Нина Молева - Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

• Название: Камер-фрейлина императрицы. Нелидова
• Автор: Нина Молева
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-022588-1, 5-271-08337-3

«Мадмуазель Нелидофф», Екатерина Ивановна Нелидова (1756-1839), покоряла современников блестящим умом, остроумием, весёлым характером. Камер-фрейлина императрицы, она в течение 22 лет была близким другом и советчицей Павла I, оказывая на него огромное влияние. Все эти годы она отказывалась от дорогих подарков императора и унесла с собой в могилу тайну их отношений.

Об одной из самых удивительных женщин XVIII века рассказывает новый роман известной писательницы Нины Молевой.

---

   — Но Фальконе далёк от положительной оценки своего нынешнего положения. Работа его над монументом Петру Великому продвигается крайне медленно, а бесконечные нелепые и неграмотные придирки сумасшедшего старика делают пребывание в Петербурге, насколько я могу судить по его письмам, совершенно невыносимым.

   — Я так и думал, что собака именно здесь зарыта. Фальконе! Но, дорогой друг, разве можно переменчивое настроение художника класть в основу окончательного и такого сурового приговора?

   — Если бы вы знали, ваше сиятельство, сколько нелепостей ему приходится выслушивать, так и не добившись личного разговора с императрицей, которая была когда-то так щедра на письма скульптору.

   — Я не буду полемизировать с вами по этому поводу и скажу только то, что наверняка знаю. Во-первых, под мастерскую вашего друга отведён ни много ни мало бывший придворный театр покойной императрицы Елизаветы, известной своим размахом и любовью к роскоши.

   — Фальконе и не жаловался на мастерскую.

   — Не сомневаюсь. Притом у него есть удобнейшие службы, достаточное отопление, которое не так уж и дёшево обходится в северном климате. Государыня императрица не выразила никакого неудовольствия по поводу привезённой Фальконе без разрешения на то мадемуазель Колло, а теперь, хотя и без особой охоты, готова поддержать сына мастера. Что из этого не соответствует действительности?

   — Я ничего не говорю, ваше сиятельство.

   — Вам и нечего сказать, господин Дидро. Что же касается аудиенции у императрицы, слышали ли вы о чём-нибудь подобном в Версале?

   — Но французский король и русская императрица...

   — Вы хотите сказать, совсем иное дело, и будете правы. Но это не значит, что императрица имеет множество свободного времени, которое может себе позволить тратить на обсуждение художественных предметов. Достаточно, что её императорское величество апробировала идею — всё остальное дело исполнителей.

   — Но когда эти, как вы выражаетесь, исполнители...

   — ...не могут понять ваятеля, не правда ли? В этом нет ничего злонамеренного в отношении вашего друга. Господин Бецкой действительно пожилой человек. У него могут быть устаревшие вкусы и представления, которые, могу вас в этом уверить, не совпадают со вкусами и суждениями императрицы.

   — Но тогда почему именно он?

   — Этот вопрос относится к очень сложной и тонкой материи придворной политики. Но у вас сейчас открываются великолепные возможности приехать в Петербург по личному приглашению императрицы и напрямую помочь вашему другу, если в этом есть необходимость. Вы, как никто другой, сумеете отстоять идеи и интересы Фальконе. Я уж не говорю о том, какие приготовления делаются в Петербурге к вашему приезду. Прежде всего в отношении Смольного института, о программах которого вы так обстоятельно толковали с её императорским величеством в вашей переписке.

   — Ради меня? Я оказываюсь в крайне глупом положении!

   — Ни в коей мере. Государыня хотела сделать вам сюрприз и услышать ваше живое мнение о её интереснейших начинаниях. Если бы вы знали, как очаровательны эти юные существа, воспитанные по методе французских философов! Вы увидите в натуре новую породу людей, живых, непосредственных в выражении своих чувств, европейски образованных и притом знакомых со всеми видами искусства. Смолянки, как их называют в Петербурге, превосходно рисуют, пишут красками, поют, танцуют и участвуют в театральных представлениях и балетах. На их спектакли съезжается весь высший свет, а мог бы собираться и весь Петербург, если бы не ограниченное помещение.

   — Вы поражаете меня, ваше сиятельство. Вы утверждаете, что все мои неясные мечтания скорее предположения, чем окончательные советы...

   — ...претворились в жизнь. Да, это именно так, мой дорогой друг. И только вам судить, какие коррективы надо внести в реализованную систему. Государыня написала мне в последнем письме, что волнуется как пепиньерка в ожидании вашего суда.

   — Это значит, я просто не в праве не поехать?

   — Я думаю. И не будем откладывать нашего отъезда. Вам ни о чём не придётся заботиться со сборами. Назовите день — только и всего. Остальное будет сделано моими людьми, и уверяю вас, далёкое, как вам представляется, путешествие на берега Невы превратится для вас в настоящую сказку, о краткости которой вы ещё будете жалеть.

