Рольф-Дитер Мюллер - Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году

• Название: Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году
• Автор: Рольф-Дитер Мюллер
• Издательство: Пятый Рим
• Жанр: Военная история
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9907593-1-2

Нападение на Советский Союз 22 июня 1941 года трактуется историками как заключительный этап гитлеровского плана по установлению «нового порядка» в Европе. Известный военный историк Рольф-Дитер Мюллер опровергает данное утверждение. На основании многочисленных малоизвестных источников, он доказывает, что Гитлер еще в 1933 году всерьез планировал войну против СССР. Нападение на Советский Союз оставалось для Гитлера idée fixe и в более поздние годы. Даже после подписания Советско-германского договора о ненападении, в сентябре 1939 года еще было возможно прямое столкновение вермахта с Красной Армией. При этом, вопреки мнению ряда публицистов, генералы вермахта не боялись такого развития событий, а, напротив, подталкивали фюрера к войне.

Рольф-Дитер Мюллер — германский военный историк, в 1999-2012 гг. научный директор Центра военно-исторических исследований Бундесвера. Ранее на русском языке была выпущена его книга «На стороне вермахта. Иностранные пособники Гитлера во время “крестового похода против большевизма”, 1941-1945 гг.» (М.: РОССПЭН, 2012).

---

«Я словно убит. Какой Гитлер? Реакционер? Чрезвычайно нерасторопный и неуверенный. Русский вопрос: абсолютное непонимание сути, Италия и Англия — естественные союзники. Чудовищно! Наша задача заключается в уничтожении большевизма. Большевизм — дело рук евреев! Мы должны унаследовать Россию! 180 миллионов!!! […] По всей видимости, одно из величайших разочарований моей жизни. Я уже не верю в Гитлера безоглядно. В этом и состоит ужас: меня лишили внутренней опоры. Я — лишь половина меня самого»{61}.

Уже через некоторое время Геббельс перешел на сторону Гитлера, дав себя убедить в правильности избранного пути. Его любимый фюрер во втором томе «Майн кампф» 1926–1927 гг. не поленился подробно осветить свою необычную концепцию.

Политика в отношении России является, «пожалуй, решающим вопросом германской внешней политики вообще», «проверкой способности молодого национал-социалистического движения ясно мыслить и четко действовать»{62}. Политическое или экономическое влияние рейха на Востоке недостаточно велико. Необходимо приступить к реализации «политики почвы как политики будущего». Само по себе увеличение площади государства превратит Германию в мировую державу. «Однако если мы в Европе говорим сегодня о новых землях, то в первую очередь мы подразумеваем Россию и находящиеся у нее в подчинении окраинные государства». Способность ясно мыслить? О каких окраинных государствах, якобы подданных России, идет речь? Об антибольшевистской Польше?

Ни слова на эту тему. Еще один пример «ясного мышления»: путь к приобретению новых территорий — это наступательная «игра» при поддержке новых союзников. И союзником этим в Европе является Англия. «Лишь при содействии Англии, прикрывающей нас с тыла, мы намерены инициировать новый поход германцев».

Завоевать расположение Англии надлежало ценой любых жертв. «Германия должна отказаться от колоний и влияния на море, отказаться от конкурирования с британской промышленностью»{63}.

Упрек, согласно которому крупнейшая ошибка императорского рейха состояла в противостоянии обеим странам -как России, так и Англии, тогда как следовало, по мнению Гитлера, сделать выбор в пользу одной из сторон, — обнажает ядро политического мышления фюрера, а также дилемму, заложником которой он оказался как вождь «Великой Германской империи», приняв участие в развязывании Второй мировой войны. Лишь отталкиваясь от безрассудной предпосылки о том, что Англия не станет чинить препятствия продвижению Германии на Восток («дранг нах Остен»), Гитлер смог убедительно сформулировать свою внешнеполитическую концепцию и последовательно отстаивать ее в 1930-е гг. Однако тем самым избранный им путь с самого начала оказался обреченным на провал: он не только снова и снова неверно оценивал политику Великобритании, но и неверно интерпретировал внутригерманские противоречия.

В НСДАП Гитлеру пришлось объединить разные течения: сторонников колониальной экспансии, морских стратегов, настроенных против Великобритании, крупных промышленников, имеющих интересы на мировом рынке. Это было необходимо для прихода к власти. Можно с уверенностью говорить о том, что в январе 1933 г. Гитлер не имел окончательно сформировавшихся представлений о роли Польши в его внешнеполитической программе{64}. Многие из его приверженцев после прихода Гитлера к власти горели желанием немедленно начать борьбу с условиями Версальского мирного договора, борьбу с Польшей. Рихард Вальтер Дарре, новый «рейхсбауэрфюрер», сторонник ревизионизма, руководствовался представлением, что Польша должна уступить бывшие немецкие территории и установить границы государства на основе этнического принципа, став тем самым частью пояса центральных держав.

Сторонниками такой же экстремистской точки зрения были Геббельс и гауляйтер Форстер. Их цель заключалась в быстром и при необходимости насильственном присоединении бывших Восточных областей и Мемеля, без оглядки на шаткое внешнеполитическое положение рейха. Но каким образом можно было этого добиться? Оказание давления посредством военной силы ввиду текущей слабости рейхсвера исключалось, особенно в ситуации, когда альянс с Россией не рассматривался как возможный вариант.

