Луиза Розетт - Признания без пяти минут подружки (ЛП)

• Название: Признания без пяти минут подружки (ЛП)
• Автор: Луиза Розетт
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2014

У Роуз Царелли большие планы на второй курс – все будет по-другому. В этом году она собирается стать талантливой певицей с убийственным голосом, невероятной девушкой с модным лучшим другом, и она не собирается позволять Джейми Форта обвести себя вокруг пальца. ...а ещё она собирается быть сестрой, пропускающей звонки, дочерью, которая может думать только о собственной боли, «хорошей девочкой», снова попавшей в эпицентр скандала (потому что никакое благодеяние не остается безнаказанным), и, возможно, худшей из всех... без пяти минут подружкой. Когда все рушится, перестань искать удачу и найди себя.  

---

— Роуз, послушай...

— Я не за себя переживаю.

Директриса начинает раскладывать конфеты на календаре – по конфетке на каждый день месяца. Потом она говорит:

—Тогда почему бы тебе просто не рассказать, что случилось?

Следующие несколько минут я трачу на объяснение того, что я увидела, когда только пришла на вечеринку, и как я оказалась в бассейне. Но я уверена, что не сказала Чен ничего нового. Когда я заканчиваю, она передвигает последнюю конфетку на место на календаре, а затем нажимает на кнопку телефона.

— Попроси Конрада зайти, пожалуйста.

Конечно. Конечно, к этому все и шло. Надеюсь, она не будет слишком разочарована, когда сообразит, что Конрад не видит во мне союзника – и не важно, что я для него сделала на вечеринке.

Дверь открывается и входит Конрад, спотыкаясь при виде меня. Его бешеный взгляд мог бы остановить товарный поезд.

—Конрад, спасибо, что к нам присоединился. Садись. Я просто спрашивала у Роуз, как она попала в бассейн на вечеринке команды по плаванию.

Конрад ничего не говорит. Даже не кивает в знак подтверждения того, что говорит директриса. Он медленно садится.

— Ты расскажешь мне, как ты оказался в бассейне?

Конрад скрещивает руки на груди.

— Если она рассказала, как туда попала, — говорит он, давая понять, что не называет меня по имени, — вы уже знаете, как я там оказался.

— Я бы хотела услышать это от тебя, — отвечает она. — И еще я бы хотела узнать, что заставило тебя уйти из команды по плаванию.

Конрад не сводит глаз с оранжевого ковра. По какой-то причине начинает играть жуткая Хэллоуиновская музыка, хотя никто не прикасается к поварешке. Директор Чен поднимает пластиковый котел и выключает его.

— Конрад, в эту команду непросто попасть, а тренер говорит, что ты уже стал одним из его лучших учеников. Почему ты сдался на этапе, когда так сильно старался победить?

После болезненного момента тишины директриса наклоняется к нам, кладет руки на календарь, не разрушая инсталляцию из ирисок, и переводит взгляд с Конрада на меня и обратно.

— Это событие – то, что случилось на вечеринке – значительнее, чем вы оба думаете. Это важнее, чем ваши переживания о том, что о вас подумают, если вы мне расскажете. Сейчас на вас поставлено многое, я знаю. Но я хочу, чтобы все ученики чувствовали себя в безопасности в «Юнион Хай», но не смогу этого добиться, если вы не пойдете навстречу.

Конрад поднимает глаза на нее, а его голос холоден как лед.

— Уверен, что сможете.

Директриса поднимает бровь, пригвоздив Конрада своим самым властным взглядом.

— Извини?

— Вам не нужны мои рассказы о том, кто обзывал меня гомиком, потому что неважно, кто именно это делал, важно, что это вообще происходит. О, и еще? Пока мы смотрим на общую картину и хотим, чтобы ученики чувствовали себя в безопасности в «Юнион Хай», как насчет моей безопасности?

Директора Чен, похоже, ошеломило, что Конрад не подчинился после ее «отстаивающей права» речи, и я вижу, что она меняет тактику. Она медленно поднимается, обходит свой стол и облокачивается на него – теперь между нами около тридцати сантиментов. Ростом она едва дотягивает до полутора метров, но каким–то образом она все равно умудряется возвышаться над нами обоими. Несмотря на блестящую брошку с ведьмой, она выглядит пугающей.

— Конрад, в подобных ситуациях помогает разговор с виновниками, включает он наказание или нет.

— Кто помогает? — рычит он, так резко вставая со стула, что вздрагиваю и я, и директор Чен. Она остается очень спокойной – возможно, пытается оценить, достался ли ей по-настоящему жестокий ученик или просто тот, кто временно супер-взбешен.

— Все, — хладнокровно говорит она. — Включая тебя. Теперь я буду благодарна, если ты потратишь немного времени на размышления об этом и вернешься ко мне завтра. Сегодня ты освобожден от уроков.

Конрад смущен – кажется, он ждал последней капли. А когда ее не последовало, он схватил свою большую черную сумку, перекинул через плечо и скрылся за дверью в мгновение ока.

