Александр Кондратов - Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

• Название: Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е
• Автор: Александр Кондратов
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2003
• ISBN: 5-89059-043-Х

Первая книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)», посвященных 1960–1980-м годам XX века. В нее вошли как опубликованные, так и не публиковавшиеся, ранее произведения авторов, принадлежащих к так называемой «второй культуре». Их герои — идеалисты без иллюзий. Честь и достоинство они обретали в своей собственной, отдельно от советского государства взятой жизни.

---

— Хватит, Титов! Отправляйтесь-ка в камеру. Обдумайте вторую версию, может, с ней вам больше повезет. И без истерик, тут вам не сундук… Старшина, уведите!

— Слушаюсь!

Дюжий старшина Могучий взял Титова за плечо:

— Пошли у камору.

— Но ведь я…

Майор безразлично смотрел в окно, барабаня по столу пальцами.

— По-шшли! — рявкнул старшина. — Эн-ты-лы-ггент!

На помощь старшине спешил другой старшина, постарше. Его фамилия была простой и дельной: Узелков.

«Так-c, так-с»

КПЗ — камера предварительного заключения — находилась рядом с дежурной комнатой: майор отбывал свое дежурство по графику, раз в месяц. И когда старшины, порозовевшие, довольные, вернулись, майор добродушно предложил:

— Ну, что, Могучий? Партию в шахматы, а? Давай?

— Так точно, товарищ майор! Это можно.

Могучий с детства был заядлым шахматистом. На дежурство он всегда приносил с собой шахматную доску с фигурами.

— Чьи будут белые?

По традиции бросили монетку. Майор, как всегда, угадал:

— Орел!

Могучему, естественно, выпала решка.

Аккуратно и правильно расставив белые фигуры (Могучий то же самое продублировал с черными) — как положено, ферзя на белое, короля на черное поле, — майор задумался на пару минут. А затем, решившись, двинул королевскую пешку на два поля вперед. И даже сказал вслух:

— Е2-е4!

Могучий смело ответил: «е7-е5».

Майор любил позиционную игру и редко шел на жертвы. Больше всего ему нравилось бить пешки противника. Он довольно приговаривал при этом:

— А мы вашу пешечку амм! Амм!

Кроме того, майору нравилось делать хитрые, коварные ходы конем (он называл их «конские маневры») и объявлять шах. Делал это майор Наганов торжественно и властно.

Особенно силен был Наганов в миттельшпиле. Совсем недавно ему присвоили четвертую категорию по шахматам (третий разряд по лыжам, второй по самбо и первый по стрельбе майор имел очень давно, со времен учебы в Ленинградской опер-школе).

Старшина Могучий, значкист, украинец, играл вдумчиво, основательно, неторопливо. Он измерял пространство доски ладонью, чесал в голове, протягивал таинственное «так-с, так-с», мощно сопел и шел на упрощения.

Партия подходила к концу. Силы были равными, несмотря на все конские хитрости майора. Тогда Наганов объявил коварный шах, — естественно, конем.

Старшина Могучий крепко задумался и взял в рот сбитую два хода назад нагановскую белую пешку (это была его давняя привычка: брать пешку в рот и думать, он всегда поступал так в сложных положениях).

— Шах королю! — со спокойным достоинством объявил майор, указывая на своего коварного коня. — Шах королю!

Можно было бы обойтись и просто «шахом», кому же иному, как не королю? Но по мнению майора «шах королю» звучало более весомо.

— Шах королю!

И в этот миг в дверь камеры отчаянно забарабанили. Титов молотил кулачками в бронированную дверь и кричал что-то невнятное, перемежая плачем.

— Пойди, Узелков, успокой его, — сказал Наганов, не отрывая пытливого взора от доски. — Выясни, что ему надо? Может, даст вторую версию?

У майора была отличная проходная пешка и дальнобойный белопольный слон на а8.

Старшина Могучий упорно думал. Его сопение усиливалось с каждою секундой и постепенно перешло в мощный хрип. Напряженно и сосредоточенно, уставившись в доску, старшина думал, думал, думал, думал, не решаясь сделать нужный ход.

Узелков вернулся через пару минут.

— Товарищ майор! К себе вас просит. Говорит, есть вторая версия. Хочет рассказать.

Майор еще раз полюбовался отличным слоном на а8. Он доминировал по вертикали h1-a8, и не было ему противовеса. Потом майор оглядел проходную пешку, а вслед за тем перевел свой острый взгляд на хрипящего Могучего.

Могучий думал, покраснев, набычась.

— Скажи ему, Узелков, пусть как следует обдумает свою вторую версию. А то, неровен час, опять подзалетит, как с первою. Так ему и скажи: «Обдумай-ка, Титов, хорошенько, не подзалети, как в первый раз».

— Слушаюсь! — истово ответил Узелков и пошел к Титову в камеру.

