Исаак Зингер - Враги, История любви

• Название: Враги, История любви
• Автор: Исаак Зингер
• Жанр: Проза

---

Герман интересовался оккультизмом еще до войны. 3десь,в Нью-Йорке, когда у него выпадало хоть немного свободного времени, он шел в публичную библиотеку на Сорок второй улице и листал книги о телепатии, ясновидении, диббуках, о полтергейсте - обо всем, что было связано о парапсихологией. Поскольку официальная религия обанкротилась, а философия потеряла всякое значение, оккультизм стал полноценной заменой для тех людей, что все еще искали истину. Но души существовали на разных уровнях. Тамара вела себя - по крайней мере внешне - как живой человек. Организация, объединявшая беженцев, установила ей ежемесячное пособие, и реб Авраам Ниссен Ярославер тоже поддерживал ее. Она сняла бунгало, принадлежавшее еврейскому отелю в Монтейндейле. Жить в главном корпусе и есть в ресторане она не хотела. Владелец отеля, еврей из Польши, согласился доставлять ей еду в бунгало дважды в день. Прошло уже две недели, а Герман еще не выполнил обещания провести у нее несколько дней. На свой бруклинский адрес он получил от нее письмо, в котором она упрекала его в том, что он не сдержал слова. В конце она писала: "Поступай так, словно я еще мертвая, и посети мою могилу".

Прежде чем ехать, Герман обдумал все возможные неожиданности. Он дал Ядвига деньги, он заплатил за квартиру в Бронксе; он купил Тамаре подарок. Он упаковал в чемодан одну из рукописей для рабби Ламперта, чтобы поработать над ней.

На автобусную станцию Герман пришел слишком рано. Он сел на скамейку, поставил чемодан у ног и ждал, пока объявят рейс на Монтейндейл. Прямого автобуса не было. Он должен был ехать с пересадкой.

Он купил еврейскую газету, но прочел только заголовки. Судя по заголовкам, новости были прежние: Германия отстраивалась. Союзники и Советы простили преступления нацистов. Каждый раз, когда Герман читал подобнее сообщения, в нем пробуждались фантазии о мести. В этих фантазиях Герман разрабатывал методы уничтожения целых армий и разрушения целых отраслей индустрии. Ему удавалось отдать под суд всех, кто участвовал в уничтожении евреев. Он стыдился таких мечтаний, захватывавших его мысли при малейшей провокации, но они с детским упорством снова и снова овладевали им.

Он услышал, как объявили Монтейндейл, и поспешил к выходу, где стояли автобусы. Он забросил чемодан в багажную сетку, и на секунду у него стало легко на сердце. Он почти не замечал других пассажиров. Они говорили на идиш и держали в руках свертки, завернутые в еврейские газеты. Автобус тронулся, и через некоторое время в полуоткрытое окно задул ветерок, пахнувший травой, деревьями и бензином.

Дорога до Монтендейла занимала пять часов, но на нее уходил весь день. Автобус остановился на конечной, где они должны были ждать другого автобуса. Погода по-прежнему стояла летняя, но дни уже стали короче. После захода солнца в небе появилась четвертушка месяца и тут же исчезла за облаками. Небо потемнело, появились звезды. Шофер второго автобуса выключил свет в салоне, потому что он мешал ему видеть на узком, извилистом шоссе. Они ехали через леса, и внезапно возник ярко освещенный отель. На веранде мужчинн и женщины играли в карты. Они пронеслись мимо. Это было нереально, как фата моргана.

Пассажиры один за другим сходили на остановках и исчезали в ночи. Герман остался в автобусе один. Он сидел, прижав лицо к стеклу, и пытался запомнить каждое дерево, каждый куст и камень, как будто Америка, подобно Польше, была предназначена к уничтожению и как будто он обязан был запечатлеть в памяти все детали. Не развалится ли рано или поздно вся планета? Герман читал, что Вселенная разбегается, да, и при этом случаются взрывы. С неба струилась ночная меланхолия. Звезды мерцали, как поминальные свечи в какой-нибудь космической синагоге.

Когда автобус подъезжал к отелю, где Герман должен был сходить, водитель включил в салоне свет. Отель был точной копией того, которой они проехали: такая же веранда, такие же стулья, столы, мужчины, женщины, та же углубленность в карточную игру."Автобус ездит по кругу?", - спросил себя Герман. От долгой неподвижности у него ныли ноги, но он взбегал по широким ступеням отеля мощными прыжками.

Внезапно появилась Тамара - в белой блузе, темной юбке и белых туфлях. Она выглядела загоревшей и помолодевшей. Она по-новому уложила волосы. Она побежала к нему, взяла его чемодан и представила его нескольким женщинам, сидевшим за карточным столом. Одна женщина, в купальном костюме п в пиджаке, наброшенном на плечи, бросила короткий взгляд в карты и сказала хриплым голосом:

"Как мужчина может надолго оставлять одну такую красивую женщину? Мужчины увиваются вокруг нее, как мухи вокруг меда".