   — Ваше сиятельство, я полностью в вашем распоряжении и да здравствует Северная Пальмира и её владычица!

   — Наконец-то!

* * *
Д.Г. Левицкий, А.С. Строганов, слуга

   — К вам граф Строганов Александр Сергеевич, Дмитрий Григорьевич. Примете ли? Сказал, коли заняты сейчас, он в другое время заедет.

   — С ума сошёл, Антипыч! Зови, тотчас зови! Да нет, сам навстречу гостю дорогому пойду, авось простит, что весь в красках перемазанный. Милости просим, граф, милости просим.

   — Не оторвал ли от дела вас, Дмитрий Григорьевич? Пишете, поди. Какой портрет славный! Девочки как живые, того гляди, заговорят.

   — Питомицы это Смольного института, ваше сиятельство. Тороплюсь по заказу господина президента.

   — К приезду господина Дидерота. Знаю, Дмитрий Григорьевич, всё знаю. А одна из девиц мне не только что знакома — племянницей приходится.

   — Быть не может! Которая же?

   — Чернявенькая, которую вы с цветочком изобразили. Федосьюшка Ржевская. Я специально господина Бецкого просил, чтобы её на портрете представить.

   — Вот оно что! А я по фамилии думал, не родственница ли Алексея Андреевича Ржевского?

В Москве с ним познакомился, а теперь с приятностию узнал, что он президентом Медицинской коллегии назначен.

   — Свойственница скорее. А о Федосьюшке я вам прелюбопытную историю расскажу. В Москве вы, чай, дом её родительский не раз видели — Ржевских-то?

   — Ржевских, говорите? Не того ли Ржевского, сказывали, знатного морского офицера, что в бытность мою в Москве скончался, у Большого Вознесенья жил?

   — Он самый и есть — морского флота капитан 1 ранга и женат был на дочке самого адмирала Наума Сенявина Федосье Наумовне. Как супруг скончался, так она родовое-то гнездо и продала генералу Василию Ивановичу Суворову. Деньги между детьми поделила. У неё дочь Марья за Платоном Мусиным-Пушкиным, а сын Степан Матвеевич на моей кузине, Софье Николаевне Строгановой, женат. Внучку, что вы теперь пишете, супруги в честь бабки назвали. Оно и по внешности Федосьюшка в Сенявиных скорее пошла. Умница не по летам. Никому слова не спустит, на всё ответит.

   — Я уж и то приметил, пока писал, она меня и то вопросами засыпала.

   — На французском лучше, чем на русском говорит. Разбитная такая. Ни секунды на месте не постоит.

   — Да уж, княжна Евстасья Михайловна не в пример спокойнее. Над каждым ответом подумает. Сказывала мне, батюшка у неё большой человек, имение у них преогромное будто.

   — И так можно сказать. Князь Михайла Михайлович Давыдов консулом в Польше состоит. Государыня его депутатом Комиссии по составлению нового Уложения видеть пожелала. Будет время, может, и денег подкопит, княжеской короне блеск придать. Как-никак от кахетинского царя Александра I род свой ведут, со времён государя Алексея Михайловича в царской службе.

   — Хороши, ничего не скажешь, наши монастырки. Так её императорскому величеству и доложу. А это что за холст у вас к стене обернут?

   — Тоже в работе, ваше сиятельство. Только когда я один пишу, другие меня отвлекают. Я их всегда отворачиваю.

   — А поглядеть можно?

   — Отчего же. Антипыч, поди помоги девиц повернуть.

   — Тоже девиц?

   — Тоже смолянок, ваше сиятельство.

   — Тем интереснее. Мне будет что подробнее рассказать, а то её императорское величество опасается, успеют ли портреты к сроку. Сама государыня о портретах не думала, да Иван Иванович Бецкой настоял, что с портретами авантажней институт смотреться будет. О, да тут у вас целая композиция! Из спектакля, как я понимаю.

   — Из спектакля, ваше сиятельство.

   — Нетрудно угадать — из «Капризов любви». Вы оперы-то самой, Дмитрий Григорьевич, не видели?

   — Не довелось.

   — Жаль. А того обиднее, не видали вы мадемуазель Хрущевой в опере «Семира и Азор». Она там под безобразной маской так Азора сыграла, что король шведский Густав III расчувствовался и ей бриллиантовое сердечко прислал. А уж ничего не скажешь, театрал завзятый — чего только на своём веку не повидал. Она и тут чудо как хороша. Дал же Бог девочке талант все мужские роли с таким успехом представлять!

   — Да и по характеру на мальчишку скорее походит.

   — Вы заметили? Подосадовать только можно, что при таких талантах девичьей красотой её Бог обидел. Это уж вы её, Дмитрий Григорьевич, смазливенькой сделали.