Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова

• Название: Жизнь и смерть генерала Корнилова
• Автор: Валерий Поволяев
• Издательство: АСТ, Астрель, Хранитель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-041289-4, 5-271-15700-8, 5-9762-2074-6

Если бы в августе 1917 года глава Временного правительства Керенский не объявил генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова мятежником и не отстранил его от должности Верховного главнокомандующего, история России (а, возможно, и мира) в XX веке могла бы пойти совершенно иным путём...

Новый роман современного писателя-историка В. Поволяева рассказывает о жизненном пути одного из лидеров Белого движения, генерала от инфантерии, Лавра Георгиевича Корнилова (1870-1918).

---

Разведчики вернулись через час, незамеченными проскользнули через заднюю дверь в дом и прошептали на ухо прапорщику Косьменко:

   — В лесу видели полтора десятка вооружённых китайцев.

   — Всё понятно, — молвил тот и отправился к Викентию.

   — Теперь можно зажигать лучину. И лампу можно.

Викентий повёл головой в сторону двери:

   — А эти ваши...

   — Уже вернулись.

Брови на лице Викентия подскочили удивлённым домиком.

   — Надо же! — проговорил он, поджал губы, недовольный собой: он, профессиональный охотник, должен всё видеть, всё слышать, всё знать, даже то, как мыши под землёй гоняют друг дружку, а он ничего не засек, не увидел, — коричневое лицо его покрылось тёмным румянцем.

   — Ну-ну, — произнёс он и замолчал уязвлённо.

Поспешно запалив две лампы, он повесил их на крюки в разных комнатах дома.

   — Этого пока достаточно, — сказал он.

Лю Вэй, сидевший неподвижно — не менял позу несколько часов, — вытянул голову, ноздри у него округлились.

   — Однако... — проговорил он настороженно, повёл головой в сторону, вновь замер.

   — Что «однако», Лю? — спросил Викентий.

   — Ждать осталось совсем немного, говорю.

   — Ты считаешь, нынешней ночью придут?

   — Обязательно придут.

Едва стемнело, как недалеко от дома, выйдя на опушку леса, коротко и голодно взвыл волк. Викентий молча перекрестился — не любил он волков. Другое дело тигры — благородные животные... К тиграм Викентий относился с уважением — случалось, сталкивался с ними нос к носу в тайге, столкнувшись, молитвенно поднимал руки:

   — Амба, извини, я нечаянно оказался на твоей тропе. Давай разойдёмся мирно.

И они расходились мирно — Викентий уступал дорогу, тигр величественно проходил мимо и растворялся в густотье деревьев.

И скотину тигры брали выборочно, лишнюю не трогали — не то что волки, которые, забравшись в загон, обязательно клали на землю всё стадо.

Вскоре в небесной выси прорезалась круглая яркая луна, осветила всё кругом мертвенным зелёным светом. От такого мертвенного колдовского света у людей даже мурашки по коже побежали.

Виталий, брат Викентия, крякнул в кулак:

   — Никого сегодня не будет, ошиблись вы, господа хорошие. Разбойники любят ночи тёмные, а тут вон — вышивать можно, всё видно.

Он отставил винтовку в угол, сел на скамейку и, свесив голову на грудь, задремал. Керосиновые лампы в доме погасили — ни к чему они.

Хунхузы пришли в два часа ночи. Их было так много, что, казалось, они заполонили всю падь — шли, как в атаку, волнами. Шли не таясь, неспешно, во весь рост. Косьменко невольно присвистнул:

   — Без подмоги не обойтись.

   — Пока подмога подоспеет, ваше благородие, нас уже не будет, — вставил Подголов, поцеловал винтовку в ложе. — Не подведи, ружьецо!

   — Встречаем дорогих гостей залпом, — предупредил Косьменко, — без моей команды не стрелять. После трёх залпов ты, Созинов, — он поискал глазами младшего урядника, — возьмёшь двух человек и переместишься к поленнице. Там — выгодная позиция.

   — Я возьму Егора, брата, ваше благородие... Этого достаточно. Мы вдвоём справимся.

   — Как знаешь, Созинов. Не подведи только. — Прапорщик повысил голос: — Приготовились...

Винтовочные дула воткнулись в окна. Прикрытые тенью крыши, они не были видны.

Хунхузам вообще ничего не было видно — они шли на лунный свет, навстречу потоку.

Тишина вызвездилась такая, что в ней было слышно, как гудит собственная кровь в жилах — люди, кажется, глохли от этого звука.

   — Пли! — разорвал прапорщик тишину резким вскриком.

Громыхнул залп, дом заволокло сизым вонючим дымом. Команда стражников дружно передёрнула затворы.

   — Пли! — вторично скомандовал Косьменко.

Вновь ударил залп. Если, первый залп ошеломил хунхузов, они остановились, послышались вопли тех, кого задели пули, то второй залп будто ветром повалил их на землю.

   — По лежачим целям, если видите их — пли! — в третий раз скомандовал прапорщик.

Третий залп был нестройным, жидким — не все видели цель.

