Вадим Баранов - Горький без грима. Тайна смерти

• Название: Горький без грима. Тайна смерти
• Автор: Вадим Баранов
• Издательство: Аграф
• Жанр: Филология
• Год: 2001
• ISBN: 5-7784-0135-3

Документальный роман «Горький без грима» охватывает период жизни М. Горького после его возвращения из эмиграции в Советскую Россию.

Любовь и предательство, интриги и политические заговоры, фарс и трагедию — все вместили эти годы жизни, оборвавшиеся таинственной смертью…

Второе издание переработано и дополнено новыми фактами и документами, содержит большое количество фотографий, в том числе и не вошедших в предыдущее издание.

Книга рассчитана на всех, кто интересуется отечественной историей и культурой.

---

Россия исключительно обильна естественными богатствами, но процветает каторжный и бестолковый труд. «Мы не умеем разбудить дремлющие силы природы … мы не умеем обрабатывать сырые продукты — нужно учредить „Институт химии“».

«Мы не умеем строить машины: нам необходимо иметь в России „Институт прикладной механики“».

Статья Горького воистину удивительна: перед нами словно обращение ученого, где-то в ранге президента Академии наук. А ведь написал его «самоучка», за спиной которого три класса Канавинского слободского училища.

В истории мировой литературы мы вряд ли найдем какого-либо еще писателя, который бы так ценил значение науки в жизни общества, как Горький. Это ему принадлежат слова: наука стала нервной системой XX столетия.

Горький пришел в мир в момент его коренного научно-технического переустройства. Мировоззрение писателя с поразительной чуткостью восприняло и вобрало в себя главные интеллектуальные импульсы эпохи. И когда в послеоктябрьские годы началось гигантское промышленно-техническое преобразование России, он расценил это не просто как вещественное воплощение планов правящей партии, но в первую очередь как воплощение своей собственной мечты. Он больше думал о материально ощутимых результатах человеческого труда в виде фабрик, заводов, электростанций, чем о тех усилиях, которые были затрачены на их сооружение. Так в сознании гуманиста общество, государство, созидающее все это во имя Человека, стали заслонять человека реального, того, кто держал в руках лопату или рукоятку тачки…

И когда подчеркивают, что в мировоззренческой концепции Горького слишком большое место занимало покорение природы, то не забудем, что писатель не рассматривал это как замкнуто-самоцельный процесс. В статье «Заметки читателя» (1927) Горький подчеркивал, что его занимает вопрос об отношении молодой советской литературы к «хозяину жизни — человеку, врагу природы, окружающей его…». И тут же мысль развивается дальше: «создателю „второй природы“ на основе познанных и порабощенных им сил первой, врагу и „ветхого Адама“ в себе самом».

В 30-е годы люди торопились переделать все. Жители страны с богатейшими природными ресурсами об экономии думать не старались, руководствуясь нехитрым успокоительным правилом: «лес рубят — щепки летят».

Был ли Горький сторонником подобной узко-«щепочной» психологии? Человек с гигантским кругозором, он смотрел на все происходящее не только с точки зрения плана пятилетки, но и с учетом всего общечеловеческого опыта, обретенного им вследствие чтения бездны книг, подкрепленного личными впечатлениями о жизни не только своей страны, но также Америки, Германии, Чехословакии, Италии…

Философ, пропагандист активно-оптимистического отношения к жизни, он вовсе не был казенным бодрячком, действующим в угоду пропагандистскому ведомству. Он часто говорил об изначальной трагичности человеческого бытия на Земле, связанной с одиночеством человека во Вселенной, с болезнями, слабостями человеческой натуры, с мыслями о смерти и мечтой если не о ее преодолении, то хотя бы о существенном продлении человеческой жизни.

Горьковская концепция природы куда ближе к истине, чем мы думаем. Потому что писатель исходит из диалектического представления о том, что путь к идеалу, гармонии лежит через преодоление противоречий. А они — противоречия — в принципе неустранимы. Преодолей одно — народится другое. Без противоречий жизни не существует.

В конце жизни Горький стал инициатором создания Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Ему были дороги искания его товарища по партии, философа-«еретика» А. Богданова (Малиновского). После революции тот отошел от политической деятельности, каковой с таким увлечением занимался в пору совместного с Горьким пребывания на Капри, и основал Институт переливания крови. В год первой поездки Горького в Россию (1928) поставил опыт на себе и погиб. Вот оно, подлинное безумство храбрых! В науке, познающей тайны Вселенной (а разве это не есть разновидность борьбы с природой?!), такому безумству воистину нет предела.