"Почему ты не приезжал так долго?", - спросила Тамара, и ее слова, ее польско-еврейский акцент, ее доверительная интонация - вес это разрушило его оккультные фантазии. Это не был призрак из иного мира. Она немного поправилась.

"Ты голоден?", - спросила она."Они оставили тебе ужин". Она взяла его за руку и повела в ресторан, в котором горела одна-единственная лампа. Столы были уже накрыты для завтрака, кто-то еще возился на кухне, и слышался шум льющейся воды. Тамара пошла на кухню и вернулась с молодым человеком, который нес на подносе ужин, оставленный для Германа: половина дыни, суп-лапша, курица с морковью, компот и кусок медового пирога. Тамара шутила с молодым человеком, и он фамильярным тоном отвечал ей. Герман заметил, что у него на руке вытатуирован голубой номер.

Официант ушел, и Тамара замолчала. Моложавость и загар, которые бросились в глаза Герману, сейчас, казалось, поблекли. Стали заметны тени и первые признаки мешков под глазами.

"Ты видел этого мальчика?", - сказала она."Он стоял всего в шаге от печи. Еще минута, и он стал бы кучей пепла".

2.

Тамара лежала в своей кровати, а Герман - на раскладушке, которую принесли для него в бунгало, но спать они не могли. Герман на мгновенье задремал, но снова проснулся, как будто что-то толкнуло его. Раскладушка заскрипела под ним.

"Ты не спишь?", - сказала Тамара.

"О, как-нибудь да засну".

"У меня есть несколько таблеток снотворного. Если хочешь, я дам тебе одну. Я принимаю их, но все равно не сплю. А если засыпаю, то это не сон, а погружение в пустоту. Я принесу тебе таблетку".

"Нет, Тамара. Обойдусь без нее".

"Зачем тебе ворочаться всю ночь?"

"Если бы я лежал с тобой, я бы заснул".

Мгновенье Тамара ничего не говорила.

"Какой в этом смысл. У тебя есть жена. Я труп, Герман, а с трупам не спят".

"А я что?"

"Я думала, Ядвиге ты по крайней мере верен"

"Я же рассказал тебе всю историю".

"Да, рассказал. Когда раньше мне кто-нибудь что-нибудь рассказывал, я точно знала, о чем он говорит. Теперь я слышу слова, но они не доходят до меня. Они скатываются с меня, как капли воды по смазанной маслом коже. Если тебе неудобно в твоей кровати, приходи в мою".

"Да".

В темноте Герман встал с раскладушки. Он забрался под одеяло и почувствовал тепло Тамариного тела и что-то еще, что он забыл годы разлуки, что-то материнское и одновременно очень чужое.

Тамара неподвижно лежала на спине. Герман лежал на боку, лицом к ней. Он не касался ее, но чувствовал полноту ее грудей. Он лежал тихо, смущенный, как жених в первую брачную ночь. Годы разделили их основательно, как разрез. Одеяло было заправлено под матрас, и Герман хотел было попросить Тамару вытащить его, но медлил.

Тамара оказала:"Сколько мы так лежим? Мне кажется, будто прошло сто лет".

"Сейчас еще нет десяти".

"Правда? А для меня это целая вечность. Только Бог может вместить так много в такое короткое время".

"Я думал, ты не веришь в Бога".

"После того, что случилось с детьми, я перестала верить. Где я была на Йом-Киппур в 1940 году? Я была в России. В Минске. Я шила на фабрике мешки для картофеля и кое-как зарабатывала на хлебную пайку. Я жила на окраине с неевреями. Я решила, что не буду поститься

на Йом-Киппур. Какой смысл имело там поститься? А еще было глупо показывать соседям, что веришь. Но когда наступил вечер и я услышала, что евреи читают где-то "Кол Нидре",я не смогла есть".

"Ты говорила, что маленький Давид и Иошевед приходят к тебе".

Герман тут же пожалел о своих словах. Тамара не пошевельнулась, но даже кровать начала стонать, как будто потрясенная его словами. Тамара подождала, пока прекратится кряхтение, и сказала:

"Ты мне не поверишь. Я лучше не буду рассказывать".

"Нет, я верю тебе. Те, что во всем сомневаются, тоже способны верить".

"Даже если бы я хотела, я не смогла бы рассказать тебе. Себе я могу объяснить это только одним способам - я сошла с ума. Но душевная болезнь тоже должна иметь причину".

"Когда они приходят? Во снах?"

"Я не знаю. Я говорила тебе, я не сплю, а погружаюсь в бездну. Я падаю и падаю и никогда не достигаю дна. Я зависаю и парю. Это только один пример. Я переживаю столько всяких вещей, что не могу ни вспомнить, ни рассказать о них. Днем я живу вполне неплохо, но мои ночи полны кошмаров. Наверное, мне надо сходить к психиатру, но как он поможет мне? Единственное, что он может сделать - это дать всем этим вещам латинские названия. Если я иду к врачу, то только за одним: чтобы он прописал мне снотворное. Дети - да, они приходят. Иногда они со мной де утра"