Майору страстно хотелось выиграть партию. Могучий, решившись, отошел королем на е7. Впрочем, ничего другого и не оставалось делать, это был единственный возможный ход.

Теперь настал черед задуматься Наганову. Поразмыслив минут пять, он пошел белопольным слоном с а8 на h1, подумав: «Прострел!»

Могучий, все так же тяжело хрипя, сделал ход королем на е6.

Партия длилась долго: Могучий нашел силы для обороны и блокировал опасного слона. Наконец на доске не осталось ни единой фигуры, кроме королей.

— Ничья? — предложил, раздосадованный Наганов.

Могучий не отвечал. Майор сделал ход королем на с5. Могучий молча думал… Минуту… пять… семь… восемь…

— Но ведь королем не поставить мата! — возмущенно воскликнул майор. — И шах королю не объявить! Чего тут думать?

Могучий не отвечал. Наганов заглянул ему в глаза.

Глаза были пусты и неподвижны: старшина Могучий был мертв!

Смерть в кредит

Майор надолго запомнил это сумасшедшее дежурство. Минимум на пять лет. Ближайшие пять лет…

Старшина Могучий, самбист, значкист, разрядник, богатырь, погиб… от пешки! Врач-эксперт, еврей Сушков, срочно вызванный майором, назвал это «смертью в кредит».

Могучий, находясь в сложном положении за доской, проглотил пешку из-за неожиданного стука Титова в дверь. Всю дальнейшую партию, блокируя проходную пешку, перекрывая пути дальнобойному белопольному слону, увертываясь королем от хитроумных наскоков нагановского коня, Могучий провел, борясь не только с противником, но и с удушьем. Пешка застряла в горле так, что ее нельзя было ни вытащить, ни проглотить. Могучий хотел сказать об этом майору, но вместо слов издавал лишь невнятный мощный хрип.

До последнего продолжал борьбу старшина Могучий… И лишь в последний момент, когда стала неизбежной ничья, когда не было надежд на зевок противника, железная воля старшины сдала. Он дрогнул — и последовала немедленная смерть. Еврей-эксперт Сушков сказал сущую правду: это была поистине «смерть в кредит»!

Не успели труп Могучего отправить в морг, как раздался пронзительный телефонный звонок.

— Дежурный майор Наганов слушает! — сказал майор, еще переживая смерть своего старшины (была надежда: а вдруг откачают? ведь все-таки Могучий!).

— Насиловка, товарищ майор! — раздался голос в трубке. — Постовой Догадов говорит… Только что задержал, еще горяченьких!

— Где?

— В парке, товарищ майор. У северного входа.

— Жди, Догадов! Мигом выезжаем!

Через минуту к месту происшествия мчался новенький синий «воронок», украшенный патриотичной красной полосою. Майор Наганов сидел рядом с шофером Веней и нервно курил «Беломор». Старшина Могучий не выходил у него из головы:

«Откачают или нет? Неужели и вправду смерть — в кредит? Или, может, Могучий вывернется? Подумать только — погибнуть от пешки… От простой нелепой пешки, — даже не от ферзя или ладьи…»

Путешествие на край ночи

…если лежать налево и смотреть наугад в зеркало будет видно и если увидеть себя в сутки — семенят другие… скорей, скорей, скорее! — срываясь в бессмысленный и фиолетовый задний запах западни которая…

Его — бледного, порочного, хилого, с расстегнутыми штанами с горящим пророческим взглядом — плотно держал постовой Догадов. Сразу поняв, в чем суть, майор приказал Узелкову:

— «Скорую помощь»!

А про себя подумал точно, кратко: «Половой псих».

Затем майор обратился к потерпевшей:

— Не успел? Или было дело?

Потерпевшая кокетливо поежилась. Юбка на ней была измята, блузка разорвана.

— Не успел, гражданин майор! Постовой ваш помешал. И свидетели найдутся…

Это была известная всему уголовному — и милицейскому — миру Клава Белая. Она продолжала, ожесточаясь своими собственными же словами:

— Все равно было насилье! Сукин сын. Я его, мерзавца, упеку на десять лет. Или жениться заставлю, гада, ирода… Всю блузку разодрал, паскудник!.. Вот, смотрите сами…

Сквозь изодранную блузку нахально и нагло выглядывали груди Клавы Белой.

— Застегни свое хозяйство, — сказал чуть дрогнувшим голосом майор. В голову зачем-то влезла непристойность. Влезла и расплылась там сальным пятном.

Майор отвернулся и стал смотреть на место происшествия. Им была садовая скамейка, четвертая от входа в парк.

Насильник горячо заговорил:

— Скучно читать в парке надписи: «Помни о счастье», «Всем хорошим во мне я обязан книгам», а я был один… она шла одна… никто не заметит… хотя она вульгарная… зато она… я повалил на скамейку… скорее снять штаны… до конца не дали успеть… не дали… они везде… они не дали везде… они, они, они…