Нина Молева - Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

• Название: Камер-фрейлина императрицы. Нелидова
• Автор: Нина Молева
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022588-1, 5-271-08337-3

«Мадмуазель Нелидофф», Екатерина Ивановна Нелидова (1756-1839), покоряла современников блестящим умом, остроумием, весёлым характером. Камер-фрейлина императрицы, она в течение 22 лет была близким другом и советчицей Павла I, оказывая на него огромное влияние. Все эти годы она отказывалась от дорогих подарков императора и унесла с собой в могилу тайну их отношений.

Об одной из самых удивительных женщин XVIII века рассказывает новый роман известной писательницы Нины Молевой.

---

   — Грех, государыня, Бога гневить. Другая у меня забота, совсем другая. Биби мне загадку загадала.

   — Биби? Ну и впрямь удивил. Что же это вы с ней вдвоём решить не смогли? Биби женщина решительная.

   — То-то и оно: замуж собралась. В её-то годы!

   — Замуж? Вот и отлично. А что годы не больно молодые, тем паче торопиться следует. Неужто ты бы хотел, чтобы она всю жизнь около тебя одного провела? Несправедливо это, Иван Иванович, совсем несправедливо. Сколько твоей Биби?

   — Тридцать пятый год пошёл.

   — Бог мой, как летит время! Но как ни говори, 35 — очень много. Ты бы и впрямь времени не тянул.

   — Государыня, но вы даже не спрашиваете об интересанте. Как будто сами всё знаете.

   — Откуда же, Иван Иванович? Думаю, сам, как захочешь, скажешь.

   — Как не сказать! В том-то и вся загвоздка, что случайной он человек при екатеринином дворе, пришлый. И с репутацией сомнительной — лучше до корней не докапываться. Де Рибас это, государыня, конфидент Орлова-Чесменского, что прислал он к тебе с вестью о поимке авантюрьеры. Каково?

   — А чего ж от меня-то ждёшь, Иван Иванович? Чтоб руками всплеснула или в обморок упала? Де Рибас так де Рибас. Чем молодец для Биби нехорош? Радоваться надо, что в свои годы Биби такого красавца охомутала. Вот уж ей красавицы наши позавидуют!

   — И впрямь так, государыня, думаешь или подшутить над Бецким решила? Мне-то не до смеха.

   — А напрасно, Иван Иванович. Давай-ка в деле твоём семейном досконально разберёмся. Говоришь, происхождения молодец сомнительного.

   — Как иначе скаясешь, государыня? На словах — сын какого-то там испанского дона, в неаполитанской службе пребывающего, и французской дворянки, по неизвестной причине в Парме родившейся. О доне у посла испанского узнать потщился, только плечами пожал: не знает такого. А французской дворянке в Парме чего делать? Полагать надо, верны слухи, что всего-то наш красавец сын неаполитанского кузнеца, а уж о матушке никто и речи не ведёт. Не из таких кругов, чтоб кто-никто о ней помнил.

   — Если и так, тебе-то что, Иван Иванович? Как ты породу Биби определить сможешь? На людях, конечно. Кто она будет?

   — Как можешь, государыня! Биби у сестрицы моей покойной как родная дочь в Париже воспитывалась. Образование какое получила! Какие люди к тебе на аудиенцию приезжают, а только Биби может их разговором развлечь, в грязь лицом лучше всех твоих фрейлин не ударить. Сколько лет не с кем-нибудь — с хранителем Венского музея Дювалем в переписке состоит. Вы послушайте только, государыня, как Биби в одном из последних писем на рекомендацию Дюваля прочесть книгу «Картины революции» отозвалась. Вам, государыня, не постыжусь ответ такой передать. «Я, — написала, — надеюсь, что книга эта меня несколько просветит в отношении периодов человеческого сумасшествия». Каково, государыня?

   — Уймись с дифирамбами своими, Иван Иванович! Тут тебя остановить никому не под силу. Так неужели ты думаешь, что я кому ни попадя воспитание графа Бобринского могла поручить, а? А вот Осипу Михайловичу доверила бы без боязни. Значит, увидела в нём достоинства, и немалые, хоть лет ему всего двадцать шесть. Потому он от меня и чин капитана получил, и к сухопутному шляхетному корпусу причислен. А уж воспитание графа Бобринского совсем особое поручение. Сам знаешь, люблю его больше всех остальных детей, хоть и не радует меня граф своим характером.

   — Да уж, граф больше всех предложению де Рибаса обрадовался. Мол, все вместе встречаться у Бецкого будем, то-то веселье у нас пойдёт.

   — Ему бы только веселье! Да надеюсь, Биби вместе с Иосифом Михайловичем этого недоросля приструнят. От тебя-то, Иван Иванович, строгости необходимой не жду. Тебе бы только монастырок моих опекать, с них пылинки сдувать.

   — Выходит, надо мне соглашаться, государыня.

   — Выходит, Иван Иванович, выходит. Со свадьбой, как говорила, не тяни. Сама на ней буду и невесту под венец наряжу. Чем тебе месяц май плох? На май и назначай свадебку.

   — Не слишком ли рано после кончины великой княгини?

   — У великого князя возражений не будет, у меня и подавно.

