Геннадий Ананьев - Вокруг трона Ивана Грозного

• Название: Вокруг трона Ивана Грозного
• Автор: Геннадий Ананьев
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-058241-9, 978-5-271-23184-1

В истории часто главные роли играли не только те, кто занимал трон, но и те, кто находился рядом. Среди них были выдающиеся государственные деятели и ловкие авантюристы, талантливые политики и хитроумные интриганы, Малюта Скуратов, Фёдор Басманов, Богдан Бельский — эти и другие люди, окружавшие царя Ивана Грозного, сумели достичь вершин власти и занять заметное место в истории государства Российского.

В данном томе представлены биографические очерки о Малюте Скуратове, Андрее Курбском, Богдане Бельском и других сподвижниках и фаворитах, составлявших окружение царя Ивана IV Грозного. Написанная хорошим языком, живо и увлекательно, книга, несомненно, привлечёт внимание всех, интересующихся отечественной историей.

---

Но вряд ли кому приходило в голову вникать в истинные чувства юной царицы, велелепной лицом и изумительной станом. Все любовались ею, бросали ей под ноги цветы, обсыпали зерном отборным, чтобы нарожала она как можно больше детей.

Покоряло москвичей и то, как смущена царственная красавица столь великим к ней вниманием.

Отпировав время, установленное вековой обрядностью, и даже прихватив сверх того, принялись готовиться к следующей свадьбе — царевича Фёдора и Ирины Годуновой. И никому нет дела до вопросов государственной важности, ни до отношений меж государствами. Даже Тайный дьяк не решался беспокоить царя-батюшку своими докладами, хотя и очень важными, ведь вполне мог бы Грозный воспринять это как попытку приостановить торжество.

Дня за три до свадьбы Борис Годунов приехал в гости к Богдану Бельскому. Предлог? Приглашение личное — стать посажёным отцом невесты. Истинная цель — определить свои дальнейшие действия при новой расстановке сил. Пока готовили стол, они уединились для тайного разговора, который сразу же принял ершистый характер. И виноват в том — Борис Годунов. Он сразу же взял покровительственный тон, но Бельский не принял его.

   — Ты наставляешь меня аки младенца, не оторвавшегося от соски, но ты сам опростоволосился, поступая не очень осторожно и весьма непродуманно. Кабы не я, не сносить бы тебе головы. Тайный дьяк мне откровенно указал на тебя. Будто бы Бомалей твою волю исполнял.

   — Ого! — возмутился Годунов двуличности Тайного дьяка и сразу же посоветовал настоятельно: — Дьяк слишком много о себе стал думать. Ты убери его! Если не уберёшь его, вполне можем оказаться на вертеле, как Бомалей.

   — Я не царь, чтобы менять дьяков. Тем более — Тайных.

   — Но я не якшался с Бомалеем. Навет на меня! Тебе бы у меня спросить, прежде чем доносить о докладе Тайного дьяка государю нашему. Смолчал бы.

   — Подставлять свою голову взамен твоей? Ты наследил, а мне ответ держать? Я к такому не готов. Да и уговора такого не было. И потом, раз ты не через Бомалея подносил царю зелье, не Бомалей готовил его, чего тебе тревожиться. А вот меня тревожит многое. Думаю, Тайный дьяк знал всё, знает и о нашем уговоре. Если не точно, то догадывается. Рассудил я так, что именно дьяк надоумил меня на Бомалея всё свалить. Похоже, он его сам предупредил о грозе над ним, посоветовав бежать из Москвы. Вот из этого мы с тобой должны исходить и действовать куда как осторожней.

   — Принимается, — кивнул Борис Годунов, довольный тем, как ошибочно рассудил произошедшее Бельский. С языка его едва не сорвалось, что заблуждается Богдан, но рта не открыл. Бельский же продолжил с твёрдостью в голосе:

   — И ещё я хочу сказать тебе: не разговаривай ты со мной тоном повелителя.

   — Но я спас тебя от опалы за выкрутасы твои в Водьской земле. И ещё не забывай, теперь я вошёл в царскую семью. Не слуга я теперь, но член семьи!

   — Всё так. Только и тебе не стоит забывать, что именно я спас тебя от вертела. Квиты мы с тобой, действуя по тайному нашему уговору помогать друг другу в беде. Скажу тебе так: либо мы равные в делах наших условленных, либо зад об зад и — в разные стороны. Только, думаю, печально окончится для нас наш разнотык. Для тебя же — в первую голову. Вошёл ты в царскую семью с большими усилиями, а вылетишь оттуда как пробка из бочки с сычённой брагой. Не забывай, я — оружничий. Не только Тайный дьяк в моих руках, но и аптекари с лекарями тоже.

Не ожидал такого отпора Борис Годунов. Он уже считал, что схватил Бога за бороду, и можно теперь подминать под себя всех и вся, ан — нет. Пока ещё не по зубам Богдан. Время, видимо, не пришло. Оно обязательно придёт. Тогда можно будет отыграться и вот за это высокомерие. Если, конечно, не ломиться в открытую дверь. Пока стоит отпятиться.

   — Извини, если ненароком высокомерия, — протянул он руку Богдану. — Друзьями мы были, ими и останемся.

   — Принимается. И вот тебе мой совет: зельем в малых дозах не пои ни того ни другого. Ещё покойный Малюта мне сказывал, привыкнет человек к малому, устоит против большого.

