Александр Зиновьев - Искушение

• Название: Искушение
• Автор: Александр Зиновьев
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Я сам был осужден по обвинению в подготовке покушения на Сталина, сказал Лесков.

- Само собой разумеется, - сказал Чернов, - обвинение было ложным.

- Почему же ложным?! Мы на самом деле планировали такое покушение.

- Но ведь нам сообщали, что Вы были осуждены по клеветническому доносу!

- Вышла установка сверху считать всех репрессированных невинными жертвами сталинизма. Вот в комиссии по реабилитации и ринулись в другую крайность.

- Так значит Вас осудили Правильно?! Никакой клеветы не было?!

- Была и клевета. И несправедливость.

- Не понимаю!

- В доносах и в обвинении говорилось то, чего на самом деле не было. Это и дало основание комиссии реабилитировать нас как невинные жертвы. Но в наших замыслах было нечто такое, что не попало в доносы и в обвинение.

- А если бы попало, тогда что было бы?

- Тогда нас расстреляли бы.

- У вас была группа?

- Да. И довольно большая: более десяти человек.

- Что вы собирались делать?

- Достать оружие и во время демонстрации на Красной площади броситься к Мавзолею, обстрелять стоящих там вождей и забросать гранатами.

- А в чем вас обвинили?

- В том, что мы якобы собирались обстрелять из винтовок и минометов машину со Сталиным на его пути с дачи в Кремль.

- Какая разница?! Вас же все равно должны были расстрелять!

- Разница большая. С того места, откуда мы якобы собирались обстреливать машину Сталина, сделать это было практически невозможно. Клеветнический характер доноса был очевиден. И мы не стали его опровергать, признались.

- Почему вы решились на такой шаг?

- Мы все были искренними коммунистами. Мы решили, что Сталин предал идеалы революции, отступил от принципов марксизма-ленинизма и построил совсем не то, на чем настаивали настоящие коммунисты.

- А что Вы думаете о нынешних руководителях области? Считаете Вы их настоящими коммунистами?

- Какие это коммунисты?! Шкурники. Карьеристы. Настоящих коммунистов истребили при Сталине. Теперь их нет. Кто знает, может быть они еще появятся в будущем.

- А что бы Вы стали делать, если бы сейчас были молодым?

- Трудно сказать. Скорее всего стал бы настоящим террористом.

- Но Вы старый член партии. А коммунисты отвергают индивидуальный террор.

- Отвергали для своего времени. И после того, как терроризм сыграл свою историческую роль. А после взятия власти... Впрочем, после революции их самих почти всех истребили. А что Вы можете другое предложить в наше время, чтобы заставить людей опомниться?

- А на кого Вы стали бы покушаться?

- На тех, кто предал интересы нашего народа и нашей страны, продался Западу за подачки и похвалу.

- Кого Вы имеете в виду персонально?

- Прежде всего главного подлеца - самого Горбачева. Затем его помощников вроде Яковлева, Шеварднадзе и прочих гадов.

Отщепенцы

В доперестроечные годы получилось так, что Чернов не был принят в качестве своего в тех кругах партградского общества, представители которого жили благополучно, делали карьеру и добивались жизненных успехов. Они чувствовали, что Чернов чужой для них во всех отношениях - по образованию, по ментальности, по жизненным претензиям, по образу жизни и даже по физическим данным. Казалось, что с началом перестройки он должен был бы оказаться в кругу людей, начавших добиваться успехов за счет новых условий. Но это не случилось. Он и на сей раз оказался в положении отщепенца. Постепенно от него отошли его ближайшие друзья - Белов и Миронов, быстро приспособившиеся к условиям перестройки и начавшие извлекать из нее пользу для себя. Не получилось и особой близости с Горевым, оказавшимся в оппозиции к перестройке. Было что-то такое, что мешало их сближению. Это что-то различные причины неприятия перестройки. Горев отвергал ее как настоящий (идеальный) коммунист, Чернов - как человек, для которого был неприемлем как коммунизм, так и порожденный им антикоммунизм. Начавшийся в Партграде расцвет антикоммунизма Чернов воспринимал как проявление все того же коммунизма, - как вскрытие гнойника коммунизма, как торжество коммунистической помойки.

- Начинается время, когда будет решаться судьба нашей страны, - сказал Горев, Чернову шедшему с ним после работы от комбината в город. - Нам надо четко определить свою позицию. Преступно в такое время оставаться в положении постороннего наблюдателя.

- А стоит ли ломать голову над этим, - сказал Чернов. - Нам все равно не позволят остаться в стороне. Нас все равно вынудят на определенное поведение, что бы мы сами ни предпринимали. Буду я выступать за перестройку или против нее, меня все равно не примут в свои ряды ни те, ни другие. Тебя, между прочим, тоже. . - Почему ты так думаешь?

