Рольф-Дитер Мюллер - Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

• Название: Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году
• Автор: Рольф-Дитер Мюллер
• Издательство: Пятый Рим
• Жанр: Военная история
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9907593-1-2

Нападение на Советский Союз 22 июня 1941 года трактуется историками как заключительный этап гитлеровского плана по установлению «нового порядка» в Европе. Известный военный историк Рольф-Дитер Мюллер опровергает данное утверждение. На основании многочисленных малоизвестных источников, он доказывает, что Гитлер еще в 1933 году всерьез планировал войну против СССР. Нападение на Советский Союз оставалось для Гитлера idée fixe и в более поздние годы. Даже после подписания Советско-германского договора о ненападении, в сентябре 1939 года еще было возможно прямое столкновение вермахта с Красной Армией. При этом, вопреки мнению ряда публицистов, генералы вермахта не боялись такого развития событий, а, напротив, подталкивали фюрера к войне.

Рольф-Дитер Мюллер — германский военный историк, в 1999-2012 гг. научный директор Центра военно-исторических исследований Бундесвера. Ранее на русском языке была выпущена его книга «На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время “крестового похода против большевизма”, 1941-1945 гг.» (М.: РОССПЭН, 2012).

---

Командование сухопутных войск приказало проверить предложение по созданию «еврейского вала». Один из генералов инженерных войск при Главном командовании на Востоке, ответственный за исполнение данного приказа, высказал свои серьезные сомнения. Командование группы армий «Центр», которое несло ответственность за данный участок границы, также посчитало этот проект излишним и ничего не хотело знать о «еврейской колонне», так как изначальная задача по возведению военных укреплений могла перейти в руки СС{399}. Военные предпочли скрытый отход. О собственных планах вермахта по переселению речь уже не шла, и у Гиммлера появилась возможность выступать перед высшим генералитетом на тему политико-демографических задач СС на Востоке и улучшить, таким образом, взаимопонимание сторон{400}.

В результате ОКХ полностью согласилось с проектом «еврейского вала». Какую роль в этом играл майор Рейнхард Гелен, руководитель группы по возведению укреплений и протеже Гальдера в оперативном отделе, неизвестно. Гелен вскоре занял одну из ключевых позиций в планировании и реализации плана «Барбаросса». Генерал Йоханнес Бласковиц, главнокомандующий вооруженными силами на Востоке, смиренно принял этот шаг ОКХ и с сарказмом предложил без промедления отдать восточную часть Генерал-губернаторства в руки СС. У Гальдера таких далекоидущих планов не было, и он позаботился о том, чтобы Бласковица сместили с должности. Тем не менее компромисс был найден: каждый еврейский строительный батальон получил небольшой участок границы. Они начали с рытья танкового рва на юго-восточной границе между Бугом и Саном. К началу 1941 г. было готово всего 13 км «еврейского вала», бессмысленного с военной точки зрения в отсутствие там войск и выполненного на дилетантском уровне{401}. Идею Гитлера загнать польских евреев в болота Припяти, в предполье Восточного вала, Гиммлер превратил в проект «еврейского вала», из которого позднее выросли лагеря смерти.

Наконец, 9 апреля 1940 г. началось успешное наступление на Западе. Вначале были заняты или захвачены Дания и Норвегия, 10 мая последовало наступление на Бельгию, Люксембург и Францию. После неожиданного прорыва под Седаном немецкие танки вышли к побережью Ла-Манша и окружили продвинувшийся на территорию Бельгии экспедиционный корпус западных союзников. То, что позднее превратилось в немецкую легенду «блицкрига», было в конечном счете оперативно-тактическим успехом, причем неожиданным для Гитлера и командования вермахта{402}. Это было в большей степени результатом неумелого оперативного управления противника, который хотя и располагал численно превосходящими силами, но не смог выдержать темпа навязанных ему решений и исходил к тому же из устаревшей концепции обороны.

Успех немецкой армии вытекает, кроме того, из интенсивных подготовительных мероприятий последних месяцев и смелой оперативной концепции, идея которой принадлежала генералу фон Манштейну. Эта идея в конечном счете убедила и Гитлера в его борьбе с руководством вермахта за сроки начала нападения. Суть идеи заключалась в том, чтобы заставить противника направить свой удар на Бельгию, а самим совершить неожиданный прорыв через Арденны и выйти к Ла-Маншу. С окружением мобильных сил противника забрезжила возможность быстрой победы на Западе. Однако командование сухопутных войск, исходившее из опыта Первой мировой войны, считало вполне возможным, что после первых успехов в Северной Франции наступление может остановиться и перейдет в стадию позиционной войны. Все планирование оборонной промышленности для организации этой кампании строилось на том, что ее пик придется на весну 1941 г. Ресурсов для строительства крепостей и оборонительных сооружений предоставлялось намного больше, чем для производства танков. С началом ожидаемых «массовых сражений» был еще выше поднят уровень мобилизации германской экономики{403}. Все это еще раз подтверждает сдержанность Гитлера относительно прогнозов на начало войны против СССР весной 1940 г.