   — К моему зелью не привыкнут. Оно медленно разрушает тело, но действует наверняка. Неотвратимо. Когда же все привыкнут, что царь и царевич хворые, кончина их поочерёдная не вызовет кривотолков.

   — Осторожней действуй. Я конечно же всячески стану оберегать тебя, но я — не царь.

За Богданом последнее слово. Надолго ли?

Услышав приближающиеся к двери шаги, они моментально сменили тему. Заговорили о предстоящей свадьбе, словно ради этого и уединялись.

   — Нет, не ловко венчаться царевичу в Успенском соборе, где только что венчался наш государь, — будто бы продолжал с жаром отстаивать свою точку зрения Борис Годунов.

   — А я повторяю, не нам решать, — вроде бы стоял на своём Богдан Бельский. — Я предложу как посажёный отец невесты Успенский, а как Иван Васильевич определит, так мы, холопы его, и поступим.

Слуга постучал в дверь и, приоткрыв её, доложил:

   — Стол собран. Боярыня самолично готова потчевать гостя кубком фряжского вина.

   — Что ж, пойдём. За трапезой продолжим разговор. — Хозяин пригласил гостя, и они направились в трапезную палату.

Бельский не случайно сказал эту фразу: кравчий, звавший их к столу, как раз и был соглядатаем Тайного дьяка, вот и нужно было сбить его с толку.

За столом они беседовали только о предстоящей свадьбе — Борис фантазировал, Богдан всякий раз отвечал смиренно:

   — Как определит государь наш. Всё пойдёт по его слову.

Никто не остался доволен этой вечерней встречей. Соглядатай Тайного дьяка досадовал, что не смог уловить хотя бы кончик главного разговора хозяина с гостем (а он был уверен, что не ради обсуждения свадьбы они встретились) и теперь не получит от дьяка ни гроша; Годунов болезненно переживал, что не только не удалось поставить себя выше Бельского, а наоборот, пришлось уступить первенство ему; Бельский же, оценивая Борисово поведение, обдумывал, как и впредь держать властолюбца в узде, не дозволяя ему уросить[59], тем более закусывать удила.

«Не должен я его пропустить вперёд себя. Не пропущу!»

Самонадеянность. Уже через три дня, во время венчания Фёдора с Ириной, Бельский станет всего лишь посажёным отцом, Борис же Годунов на пиру после венчания сядет, на правах брата царевны, за стол по правую руку царевича, а царевич Фёдор — и это видели все — с любовью взирал на шурина, не только как на своего родственника, но и как на близкого друга.

Сумел Годунов влезть в душу слабоумного. Скорее всего, угодил долгими совместными молитвами.

И всем стало понятней понятного, что безродный Борис Годунов отныне не любимый слуга государев, а полноправный член царской семьи. Начнёт, стало быть, уверенней работать локтями, оттесняя всех, кто станет ему хоть в чём-то супротивничать.

Не совсем так оказалось. Все считали, что первым от трона оттеснит Борис Годунов Богдана Бельского, только этого не случилось. Для всех их соперничество продолжало оставаться за семью печатями, внешне же — они друзья. Не разлей вода. Они вместе продолжали липнуть к трону, поддерживая друг друга. По мелочам, конечно. На самом же деле они зорко следили друг за другом, опасаясь подвохов. Пока они вынужденно играли в дружбу, ибо впряжены были в одну бричку с тайным грузом. И из этого положения каждый пытался получить для себя наибольшую выгоду. Но как ни крути, преимущество оказалось на стороне Бориса Годунова, и он постарался им воспользоваться основательно. Перво-наперво он решительней и смелей начал исполнять обещанное ещё Малюте Скуратову — медленно, но верно травить и самого Ивана Грозного, и его сына. В их гибели видел он своё окончательное торжество.

Всё шло вроде бы ладом: отец с сыном всё более и более недомогали, а лекари никак не могли определить, что за болезнь такая высасывает из царя и его наследника жизненные соки. Борис же Годунов старался делать так, чтобы ушёл в мир иной первым Иван Грозный, а уж только следом — наследник. Не успев повенчаться на царство. Угодна его планам такая кутерьма. Однако вышло иначе: первым покинул мир Иван Иванович. По нелепой случайности: невестка встретилась с Иваном Васильевичем в неподпоясанном сарафане, что считалось верхом греховности. Учёл бы строгий хранитель нравственности Иван Грозный, что невестка на сносях, так нет — напустился на неё с руганью и даже, как утверждали любители сплетен, одарил её затрещиной. Сын вступился за свою жену, чем весьма разгневал отца, и тот огрел его своим знаменитым посохом по голове — царевич упал, обливаясь кровью. На шум поспешил Борис Годунов, находившийся, на его счастье, во дворце, когда же увидел случившееся, едва сдержал взрыв радости. С великим трудом он натянул на своё лицо маску скорби.

Несколько дней царевич то терял сознание, то вновь вроде бы возвращался к жизни, а Борис Годунов почти всё время сидел у изголовья ушибленного, когда тот приходил в сознание, потчевал его лекарствами. Царевич, несмотря на все усилия лекарей и в первую очередь Бориса Годунова, таял стремительно. И вот наступил день, когда Годунов вздохнул с облегчением: «Слава Господу Богу нашему!»