Вероника Батхен - А вы думали - в сказку попали?!

• Название: А вы думали - в сказку попали?!
• Автор: Вероника Батхен
• Жанр: Современная проза

---

Вероника Батхен А ВЫ ДУМАЛИ — В СКАЗКУ ПОПАЛИ?!

«Ребята, надо верить в чудеса…»

(кто знает автора эпиграфа — подскажите)

Рита (точнее Маргарита Сергеевна) — проснулась в шесть-тридцать утра. По будильнику (сколько раз ей хотелось швырнуть в окно ненавистную дребезжащую дрянь) с больной головой и в дурном расположении духа. Во-первых за время отпуска она отвыкла вставать рано, во-вторых небо за окнами в точности отвечало ее настроению, и наконец сегодня возвращался к жене в Уфу ее последний любовник. Впрочем, в сорок пять лет каждый мужчина представляется завершающей точкой в книге. И спина к дождю ноет. Маргарита Сергеевна завернулась в халат и проследовала в ванную, где нос к носу столкнулась с зеркалом — вторым и последним врагом в ее в общем-то устроенной жизни. По утрам особенно рельефно выступали мешки под глазами, второй подбородок и прочие радости стареющей дамы. Глаза б мои на себя не глядели! Контрастный душ, массаж шеи, маска — слава богу, Андрея пушками не разбудишь, даром, что офицер. Теперь на кухню, чашечку кофе… Мать моя балерина! Естественно, свиные котлетки с ужина забыли на столе и кошка о них позаботилась. Конечно бокалы остались в раковине — хорошее же похмелье будет у тараканов. Но диван!.. И на все-про все — сорок минут времени. Плюнув на кофе, Маргарита Сергеевна бросилась наводить порядок. Курочку — майонезом обмазать и в духовку — как раз до выхода поспеет. Яичницу с сыром на завтрак. Кошку — за шкирку и мордой, наглой мордой в тарелку. Диван… Пледом закрыть и сойдет под пиво. Теперь посуда… Маргарита Сергеевна подвернула рукава тяжелого халата и стала к раковине. Это постирано, то куплено, билет взят… И как же тоскливо, кто б знал. Вроде и замужем побывала, и вниманием, так сказать, никогда обделена не была, но Андрей… Он же на двенадцать лет меня моложе!!!

Познакомились они, как и подобает в сказке, случайно. Молоденький застенчивый провинциал заблудился в центре Москвы, спросил дорогу до Красной Площади, слово за слово, экскурсия, кафе (на приличный ресторан не хватило бы даже ее зарплаты), чашечка чаю на дорожку… Будто чувствовала за два дня до того отправила дочь на дачу — хороший бы был пример ребенку. Соседка сверху пришла в полчетвертого ночи — узнать, кого все-таки убивают. А утром он подал ей кофе в постель (что это был за кофе — разговор отдельный, но сам факт…) Весь следующий день они бродили по городу, вечером пошли в театр, а потом — господи, втюрилась, как девчонка… Андрей рассказывал о себе — про гарнизон, про несчастных солдатиков — хоть плачь, как они живут, про жену своими бы руками удавила, стерву. Мужик в самом соку, а она его едва импотентом не сделала, дурища. То ей не так, се ей не сяк, а думать головой — Пушкин будет? Ласки мужику не хватало, слова доброго, рук теплых… Ну и опыта чуть-чуть — где ж такое видано — за десять лет жене не изменить ни разу. А какой же он нежный, преданный, чуткий… И руки к тому месту приставлены — все ножи в доме поточил, полку подвесил — сама полгода, как собиралась, велосипед дочке собрал из кусочков — видел бы наш папа такое счастье… И уезжает. Сегодня. А мне здесь куковать — не отбирать же отца у детей, знаю каково это — в одиночку ребенка тянуть. Грех, не могу. А как хотелось бы — каждое утро просыпаться с ним рядом, по щеке гладить, испарину ночную со лба вытирать — вот оно, счастье бабье. И работу б ему нашли — хоть у нас в охране… Завтрак бы каждое утро готовила — любимому. Андрюше… Дура старая!