   — Созинов, на выход! — напомнил прапорщик младшему уряднику.

Созинов беззвучно выметнулся из дома в сияющую ночь. Следом за ним дом покинул Егор.

Скатившись едва ли не кубарем с крыльца, Созинов распластался на земле, пополз к поленнице. Он слился с ночью, с землёй, с предметами, валявшимися во дворе, казалось, что он сам стал ночью, землёй, от его тела даже не было тени.

Следом за братом, ловкий, невидимый и неслышимый, пополз Егор.

Из окон вновь ударил залп — Косьменко смел целую шеренгу хунхузов, внезапно поднявшуюся из травы. Василий Созинов устроился под поленницей, в выемке, из которой открывался хороший обзор, стволом винтовки раздвинул несколько досок в заборе. Десятка полтора нападавших сумели уйти в тень, Косьменко их не видел.

Егор устроился рядом с братом — в пяти метрах всего — также выбрал неплохую позицию.

Над травой приподнялись сразу несколько человек — головы их были похожи на подсолнухи, эта схожесть невольно родила в младшем уряднике щемящее чувство, — люди тут же нырнули назад. Из окон дома опять ударил залп — прапорщик Косьменко засек «подсолнухи»; впрочем, он видел одни цели, братья Созиновы — совсем другие.

Василий открыл частую стрельбу — начал щёлкать хунхузов, как орехи, — клал пули в шевелящуюся траву, причём точно угадывал, как хунхуз в этой траве расположился, головой к дому или головой к лесу. Только короткое жёлтое пламя, почти незаметное в струящемся лунном свете, выхлёстывало из ствола винтовки... Несколько раз прозвучали ответные выстрелы, пули с визгом всаживались в дрова, от визга этого железный звон возникал в ушах, и только.

Иногда Созинов слышал выстрелы брата — более редкие, чем его, смазанные, словно наполовину растворившиеся в воздухе, приподнимал голову, стараясь в расщелины между поленьями рассмотреть Егора, но ничего не видел: едкий плотный дым заткнул все щели, как паклей.

А вот выстрелы стражников Созинов слышал хорошо — чёткие, словно каждый выстрел звучал сам по себе, хотя били кучей, без разрывов, стрельба смахивала на беспорядочную барабанную дробь, всякий стрелок в этом грохоте только внутреннюю команду и слышал.

Минут через десять Косьменко послал две группы к лесу, в каждой группе по три человека, — надо было отсечь банду от тайги и в этой пади положить полностью. Одну группу возглавил Подголов, другую — Ребров. Конечно, было бы лучше, если бы вторую группу возглавил младший урядник Созинов, но тот сидел в поленнице, вёл прицельную стрельбу, и прапорщик не стал его трогать, лишь качнул головой сожалеюще и скомандовал командирам групп:

   — Вперёд!

Стражники скрылись в лунной ночи. Странное дело — свет от луны был такой сильный, яркий, что можно было блоху на ладони разглядеть, увидеть, как она шевелит лапками и готовится перепрыгнуть на другую ладонь, а людей с винтовками не было видно — они выползали из дома, ныряли в траву и исчезали.

Косьменко скомандовал:

   — Прекратить огонь!

Выстрелы затихли. Братья Созиновы, лежавшие в поленнице, также перестали стрелять, словно услышали команду прапорщика.

В лунном свете плавали клубы дыма, похожие на облака. Слышались стоны раненых хунхузов.

   — Слава богу, остановили вал, — прапорщик перекрестился, — и кажись, потрепали разбойников здорово.

   — Однако да. — Лю Вэй, сидевший с винтовкой у окна, шевельнулся, произнёс своё коронное «однако» и умолк — чего слова впустую тратить!

В пади хлопнул одинокий выстрел, у самого уха Лю Вэя пропела свою опасную песню пуля, всадилась в печь, выколотив из кирпича красное, пахнущее гарью облачко.

   — Однако, — спокойно повторил Лю Вэй и спрятался за косяк окна, — кто-то очень хорошо пристрелялся...

Он достал из кармана круглое зеркальце, обрамленное мелкими ракушками, какое можно было купить в любой лавке на КВЖД, особенно популярны эти зеркальца были у пожилых, но не желающих сдаваться времени женщин, навёл его на падь, доверил один угол, затем другой — он исследовал местность сосредоточенно, детально, будто учёный, — нащупал нужную точку и проговорил удовлетворённо:

   — Однако!

Дохнув на зеркальце, протёр, глянул в него лукавым узким глазом, передёрнул затвор винтовки. Высунувшись в окно, он не целясь, навскидку, выстрелил.

В траве беззвучно вскинулся хунхуз, одетый в русскую солдатскую рубаху, поднялся на колени и, взмахнув руками, упал на спину.

Лю Вэй вновь спрятался за косяк окна.

   — Как у вас, у русских, говорят...

   — Бережёного Бог бережёт, — подсказал Косьменко.

   — Вот-вот.

Косьменко ждал сигнала, который должны были ему подать от леса Подголов и Ребров, — как только он получит сигналы, так поднимет стражников и пойдёт в атаку на банду.