чехами была расстреляна по обвинению в шпионаже в пользу красных 22-летняя Лепилина[485].

7 июля 1918 г. захвачен Белоцарск. В городе произведены аресты и расстрелы. Позднее, в 1926 г., в память бойцов, погибших за власть Советов, Белоцарск был переименован в Красный город (по-тувински – Кызыл).

Ночью 8 июля 1918 г. комендантом Самары В. Ребендой в подвале комендатуры произведен расстрел 6 человек. Расстрел производился в присутствии 48 других заключенных. Последним Ребенда после расстрела заявил, что вскоре с ними будет также[486].

9 июля 1918 г. Всероссийское правительство генерал-лейтенанта Д. Л. Хорвата издало распоряжение о движении карательных войск в Приникольский район для усмирения местного населения и отбора оружия. Несмотря на малочисленность, отряд применял самые решительные меры для наведения порядка и уже в первые дни сжег «пробольшевистскую» деревню Нижняя Девица. Приехавшие в Харбин участники событий «с увлечением рассказывают, как расправлялись победоносные харбинские спасители с непокорным населением и как отдавали на расправу наемным китайским солдатам захваченных большевиков; подлые харбинские реваншисты захлебывались от наслаждения»[487].

Позднее барон А. Будберг запишет 13 сентября 1918 г. в свой дневник: «Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленами («чтобы не убежали»); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых («чтобы мягче было лежать»). Хочется думать, что это только садистическое бахвальство и что, как не распущены наши белые большевики, все же они не могли дойти до таких невероятных гнусностей»[488].

9 июля 1918 г. чехословаки заняли с. Нижний Яр, расположенный в 12 верстах от Далматова. Согласно данным современного исследователя, «…в это время белогвардейцы – офицеры из Шадринска и ученики из шадринских училищ, объединенные в отряд штабс-капитаном Куренковым, двигались на Далматово по слободской дороге, идущей по правому берегу Исети, и днем были уже в с. Затеченском, что в трех верстах от Далматово. В этот день конный ординарец 4-го Уральского полка Сергей Островский с тремя красноармейцами и с товарищем по городскому училищу, жителем Далматово Афанасием Бормотовым (не красноармейцем) неосторожно въехали в Затечу, где и были схвачены куренковцами. Островский «как сознательный враг белых» вместе с красноармейцами был расстрелян»[489].

9 июля 1919 г. под Самарой на Семейкинском шоссе офицерами расстрелян бывший комиссар внутренних дел по Самарскому уезду Е. Ф. Федоров[490].

10 июля 1918 г. белыми добровольческими отрядами вторично захвачена Сызрань. Незамедлительно последовал приказ «выдать немедленно всех сторонников советской власти и всех подозреваемых лиц. Виновные в их укрывательстве будут преданы военно-полевому суду»[491]. В городе организован военно-полевой суд. Вернувшийся из Сызрани член КОМУЧа П. Г. Маслов докладывал: «Военно-полевой суд в Сызрани находится в руках двух-трех человек… Проявляется определенная тенденция подчинить сфере своего влияния всю гражданскую власть… Им вынесено шесть приговоров в один день. По ночам арестованных выводят и расстреливают»[492].

10 июля 1918 г. свергнута советская власть в Усть-Каменогорске. Члены Совета были арестованы, а позднее казнены. За переполненной усть-каменногорской тюрьмой впоследствии утвердится название «Южно-Сибирский Шлиссельбург». В дальнейшем советские газеты будут фиксировать в городе массовые расстрелы за отказ идти в армию. Так, в январском 1919 г. сообщении петроградской газеты говорилось о расстреле в городе 800 человек[493]. Очевидно, что такие случаи были. Однако данное сообщение следует признать явным преувеличением, так как по более поздним задокументированным данным 1920 г. семипалатинской губернской ЧК в трех уездах губернии было зафиксировано приблизительно 505 жертв белого террора в 1918–1919 гг. Из них следует вычесть расстрел в Усть-Каменногорской крепости 112 человек в июле 1919 г., а также 29 человек в Павлодарской тюрьме[494]. При этом последняя цифра, скорее всего, относится к ноябрьским 1918 г. расстрелам атамана Анненкова (см. ниже ноябрь 1918 г. – И. Р.). Также можно упомянуть расстрел в Усть-Каменогорске еще 29 человек в тот же июль 1919 г. Таким образом, цифры расстрелянных в 1918 г. должны быть явно меньшими. Вместе с тем следует учитывать то обстоятельство, что указанные данные 1920 г. были получены органами ЧК в очень сжатые сроки и могли не учитывать всех погибших от белых репрессий в регионе.