Маргарита Сергеевна выхватила курицу из духовки, перевернула, обожглась, подула на пальцы, глянула мельком — вроде не подгорела и бегом понеслась в спальню — будить Андрея следовало десять минут назад. Шторы — настежь, последнюю минутку полюбоваться — как же он хорош — широкоплечий, смуглый, ладный — и такой молодой. Кожа гладкая, глаза чуть запали — немудрено, улыбается чему-то во сне… Щекой — по груди, руку — к волосам просыпайся, милый! Через час они сели за стол. Андрей ел быстро и жадно, чуть неаккуратно где ж ему было учиться хорошим манерам. Маргарита Сергеевна бродила по квартире, от шкафа до холодильника. Рубашки — все пересмотрены, чистые, духами не пахнут. Курица уложена, подарки дочкам не забыл, жене туфельки тоже (чтоб она в них ногу сломала). Бритва, расческа, детектив — пусть в поезде не скучает. Тошно-то как на душе… Вот останусь одна в пустой квартире, отпуск через неделю кончится, опять счета подбивать, с холостячками сплетничать, потом дочка вернется, надеюсь, не беременная — в пятнадцать-то лет с нее станется. По магазинам шляться придется, кошку кормить, кактус поливать опять же… Одной. И ведь не будет ничего дальше только старость. Климакс, маразм и внуки в перспективе. И все — одной! Бродить по углам как в клетке, ночи в памяти перебирать, подушку кусать лишь бы доча не слышала. Удавиться бы мне, чтоб не мучаться. Андрей, вставай, опоздаешь!!! Поцелуи у двери — из тех, что оставляют рубцы на сердце, запах его одеколона — горьковатый и грустный, Рита — чуть растягивая гласную — милая моя Рита. Стук захлопнутой двери — как горсть земли о крышку гроба правильно же писала госпожа Митчелл. Первый попавшийся таксист, не торгуясь — иначе опоздаешь, бензиновый чад, идиотская музыка из магнитолы, и единственная в мире опора — плечо любимого. Будь я хоть лет на десять моложе — все бы к черту послала! Только бы удержать… Вокзал, пять минут до поезда. Толпа, духота, давка. Огромный цыганский табор переезжает куда-то, дебелые украинки трусят с сумками едва ли не толще их самих, туристы с байдарками — ну куда же вы на людей! — и самые паршивые минуты прощания. Когда вроде и сказано все и уходить рано и ниточка рвется по живому. И Андрей. Глаза виноватые, собачьи почти. Обнял аж косточки захрустели… Что? Господи, да куда тебе жена-старуха? И думать не смей! Лучше осенью выпроси командировку — и приезжай скорее! Конечно буду скучать! Проверь ничего не забыл? Так и знала. По почте пришлю, скажешь — у приятеля оставил. Ну галстук же, не трусы. Хватит, ступай, поезд трогается… Люблю тебя, Андрюша!!!

Все. Кончилось. Сдохло. Завыть бы в голос — люди скажут — с ума сошла. Даже горькую выпить не с кем. Домой, в логово, лапу сосать. Какое такси денег в обрез осталось. Троллейбусом, дорогая моя, троллейбусом. И зонтик забыла — ну что тут скажешь. Дура. Для Маргариты Сергеевны сегодня был очевидно неудачный день. Она вымокла до нитки под дождем, едва не задохнулась в троллейбусе, ей отдавили ноги, попытались разрезать сумку, и в довершение радости какой-то юный паразит уступил место у окна под эгидой «Садитесь, бабушка!». Хорошо, хоть никто не бросился успокаивать — видимо слезы приняли за капли воды с волос. Как ей удалось дойти до подъезда — один бог знает. В почтовый ящик заглянула на автомате — два письма в сумочку, потом, все потом… По лестнице вверх, цепляясь за перила, с третьей попытки открыла дверь, швырнула туфли в беззащитную стену — и ничком на постель, рыдать дальше. Маргарита Сергеевна и не заметила, как уснула от слез.

