Валерий Поволяев - Жизнь и смерть генерала Корнилова

• Название: Жизнь и смерть генерала Корнилова
• Автор: Валерий Поволяев
• Издательство: АСТ, Астрель, Хранитель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-041289-4, 5-271-15700-8, 5-9762-2074-6

Если бы в августе 1917 года глава Временного правительства Керенский не объявил генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова мятежником и не отстранил его от должности Верховного главнокомандующего, история России (а, возможно, и мира) в XX веке могла бы пойти совершенно иным путём...

Новый роман современного писателя-историка В. Поволяева рассказывает о жизненном пути одного из лидеров Белого движения, генерала от инфантерии, Лавра Георгиевича Корнилова (1870-1918).

---

Так, двенадцатого января 1905 года Первый сибирский корпус генерала Штакельберга в вое метели без единого выстрела и без всяких приказов взял Хейгоутай — хорошо укреплённый опорный пункт генерала Оку. Оку засуетился, занервничал, двинул на выручку своему окружённому штабу резервы — те расколотились о полки корпуса, как недоваренные куриные яйца о кирпичную стенку, только желток потёк вниз да к кладке прилипла скорлупа. Не в шутку напуганный таким успехом Штакельберга Куропаткин поспешно послал к нему штабного офицера, приказывая остановить наступление, но упрямый генерал не послушался приказа и скрестил шпаги с армией Оку. Один-единственный корпус с целой армией. Это было, выражаясь убогим языком современных мыслителей, «круто».

Штакельберга поддержал командир Десятого корпуса генерал Церпицкий, малость поднажал — и японцы побежали. Побежали как миленькие — лишь снег сзади вздымался кудрявыми облачками.

Командующий армией Гриппенберг назначил штурм Сандепу — главного укрепления генерала Оку, и генералу этому также пришлось бы смазывать пятки либо поднимать руки и под белым флагом прошествовать куриной поступью в русский тыл, но опять вмешался Куропаткин, отменил штурм, корпус Церпицкого отвёл за реку Хуньхэ, Штакельберга же за самостоятельность отстранил от должности и провалил наступление. Победу, которую с таким трудом добыли его подчинённые, он буквально выломал из их рук и швырнул японцам под ноги, в грязь. Штакельберг, пребывая в ярости, говорят, сам себя отхлестал плёткой.

Гриппенберг сложил с себя полномочия командующего армией и послал телеграмму в Санкт-Петербург, царю, с объяснением, почему он это сделал. Попросил разрешения приехать в столицу и лично, «вживую» рассказать о том, что происходит на фронте.

Свидетельств того, что царь ответил на телеграмму Гриппенберга, нет — он продолжал по-прежнему доверять «бабушке в галошах» — генералу Куропаткину.

Хоть и было много снега, валил он с небес и валил, и выглядела зима под Мукденом страшной, лютой, а морозов особых не было. Многие офицеры так и не надели на головы папахи — предпочитали ходить в фуражках, щегольски сдвинув их на одно ухо.

Поскольку Куропаткин в ход событий ещё не вмешался, то здорово пахло победой — в воздухе носился её хмельной дух, смешанный с запахом хорошего вина.

Все беды начались, когда вялый, словно невыспавшийся, нерешительный Куропаткин высунул голову из тёплого бабьего капора наружу и отдал первое приказание... Вскоре Корнилова вызвал к себе генерал Добровский:

   — Лавр Георгиевич, выручайте! Кроме вас послать больше некого...

   — Что случилось?

   — Второй стрелковый полк на плечах японцев ворвался в деревню Чжантань-Хенань и попал под сильный огонь. Командир полка Евниевич погиб...

   — Господи, — не выдержал Корнилов. Полковника Евниевича он хорошо знал. — Толковый был командир!

   — Полк залёг под огнём. Его надо срочно вывести, иначе японцы вырубят полк целиком, не оставят ни одного солдата.

Вскочив на лошадь, Корнилов бросил ординарцу — прыткому тамбовскому парню по фамилии Федяинов:

   — За мной!

Федяинов также поспешно вскочил на лошадь, шлёпнул её ладонью по гулкому боку.

Под копытами чавкал, летел в разные стороны мокрый снег, тяжёлые сырые облака, низко повисшие над дорогой, тряслись и мотались из стороны в сторону в такт лошадиному бегу.

Неожиданно над дорогой с трубным гудом пронёсся снаряд, лёг на боковину пологой, с облезлой макушкой сопки. Вывернутая наизнанку земля покрыла сопку чёрным бусом. Корнилов в сторону взрыва даже не повернул головы — пригнувшись, продолжал скакать.

За первым снарядом принёсся второй, всадился в неубранное гаоляновое поле, расположенное в низине между двумя взгорбками, в воздух взлетел высокий плоский столб, снег, собравшийся на поле, разом вскипел и сделался чёрным. Федяинову стало страшно, он ткнулся головой в шею лошади и зажмурил глаза.

Стрельба была неприцельной, японцы послали эти снаряды случайно, но всадники попали точно в вилку, и третий снаряд мог накрыть дорогу вместе с людьми, ординарец это понимал хорошо, потому так и жался к шее лошади.