Директриса переводит внимание на меня. Сердце уже грохочет у меня в груди. Находиться рядом с Конрадом – все равно, что проверять, правильно обезврежена бомба или нет. А лазерные лучи взгляда директора Чен совсем не помогают моей нервной системе.

— Было бы замечательно, если бы ты сказала мне, кто был зачинщиком, — уже по-деловому говорит она. — У меня есть свои подозрения, но если бы тот, кто на самом деле там был, подтвердил их, жить стало бы намного проще.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — бормочу я.

— Я знаю, что прошлый год оказался для тебя тяжелым. Я не преуменьшаю твой опыт, но то, что случилось с Конрадом – это притеснение совсем другого уровня. Это свидетельствует об особой проблеме. И ты могла бы помочь решить эту проблему.

Мои намерения начинают рушиться. Пытаюсь защитить себя:

— Это просто обернется против меня. И против него.

— Чтобы что-то улучшить, необходимо рискнуть, — говорит она. — Иногда моральный долг перевешивает личные нужды. Я знаю, что в тебе он есть. Нравится тебе или нет, ты поступаешь правильно, даже, когда это трудно, Роуз.

Снова звонит телефон.

— Подошла мисс Масо.

Директриса закрывает глаза и делает глубокий вдох, как будто сегодня – один из самых долгих дней ее жизни. Она обходит свой стол, снова садится в кресло, нажимает кнопку и говорит:

— Скажи ей, что я разберусь... Очень скоро с ней встречусь.

Затем она еще раз пронзает меня своим пристальным взглядом. Лицо начинает гореть.

— Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, Роуз. — Я не отвечаю, но не могу не смотреть на нее. — Итак. Мэтт Хэллис? — тихо спрашивает она, словно даже у стен есть уши.

Я смотрю в потолок, думая об утреннем собрании и разнообразии видов ненависти. Та фотография на заборе. Конрад, который важен для Джейми.

Я быстро киваю один раз, не глядя ей в глаза, будто это снимает с меня часть ответственности.

Никак не реагируя на мою реакцию, директор Чен говорит:

— Спасибо, что пришла, Роуз.

Если бы у меня был выбор.

Она поднимается и открывает мне дверь. Мисс Масо уже стоит здесь со скрещенными на груди руками. Директор Чен отмахивается от нее, словно она – школьница, у которой опять проблемы из-за того, что она не умеет держать язык за зубами.

Проходя мимо меня, мисс Масо похлопывает меня по плечу, откуда-то зная, что я поддалась, и даже ее звать не пришлось.

***

— Роуз, пой в унисон, ладно? Возьми свой громкий голос и пой в унисон! Я тебя умоляю.

Мистер Доннелли уже в третий раз останавливает репетицию, потому что я неспособна петь в унисон.

Что бы это ни значило.

Мы сидим на стульях на сцене актового зала и учим очень сложную песню с множеством гармоний, где все поют разные вещи одновременно. У меня нет проблем с тем, чтобы вступить в правильное время или услышать свою партию, и некоторое время, до проблем с унисоном, мне было по-настоящему весело. Есть что-то крутое в том, когда находишься на сцене, смотришь в зал – даже в пустой зал – и поешь, к примеру, гармонию из четырех–пяти частей, а пианистка от всей души аккомпанирует. Жить в музыке – это значит чувствовать, что ничто во всем мире не имеет значения, кроме того, что происходит прямо сейчас.

До тех пор, пока не выяснится, что ты не можешь петь в унисон.

А я, судя по всему, не могу.

— Начинаем с хора, еще раз!— кричит мистер Доннелли. Затем он оборачивается и громко шепчет мне: — Уши, Царелли. Используй уши!

Мистер Доннелли дает сигнал пианистке, а я решаю на этот раз беззвучно открывать рот – чтобы посмотреть, действительно ли он слышит то, что ему кажется. Потому что – как он вообще может слышать в общем хоре, что я делаю что-то не так?

Он снова останавливает нас и указывает на меня.

— Теперь ты вообще не поешь,— говорит он.

Последние двадцать минут мы потратили на одну эту часть, что всех расстраивает – пассажиры №1 и №2 вообще, похоже, хотят меня ударить.

—Ты знаешь, что я понимаю под пением в унисон?— спрашивает мистер Доннелли.

Когда я наконец качаю головой, он так хватается за свой пюпитр, будто сейчас упадет, и смотрит на меня с невероятным раздражением.

— Люди, если вы не знаете, о чем я говорю, спрашивайте! Нет ничего позорного в том, чтобы задавать вопросы – для этого и нужна репетиция. Кто хочет рассказать Роуз, что такое унисон?

Поднимает руку один Митчелл Кляйн, и это вызывает у меня подозрение, что остальные тоже во мраке неведения.

— Унисон – это когда твой голос сливается с голосами других, и ты не выделяешься.

— Спасибо Господу за Митчелла Кляйна!— восклицает мистер Доннелли. — Правильно, Митчелл. Роуз, у тебя уникальный голос, и это отлично. Но в таких песнях все голоса должны работать вместе, чтобы создать единый звук. Если один человек выделяется, нарушается песенное равновесие, и зрителям приходится слушать отдельный голос, а не полноценную музыку. Еще вопросы?