Да, болезни можно и нужно победить! Но как быть с землетрясениями? Вспоминал неотразимое впечатление от первой поездки в Помпеи. Целый город мгновенно был погребен под грудами раскаленной лавы. Ходил по раскопанным улицам. Содрогнулся, увидя тень на камне от мгновенно сгоревшего человеческого тела. Восторгался стройностью колонн, красотой разноцветных мозаичных ковров, устилавших полы вилл и круглых бассейнов…

Ну если человек бессилен уничтожить такие бедствия, как извержения вулканов или землетрясения, то, по крайней мере, надо научиться предсказывать их, чтобы ограничить их катастрофические последствия. Ведь чувствуют же надвигающиеся бедствия животные! А как же царь природы — человек?

…Для кого-то природа по-прежнему храм — и только. Для других — лишь мастерская. Но право же, дилемма по принципу «или — или» представляется теперь и наивной и опасной.

«Наука, ее открытия и завоевания, ее работники и герои — все это должно бы явиться достоянием поэзии. Эта — научная — область человеческой деятельности, может быть, более, чем всякая другая, достойна восхищения, изумления, пафоса».

Наверное, и тут Горькому не удалось избежать преувеличения. Но разве не ясно, что писатель прав, исходя из мысли о все возрастающей роли научного знания в жизни общества? Научная мысль не антипод естественного самодвижения жизни. Она мощнейший инструмент активного познания и преобразования ее на основе присущих самой жизни внутренних закономерностей. Общеизвестно? Да. Но повторять эту истину приходится потому, что Горького пытаются отлучить от нее.

Однако нелепо было бы, с другой стороны, отрицать, что горьковские взгляды несут на себе отчетливую печать определенного этапа развития общества с присущей этому этапу исторической ограниченностью. Чего недостает горьковской концепции? Природа в его понимании — издавна сложившаяся данность. Человек должен «взять у нее» (а то и вырвать!) то, что ему, высшему существу, потребовалось. А природа — молчит? Нет. Казалось бы, начисто лишенная «обратной связи», она может со временем потребовать «отдать обратно» присвоенное, точнее, оплатить его стоимость. И тогда «природа науку долеет» (как говорит один из мужиков в романе Леонова «Барсуки»)…

Как всегда, гармония трудно достижима, но надо свести к минимуму издержки на пути к ней…

ГЛАВА XVIII Вождизм — заболевание психики

…Теплоход «Жан Жорес» дал прощальный гудок и, отвалив от причала неапольского порта, взял курс на Стамбул, а затем — на Одессу.

Девятое мая 1933 года… Домой! Теперь уже насовсем!

Жадно смотрел Горький на полукольцо бухты с обилием разноцветных катеров у берега, покачивающихся на волне, на деревья с раскидистыми ветками, с непривычным для русского уха названием — пинии (запечатлены на всех открытках)… На купол Везувия.

Прощай, Италия! Прожил он здесь (если не считать дореволюционные каприйские годы) ни много ни мало почти десятилетие. Приехал в Неаполь 7 апреля 1924 года. И сразу же его ждал сюрприз. Буквально в тот же день, словно поджидая появление писателя, газеты опубликовали итоги выборов в итальянский парламент. Большинство депутатских мандатов удалось заполучить фашистам.

Когда Горький в 1921 году выехал в Германию, во главе фашистской партии там встал Гитлер. История словно бы заботливо напоминала о том, что никак нельзя пропустить это новое явление в политической жизни Европы.

Но можно ли было не замечать фашизма, коль скоро он сам все более громогласно заявлял о себе! Вот и теперь, за месяц до отъезда из Италии, писал Горький по поводу фашистского переворота, происшедшего 30 января 1933 года в Германии, когда восьмидесятишестилетний президент Гинденбург преподнес пост рейхсканцлера Гитлеру. Бесноватый ефрейтор кипел нетерпением: сразу, 1 февраля, распустил парламент! Горький сообщал Вс. Иванову 5 апреля: «Человек я вообще — как будто — сдержанный, но дошел до того, что, по ночам, впадаю в бешенство. Останешься один, представишь себе происходящее историческое свинство и, ослепленный ярким цветением человеческой пошлости, подлости, глупости, начинаешь мечтать о том, как хорошо было бы разбить несколько морд, принадлежащих „творцам“ современной действительности…»

Насчет «битья морд» он, конечно, выразился фигурально. Но фашисты и в Германии, и в Италии, похоже, сделали это своим повседневным занятием. Вспомнил, как еще в июне 1924 года убили они депутата-социалиста Джакомо Маттеотти (вот она, их так называемая парламентская неприкосновенность!), стоило только тому выступить против фашистских беззаконий. А вскоре официально ввели смертную казнь.

Народ был терроризирован. Все партии, кроме фашистской, распущены. Стоило кому-то подать голос протеста, его ждала зверская расправа. До смерти был избит штурмовиками Джованни Амендола, представитель парламентской фракции Итальянской социалистической партии.