* * *

В доме барона Ф.Ю. Аша, что на Миллионной, тишина. И порядок. Мебелей немного. Никогда к ним старый барон сердцем не прилежал — ровно столько, сколько по повседневному обиходу требуется. Гостей принимать не любил. Да и к чему? Что ни гость — у правящей особы сомнение. Сегодня человек вроде бы и в чести, а завтра один Господь ведает. На извечной службе барона — по директорству над российской почтой, а главное — по праву и обязанности перлюстрации почты всех сколько-нибудь сомнительных, по его собственному разумению, лиц осмотрительность ой как требуется!

Многим, может, старый барон грешил, только не на службе. Кому служил — а сколько их, монархов, через его долгую жизнь прошло! — тому душу отдавал. Без остатка.

При великом государе в 1724 году в должность вошёл. Император Пётр I так и говаривал, мол, пора настала, Аш, в бельишке грязном подданных моих поразобраться, помощником моим станешь в деле этом, моими глазами и ушами. Пустяками мне голову не забивай, а важных дел не пропусти. Не хочешь доносчиком выглядеть, понимаю, а державу мою от измены спасать, престол мой от колебаний? В том твоя первейшая обязанность.

Первейшая, да опоздавшая. Едва успел государь на должность поставить, ан его уж и не стало. Коли и не знал барон наверняка, то уж догадываться-то догадывался, чьих рук дело. Не Господь прибрал великого императора — людских рук дело. Может, и успел бы своевременно государя упредить, а может, и нет. Сталося, что тут в задний след догадки строить.

И государыня Екатерина Алексеевна Первая его службой не побрезговала — в должности оставила. Впрочем, чего уж задним-то числом притворствовать. Какая она государыня была — Александр Данилович, светлейший князь Меншиков всей державой правил. Ему барон угоден был, ему, Фёдору Ашу, верил. Да и то сказать, как жизнь-то сложилась. Вспоминать начнёшь — сам удивляешься.

Родился в Силезии, да Господь надоумил шестнадцати лет в русскую службу вступить, а там и православие принять. В Прутском походе Господь сподобил внимание государя Петра Алексеевича на себя обратить, даром что от роду всего двадцать четыре года было. Не просто государь внимание проявил — великой доверенности удостоил: при вышедшей замуж племяннице своей, герцогине Анне Иоанновне Курляндской, секретарём стать.

Тут ведь наказ государев каков был: и герцогине вдовствующей понравиться, и Бестужева-Рюмина Михайлу Петровича, упаси Бог, ничем не раздражать, сомнений у боярина никаких не вызывать. Михайла Петрович всеми делами двора Курляндского назначен править был. С хозяйства началось, а там...

Герцогиня и в браке-то не жила, а кровь молодая, горячая. Известно, не каждому предопределено в монастырь уходить, постом да воздержанием всю жизнь казниться. Кроме Михайлы Петровича, и глаз-то герцогине положить было не на кого. Так и случилось.

Вот государь наш и приказал Ашу глаз да уши иметь, что боярин измыслит, какие дела делать начнёт, чтобы России урону какого не произошло.

Ну, известно, боярин Бестужев-Рюмин себя обижать не стал. Свой карман с герцогским иной раз путать умел. Государь на то: пусть, только бы в разумных пределах. Без интересу волк выть не станет, а с человека и вовсе какой спрос. Не переборщил бы! Спасибо, герцогине о том докладывать нужды не было по своей секретарской должности.

Когда в Курляндии прижился, по преимуществу к герцогине сердцем и душой прилегать стал. На неё надеяться. А виду не подавал, ни боже мой! Потому государь Пётр Алексеевич Аша выбрал для почётнейшей миссии — брак устроить старшей цесаревны Анны Петровны с герцогом Голштинским, для чего и ездить пришлось в Вену ко двору римского императора.

А как сватовство сладилось, претендент со всей своё свитой в Петербург прибыл, решил было государь Ашу в столице должность соответствующую предоставить. Не удалось. Слёзно герцогиня Анна Иоанновна о возвращении Аша на старую должность к себе молить стала. Государь на аудиенции личной так и сказал, мол, хотел бы тебя, барон, под рукой в столице иметь, да может, и стоит тебе ещё не оставлять нашу вдовствующую особу. Ума баба недалёкого, у Бестужева, на мой взгляд, тоже амбиции разыгрываться начали — приглядеть следует. А тебя опасаться не стану — привычный ты. Поезжай — ещё сочтусь с тобой. Вот и счёлся в канун кончины своей. Наградил щедро. Дом заставил обок дворца приобрести. Обещал вниманием не обходить. Да оно и к лучшему, что не успел — светлейшему в подозрение не вошёл.

Бирона знал. С первого раза, когда тот при дворе герцогини Анны Иоанновны в 1718 году объявился. Происхождения отличного. Страха от рождения не ведал. Выслужиться больше жизни хотел. Так что за грех, коли Господь умом да ловкостью не обделил. Поначалу в штате государыни Екатерины Алексеевны пристроиться мечтал. Ещё бы! В Петербурге-то! Курляндские дворяне против ополчились. Чего-чего только на молодого дворянина не нанесли! Если правда и была, то наветов вдесятеро. Да и светлейшему не по душе пришёлся: прыткий больно. Ни с чем в Курляндию вернулся.