Гитлер в письме полковнику Вальтеру фон Рейхенау, начальнику штаба 1-го военного округа в Восточной Пруссии, от 4 декабря 1932 г.:

«Россия — не государство, а идеология, которая в настоящее время ограничена территорией этого государства; она завладела этим государством, и поддерживает во всех остальных странах секции, которые не только стремятся воплотить те же революционные цели, но и подчинены в организационном отношении центру в Москве. Победа этих воззрений в Германии приведет к непредсказуемым последствиям. Борьба с этой отравой тем сложнее, чем активнее мы сотрудничаем в политической и военной сферах с Центром — источником чумы, руководствуясь при этом внешнеполитическими соображениями»{65}.

Вернер Дайтц, национал-социалист и эксперт по вопросам экономики больших пространств, делал ставку на «экономическую активизацию всего пояса государств от Латвии до Черного моря», эти государства были не способны удерживаться на плаву в течение длительного времени. «Эти народы, и об этом нельзя забывать, образуют защитный вал: отсюда Центральная Европа будет наблюдать за грядущим, и в этом не приходится сомневаться, распадом Советской России»{66}. Будучи приверженцем долгосрочного «масштабного решения», он ценил «умеренные» круги, сосредоточившиеся вокруг Германа Геринга, Рудольфа Гесса, Германа Раушинга и гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. Они, по-видимому, выступали за компенсацию потерь Польши за счет Украины{67}. Однако желали ли того поляки и прежде всего украинцы, о которых главный идеолог партии, Розенберг, был столь высокого мнения?

Данциг оставался предметом разногласий, провоцировавшим конфликты с польской стороной. На границе то и дело вспыхивали теракты. «Дойчер Остбунд» публично требовал пересмотра границ. Польша реагировала на эти требования проведением военных демонстраций на полуострове Вестерплатте, расположенном близ Данцига. В стране проходили антинемецкие демонстрации, участники которых выражали протест против нацистских правительств в Данциге и Берлине, а также против бойкотирования еврейских магазинов в рейхе. Правительство Пилсудского имело все основания для «прощупывания» обстановки с помощью своего французского союзника: необходима ли превентивная война с непредсказуемым правительством Гитлера? Можно было бы попытаться заполучить в свои руки Данциг и ему подобные территории, чтобы с их помощью вынудить Гитлера отказаться от наращивания вооружений. Однако в Париже поляков упокоили и предпочли использовать дипломатические средства с целью удержания ревизионистской политики Германии в мирном русле{68}.

Теперь Гитлер имел в своем распоряжении ограниченный набор возможностей для смены курса во внешней и военной политике, поскольку и военная, и внешняя политика в его правительстве находились в ведении консерваторов. Командование рейхсвера, а также министр иностранных дел Германии барон Константин фон Нейрат и статс-секретарь Бернгард Вильгельм фон Бюлов не видели повода для смены курса. Возросшее политическое влияние СССР они рассматривали как шанс. На фоне продолжения сотрудничества предполагалось использовать это влияние в противовес Франции и для оказания давления на Польшу. На начальном этапе они хотели избежать внешнеполитических трений — во всяком случае, пока Германия не окрепнет в военном отношении — и сделать мишенью ревизионистской политики Польшу. А потому некоторая напряженность в отношениях с Варшавой была даже желательна — это позволяло периодически обращаться к «польскому вопросу» на международном уровне. Достижение взаимопонимания по этой причине не является «ни возможным, ни желательным»{69}.

Нейрат и Бюлов дистанцировались от попытки предпоследнего рейхсканцлера Франца фон Папена летом 1932 г. создать антисоветский германо-франко-польский блок — идея, авторами которой выступили французские экономические круги{70}. Нейрат не допускал мысли о признании западных границ Польши; предоставление гарантий неприкосновенности ее восточных границ в союзе с французами было для него столь же неприемлемым. Папен, теперь уже в качестве вице-канцлера в кабинете Гитлера, оказался политическим легковесом, сумевшим тем не менее привнести элемент гибкости в закостенелую ревизионистскую политику Германии.

Благодаря этому Гитлер сумел повлиять на придерживающиеся прямо противоположных точек зрения стороны. Он считал необходимым снять блокаду Германии со стороны Франции и обеспечить новый расклад сил, который позволил бы ему добиться успехов в реализации политики ревизионизма, не связывая себя при этом особыми обязательствами. Следовало создать маневренное пространство для наращивания вооружений, причем таким образом, чтобы это не спровоцировало угрозу интервенции; затем надлежало как можно скорее перейти к достижению конечной цели: уничтожению России. Так, уже спустя несколько дней после прихода к власти Гитлер начал совершать очень подвижные, лишенные догматичности маневры во внешней политике, которые в течение года привели к полной смене курса в Восточной политике, к отходу от Советского Союза и повороту в сторону Польши. Этот поворот оказался сенсацией, значение которой часто недооценивается. При этом «таблица умножения Восточной политики Германии»{71} была убрана в стол, и в распоряжении Гитлера оказалось шесть лет, которые могли быть потрачены на подготовку войны. В результате, пусть и с некоторой натяжкой, можно сказать, что пакт Гитлера — Пилсудского 1934 г. по своим последствиям оказался не менее значимым, чем пакт Гитлера — Сталина 1939 г.!