Леонид Словин - Астраханский вокзал. Повесть и рассказы

• Название: Астраханский вокзал. Повесть и рассказы
• Автор: Леонид Словин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1975

Героем повести и трех рассказов книги «Астраханский вокзал» является работник транспортной милиции Денисов.

В первом рассказе Денисов — курсант школы МВД, смелый, ловкий, легко идущий на риск парень, предъявивший свой личный счет нарушителям социалистической законности. В повести Денисов уже офицер милиции. Работа сделала его наблюдательным, отточила его интуицию и укрепила в нем бережное отношение к людям и решимость охранять их.

---

Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.

Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.

— …Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.

«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль…»

Денисов участия в разговоре не принимал.

Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал — ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.

Наконец Кира решила, что пора прощаться.

— Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.

— Всегда заходите.

На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.

Денисов ждал приговора ККК.

— Совсем забыла, — Кира вынула из сумочки конверт, — тебе у дежурного лежал.

Денисов не глядя сунул конверт в карман — сейчас было не до новогодних поздравлений.

— Где здесь телефонная будка?

Из автомата Кира позвонила начальнику розыска — не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.

— Докладывает капитан Колыхалова… — Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.

Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.

— Пожалуй, это они… Повторите номер кинокамеры… Записал… Как его фамилия?

— Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица…

— Неясны пока обстоятельства обмена одеждой…

Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.

— …Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, — услышал еще Денисов. — Все ясно?

— Ясно, товарищ полковник. — Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.

Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.

2 января, 22 часа 10 минут

Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.

Илья понял это не сразу — лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова — менялось направление ветра.

С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «…и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море…»

Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт — ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать?

«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»

Таким образом, все сходилось на одном — срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин… Тогда… Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.

Переезд на дачу он перенес на ночь — больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время — ходить по улицам было рискованно.

Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой — «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» — о битве при Каннах.

Илья ушел из библиотеки перед самым закрытием. Милиционер у выхода проверил его контрольный листок, Илья оделся, пешком через пустой Большой Каменный мост подался в сторону метро «Новокузнецкая».

Особенная послепраздничная тишина стояла на набережной. Транспорт почти полностью отсутствовал. На Пятницкой, у магазина «Меха», Илья неожиданно наткнулся на группу женщин.

— Что-нибудь случилось?

Одна, побойчее, со свернутой в трубку школьной тетрадкой, в черном жакете, засмеялась, махнула рукой на витрину.

— Шубы стережем! Для вашей жены не требуются?

Илья поколебался.

— Записывайтесь, пока желающих мало.

Жене, безусловно, понадобится шуба: на Рижском теперь показываться рискованно. Но ведь он хотел исчезнуть уже сегодня ночью?

— Это ведь вас ни к чему не обязывает! Хотите — приходите, хотите — нет! — Она угадала его сомнения.

— Пишите: Маевский.

— Между прочим, мужские шапки тоже будут.

— У меня есть.

Он не покупал себе ничего, кроме самого необходимого, презирал мужчин, придававших значение своим туалетам — «внизу с разрезом, здесь две пуговицы…» Не это, считал, главное.

Главное… Всегда вперед и было главное!

Так и шло: «Сначала перейди в следующий класс!», «Поступишь в техникум, будешь получать стипендию — делай как знаешь!», «Вот сдашь сессию…», «Сначала получи распределение!», «Женишься…»

Наверное, были и другие наставления. Даже определенно — о чести, о порядочности. Но ведь дети усваивают от родителей не то, о чем им чаще приходится слышать, а прежде всего то главное, порою даже незаметное, что родители часто и не предполагают в себе, только догадываются и бывают страшно удивлены, обнаруживая много лет спустя в своих детях.

«…Живут люди. Фибиков хапнул десять тысяч… Сейчас кум королю, сват министру… Машина. Дача».

«Хабибулина помните? Уже в Москве живет! Вызвал мать, будет записывать дачу на нее — восемь комнат, ванная, гараж. Газ подведен, вторую половину записали на золовку…»

Собственно, жизнь с ее будничными радостями отодвигалась все время на неопределенный срок. Не хватало всегда какого-то существенного компонента, чтобы начать дышать полной грудью, по-настоящему.

За седьмым классом грозно вставал восьмой с его четырьмя сложными экзаменами, за одним днем рождения — другой, казалось, еще более значимый, а там уже самостоятельная жизнь со своими вехами — рубежами… На выпускной вечер в десятом классе не пошел: если уж отмечать, то поступление в институт!

На приемных экзаменах в институт — сразу после школы — срезался…

Сегодняшний день не имел веса, потому что был как бы только ступенькой к завтрашнему, праздничному. А завтрашний никак не приходил: чего-то не хватало. Много раз думал об этом: «Сколько же можно ждать?»

Заочный педагогический институт, работа в школе — все было лишь временным… Институт иностранных языков обещал впереди вполне определенные реальные перспективы.

Постоянное ожидание давалось нелегко. Илья срывался на мелочах, не мог заставить себя садиться за учебники. У него вошло в привычку приезжать на сессии в Москву без подготовки, на авось, слоняться вечерами у витрин магазинов, ресторанов. В институте его несколько раз предупреждали, он давал последнее слово — жена ни о чем не знала. И вдруг как снег на голову два заваленных экзамена, приказ по институту, список отчисленных.

«Если Илья Маевский только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный — пусть пробивается сам!» В тот самый день судьба послала ему Капитана.

Неожиданно Илья подумал о жене. Эмоционально она была раскованнее его. Когда Илья улыбался, она уже смеялась, когда ему было только смешно — хохотала. Она плакала, когда Илья бывал лишь расстроен. Она не умела лгать.

«Что же с ней будет, если она все узнает?!» — впервые вдруг с особой отчетливостью подумал Илья.

Странный одинокий прохожий прошел мимо по направлению к собору, держа в каждой руке по бумажному пакету с картофелинами. Откуда он шел ночью? Почему с картофелем? Неожиданно один из пакетов прорвался — картофелины, как шарики для пинг-понга, запрыгали по тротуару.

«Что же с ней будет? Как она посмотрит на меня: ведь красть-то действительно низко… Никуда от этого не денешься!»