Но третий снаряд не пришёл, стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась.

Полк Евниевича, зажатый в лощине, лежал под огнём уже целый час. Весь, до последнего солдата, был на виду... Не оставалось никаких сомнений: если полк поднимется, то тут же будет скошен японскими пулемётами.

Корнилов соскочил на землю, бросил повод ординарцу:

   — Скачи обратно! Доложи, что до полка я добрался благополучно и принял его.

Федяинов послушно подхватил повод и развернул лошадь. Под копыта коню попала японская фуражка — новенькая, с ярким красным околышем и синим верхом, похожая на цветной поварской колпак с прикреплённым к нему лаковым козырьком, — конь вдавил головной убор в грязь, расплющил кокарду. Федяинов прикрикнул на него, конь протестующе мотнул головой и тем не менее перешёл на галоп, вскоре Федяинов исчез за пологой, издырявленной снарядами сопкой.

   — Только бы не побежал полк, только бы не поднялся, — пробормотал Корнилов, пробираясь лощиной к лежащим солдатам, — если поднимется — будет плохо. Только бы не поднялся.

Стало понятно, какой манёвр решил совершить погибший Евниевич.

Над головой с тугим треском лопнула шрапнель, горячее свинцовое сеево рассыпалось кругом — дробь с шипеньем всаживалась в чёрный снег, взбивала тёмный пар, Корнилов на шрапнель даже внимания не обратил.

Евниевич, взяв с ходу одну деревню, решил по пологой лощине, которую сейчас одолевал Корнилов, неприметно пройти ко второй — к деревне Вацзявопу, битком набитой японцами, — но попал под сильный огонь. Лощина оказалась хорошо пристрелянной, и полк залёг. Полковник погиб. Теперь надо было спасать людей, оттягивать их к деревне Чжантань-Хенань.

Хоть и трудны были сложные китайские названия для русского уха и тем более — для языка русского, сразу не возьмёшь, но Корнилов выговаривал их легко.

К Корнилову подполз капитан в разодранной шинели, испачканной грязью.

   — Господин подполковник!

Это был капитан Луневич, с которого, собственно, и началась эта рискованная атака, — именно Луневич мерной январской ночью взял Чжантань-Хенань.

   — Капитан, полк будем выводить из-под огня, — сказал ему Корнилов, — иначе нас всех тут положат. Ваша задача — организовать прикрытие. Я займусь отходом.

Луневич обрадованно кивнул подполковнику.

   — Берите добровольцев. Чем ближе вы подойдёте к деревне — тем лучше.

   — Задачу понял, — по-неуставному произнёс Луневич и уполз.

Вскоре по окраинным домам деревни, где мелькали сине-красные фуражки японцев, грохнул винтовочный залп, следом застучал пулемёт.

   — Молодец, Луневич! — похвалил капитана Корнилов.

Утром Корнилов подсчитал потери. Прореха, образовавшаяся в полку Евниевича, была немалая — двенадцать офицеров и пятьсот тридцать восемь солдат. Из боя было благополучно вынесено знамя, вытащены все раненые, а также все пулемёты.

Деревня Чжантань-Хенань оказалась забита трофеями. В девять тридцать утра девятнадцатого января в неё прискакал Добровский со своим конвоем.

Солдаты, стоя на улице, чесали затылки, разглядывая диковинные японские знамёна с изображением драконов и змей, украшенные яркими солнечными дисками.

   — Из этих тряпок хорошо бы нам несколько скатертей в деревню на столы сгородить, — задумчиво произнёс Федяинов. — Там эти флаги в самый раз, а тут что с ними делать?

   — Пусти на портянки.

   — Портянки будут плохие, шёлк — материя скользкая, в сапоге будет сбиваться в комок — с мозолями потом намаешься. Нет, на портянки флаги не годятся.

   — Тогда сделай из какого-нибудь стяга носовой платок.

   — Это ж какую швыркалку надо иметь, чтобы её таким платком утирать. В такой платок вся деревня может сморкаться.

Вдалеке погромыхивало одинокое орудие — то ли наше, то ли японское, не разобрать — расстояние размывало звук. Над фанзами летали большие чёрные птицы.

Соскочив с коня, Добровский обнял Корнилова.

   — Спасибо, Лавр Георгиевич, вы спасли полк. А у нас новости. Куропаткин вместо Гриппенберга на Вторую армию поставил генерала Каульбарса, на Третью — генерала Вильдерлинга.

Бильдерлинга Корнилов знал — ещё совсем недавно тот командовал Семнадцатым корпусом. Средний генерал среднего роста средних возможностей — всё среднее. От Куропаткина Бильдерлинг — в восхищении, и тот, понимая, что малоразговорчивый, с покладистым характером немец никогда не посмеет ослушаться начальства, отдал ему в руки армию.

   — Комментариев на эти назначения у меня нет. — Добровский развёл руки в стороны. — Теперь — новость тревожная. На юге скапливаются значительные силы японцев. Похоже, генерал Ноги собирается пойти на выручку генералу Оку.