… Одна по черной лестнице, ни огня кругом, и плачет ребенок… Протяжно, надрывно, горько. Пусть прекратит кричать, не могу, не могу, замолчи!.. Умолкни, холера! — Маргарита Сергеевна скинула на пол голодную кошку, потянулась сладко — во все роскошное — до сих пор! — тело и проснулась. Было два часа дня, глаза опухли, рука затекла, но жизнь кажется стала налаживаться. Уехал. Да больно, да страшно, но не век же ему со мной маяться. А в квартире гадюшник — хуже чем у Алены (лучшей подруги-художницы, редкостной, надо сказать, неряхи). В душ, кофе — и вперед! К пяти часам квартира стала походить на прежнее уютное гнездышко. Посуда блестела, парадные чашки вернулись в сервант, полы были пропылесосены и даже злодейка-кошка прощена, накормлена и обласкана. Маргарита Сергеевна позволила себе расслабиться и выкурить сигаретку бросив курить лет десять назад, она до сих пор иногда позволяла себе насладиться тонкими коричневыми пахитосками «MORE» — не табаку ради, но забавы для. Вспомнив про письма, достала конверты, открыла первый — и ей стало хорошо. Совсем. Ну, почти совсем… К счастью дочка не залетела — но несчастная страсть к местному донжуану привела ее в состояние несовместимое с пребыванием на даче, о чем (если конкретнее, о возвращении в родные пенаты не позже, чем в воскресенье, то есть сегодня) любимое чадо имело сообщить в трагическом тоне. Прелестно, просто прелестно. Холодильник пустой, ребенок с разбитым сердцем и последняя неделя отпуска к чертям собачьим. Что у нас дальше? Второе письмо было от Лидки из Израиля — как всегда никто не любит, денег нет, жара страшная, сыночек выезжает… Ой, мать моя балерина! Маргарита Сергеевна действительно согласилась проследить за выходками семнадцатилетнего оболтуса, вскормленного молоком и медом земли обетованной из худенького мальчика со скрипкой в двухметровую орясину, но сочетание пылкого еврейского юноши и девочки с разбитым сердцем на территории одной квартиры — лучше спать на мине с часовым механизмом! Хотя… Подождут пару лет — глядишь и поженятся… Поженятся… Телефон. Междугородный. Муж Маргариты Сергеевны, относительно известный музыкант, оставил ее десять лет назад ради молоденькой пианистки, через год разочаровался и эмигрировал в Америку. И все бы хорошо, но бывшая жена по прошествии времени стала казаться ему ангелом небесным… За последний год он гостил в доме трижды, изображая с каждым разом все более серьезные намерения. В последний его визит, перебрав мартини, она умудрилась снова с ним переспать и что делать дальше не представляла ну абсолютно. — Алло? Слушаю. Да, здорова. Все в порядке, сегодня вернется с дачи. Конечно. Что?! Ты всегда был ненормальным. Какой Париж? Про каких таких заек? Ладно, не трать деньги, поговорим по приезде. Маргарита Сергеевна аккуратно положила трубку, подошла к холодильнику, аккуратно налила себе коньяка из заветной бутылочки, аккуратно выпила, сплюнула и… все таки вздохнула — она была интеллигентной женщиной. Значит, явится ночью, билеты на завтра, поездка на пять дней — как раз до конца отпуска. А Ромео с Джульеттой, выходит, здесь одни остаются. Ну, муженек, ну сюрприз подготовил. Правда Париж… Мечта детства с розовыми оборочками. Рю де ла Пэ, Монмартр, кладбище Сен-Жермен… Знаменитый блошиный рынок — там же можно одеться за гроши, причем так, что до конца дней все соседки завидовать будут. Нет, это просто сказка — так не бывает. Кстати — шесть часов, на рынок уже не успею. Ближний гастроном не работает, значит бежать к метро — в доме хоть шаром покати! Замуж я за него второй раз все равно не выйду — пусть хоть в Африку повезет. А каблук на туфельке все-таки не выдержал… Ладно, дорогая, авоську в зубы и за едой!