Стремительный крах французской армии и бегство англичан на их острова стали полной неожиданностью для немецкого руководства. Неописуемой была эйфория от входа в Париж и от предложения Франции подписать договор о перемирии. Во время Первой мировой войны германской армии пришлось в течение четырех лет истекать кровью в тяжелейших боях в Северной Франции. Этого даже не смогла перевесить давшаяся с большим трудом победа над русскими в 1917–1918 гг. А сейчас, в июне 1940 г., казалось, не было ничего невозможного. Возникал очевидный вопрос: а не нацелиться ли на последнюю из оставшихся континентальных держав, на потенциального противника? С другой стороны, германо-советские отношения не испытывали никакой напряженности и прекрасно развивались дальше. Сталин обеспечил тыловое прикрытие Германии в войне против Англии, которая в данный момент в одиночку противостояла немецкой военной машине. Самым сильным оружием Черчилля в борьбе против Гитлера была блокада, но она оказалась неэффективной, потому что с окончанием зимы, когда улучшились погодные условия, советские грузовые поезда снова двинулись на запад.

А как же происходила перенастройка вермахта с уже бывшего Западного на будущий Восточный фронт? Шла ли речь действительно только о рутинных мероприятиях в рамках оборонной стратегии страны, т. е. «абсолютно нормального процесса»{404}, из которого позднее поэтапно вырос план «Барбаросса» и разразилась большая война за «жизненное пространство на Востоке»? Могла ли этому способствовать личная инициатива Гитлера, как предполагает широкий круг исследователей-историков на протяжении уже нескольких десятилетий?{405}

Ведь вообще-то следовало ожидать, что Гитлер после подписания перемирия с Францией 22 июня 1940 г., а может быть, даже неделей раньше, когда немецкие войска без боя вошли в Париж, должен был поделиться с командованием вермахта своими мыслями относительно планов на Востоке, а точнее, плана «Ауфбау Ост» («Строительство на Востоке»), под названием которого скрывался план «Барбаросса». Произошло ли это? Подтверждений этому нет. Во время обсуждений военного положения и в беседах с Геббельсом он был, казалось, полностью занят мыслями о скорейшем окончании войны с Великобританией. Это неудивительно, поскольку означало стратегический поворот к ситуации лета 1939 г., когда он надеялся достичь соглашения с британцами и когда они могли бы развязать ему руки на Востоке.

Своим пропагандистским лозунгом о «мире» Гитлер никоим образом не собирался ответить на стремление германского народа к миру, а напротив, хотел, наконец, реализовать центральную идею своей политической программы. Теперь, когда фюрер, по собственным представлениям, преподал урок британцам и вышвырнул их с континента, он мог надеяться, что его стратегический счет вырастет. Но оставался открытым вопрос, как и когда будет решена «восточная проблема». Новый премьер-министр Уинстон Черчилль оказался человеком другого калибра, нежели те, с кем он столкнулся в Мюнхене почти два года назад. Британское правительство продолжало считать немыслимым признание германского господства на континенте, причем ни в коем случае не на условиях Гитлера. Поэтому оставалось принять следующее политическое решение: в результате продолжительного военного давления лишить британцев всякого мужества до такой степени, что они, в конце концов, уступят, или завоевать их остров. Оба эти варианта представляли собой крайне рискованные и требующие больших затрат предприятия. Потому неудивительно, что после прекращения огня во Франции 25 июня 1940 г. у фюрера в мыслях была лишь одна перспектива, а именно подготовка «мирной речи», чтобы, по возможности, суметь уговорить британцев пойти на уступки. При этом он рассчитывал на поддержку «партии мира», в существование которой в Англии искренне верил. Сразу же после грандиозного парада победы, состоявшегося в Берлине 7 июля, Гитлер приступил к подготовке речи и одновременно обратил пристальный взгляд на военное планирование возможной высадки на британских берегах. 16 июля он издал директиву № 16 под кодовым названием «Зеелёве» («Морской лев»), а спустя три дня выступил с большой речью в рейхстаге.

За прошедшие три недели конечно же было достаточно причин обдумать будущую позицию Германии в отношении СССР. После вступления немецких войск в Париж советская внешняя политика вдруг стала необычайно активной и спешно началась реализация уступок, сделанных Гитлером годом ранее. После оккупации восточной части Польши в 1939 г. началось ультимативное давление на прибалтийские государства с целью принудить их вступить в состав СССР. Одновременно от Румынии потребовали уступить Бессарабию и Северную Буковину. Германского диктатора это, кажется, нисколько не обеспокоило, а вот его окружение было встревожено. Так, 5 июля 1940 г., в дни подготовки к параду победы в Берлине, Геббельс записал в своем дневнике: «Славянизм распространяется по всему Балканскому полуострову. Россия пользуется моментом. Возможно, в будущем нам все-таки следует выступить против Советов». И на следующий день: «Наконец-то мы можем навести порядок в Европе. Россия стремится ухватить куски побольше, пока перед ней не захлопнулась дверь. Нам надо быть осмотрительней»{406}.