- Потому что мы суть отклонение от нормы как с точки зрения одних, так и с точки зрения других. Мы - уроды, но не нормальные советские прохвосты, способные приспособиться к новым условиям. К тому же судьба нашей страны меня не очень-то волнует. Если она рухнет, туда ей и дорога. Значит, она окажется нежизнеспособной. Страной- уродом, как и мы с тобой.

- Ты слишком мрачно смотришь на жизнь.

- А ты стараешься убедить себя и других в том, что ты - полноценный гражданин этого общества. Но общество- то неполноценное. А ты в своей полноценности заходишь слишком далеко, дальше, чем это позволяют нормы нашего общества-урода. Ты тоже поэтому обречен, как и я. Так стоит ли рыпаться?

Такой разговор не приносил ясности и облегчения. Наоборот, он усиливал мрачное ощущение огромного несчастья, надвигавшегося на всех партградцев и на них, на Чернова и Горева, в первую очередь.

- Ходит слух, - сказал Чернов на прощание, - будто ты собираешься из партии выходить. Вроде бы Гробовой об этом говорил в партбюро.

- Этот подонок первым побежит из партии, как только это станет выгодным. Нет, я останусь в партии хотя бы из духа противоречия. Если даже в Москве объявят о роспуске КПСС, я буду ратовать за ее сохранение.

- Ты такой фанатичный коммунист?

- Нет. Я вообще не коммунист в формальном смысле слова. Просто КПСС не есть партия вообще. Это - нечто другое.

- Что именно?

- Государственность. Крах КПСС равносилен краху нашей государственности, а значит - страны вообще. К сожалению, этого не могут вслух признать даже наши партийные руководители от Горбачева до секретарей первичных партийных организаций.

Второй день следствия Московская комиссия прибыла в Царьград вечером 22 сентября. День 23 сентября ушел на ознакомление с материалами КГБ и психиатрической больницы. На следующий день Рябов отсыпался до обеда после сильного перепоя в гостях у Крутова. Воробьев вновь отправился в психиатрическую больницу с целью узнать, стоит ли на учете в больнице молодой человек, о котором ему сказал Соколов. Соколов отправился в Управление КГБ с целью познакомиться с результатами прочесывания города сотрудниками КГБ и с донесениями осведомителей.

Воробьеву сразу же сообщили, что интересующий его объект состоит на учете в больнице уже с 1973 года, регулярно проходит здесь осмотр, находится под наблюдением врача Малова. В истории болезни Воробьев не нашел ничего особенного: таких молодых людей миллионы. Он решил поговорить с Маловым. Последнего в больнице не оказалось, он находился на бюллетене , т.е. был в очередном запое. Пришлось ехать к нему домой.

Малов жил в Новых Липках. Дверь Воробьеву открыл старик с иссиняфиолетовым лицом и с седыми взлохмаченными волосами. Воробьева это не удивило, он таких на своем веку перевидал многие сотни. Воробьев представился. Малов извинился за беспорядок в квартире, очистил для Воробьева стул, сбросив с него на пол книги и одежду.

- Если я не ошибаюсь, мы с Вами уже встречались, - сказал Воробьев.

- Да, - ответил Малов. - В Москве. И в Казани. Я ^ Вас хорошо помню, Вы почти не изменились. Ну, а меня трудно узнать. Сами видите... Извините, я покину Вас на минуту. Чайник поставлю. Больше мне Вас нечем угостить. Сами понимаете, какое время.

- Да Вы не беспокойтесь, я уже позавтракал в

гостинице. Я Вас долго не задержу. Меня интересует один Ваш пациент.

- А почему он Вас заинтересовал?

- Буду с Вами откровенен. Я здесь нахожусь в связи с убийством Елкиной. Органы государственной безопасности, естественно, обязаны рассмотреть все, что так или иначе связано с нею. Несколько лет назад Ваш пациент начал собирать досье на Елкину. С ним провели по этому поводу беседу в Управлении КГБ. Само собой разумеется, этот факт заинтересовал следователя КГБ. А мне поручено познакомиться с этим человеком с точки зрения его психического состояния.

- Ясно. Что Вам сказать? Я знаю этого человека с тех пор, когда он еще школьником был. Несчастный мальчик.

- Почему несчастный?

- В истории болезни не отмечено, что он - инвалид от рождения. Безрукий.

- А почему это не отмечено?

- Я сделал это умышленно, чтобы не акцентировать внимание на это. Он был одержим идеей выглядеть так, как будто он полноценный человек. Кроме того, его отец был репрессирован в сталинские годы. Умер в Атоме... Вы знаете, что это такое?