Георг Гегель - НАУКА ЛОГИКИ т. II

• Название: НАУКА ЛОГИКИ т. II
• Автор: Георг Гегель
• Жанр: Философия

---

Помимо того что диалектика обычно представляется чем-то случайным, она обыкновенно получает ту более детальную форму, что относительно какого-нибудь предмета, например, относительно мира, движения, точки и т. д., показывают, что ему присуще какое-нибудь определение, например (в порядке названных предметов), конечность в пространстве или времени, нахождение в этом месте, абсолютное отрицание пространства; но что, далее, ему столь же необходимо присуще также и противоположное определение, например, бесконечность в пространстве и времени, ненахождение в данном месте, отношение к пространству и, следовательно, пространственность. Более древняя элеатская школа применяла свою диалектику преимущественно против движения; Платон часто применяет диалектику против представлений и понятий своего времени, в особенности против воззрений софистов, но также и против чистых категорий и определений рефлексии; развитый, позднейший скептицизм распространил ее не только на непосредственные так называемые факты сознания и максимы обыденной жизни, но также и на все научные понятия. Выводом, который делают из такой диалектики, является вообще противоречивость и ничтожность выставленных утверждений. Но это может иметь место в двояком смысле: либо в том объективном смысле, что предмет, который в такой мере противоречив в самом себе, упраздняет себя и ничтожен (таков, например, был вывод элеатов, согласно которому отрицалась истинность, например, мира, движения, точки); либо же в том субъективном смысле, что неудовлетворительным является познание. Под последним выводом в одних случаях понимают то, что лишь сама эта диалектика проделывает, дескать, фокус, создающий такого рода ложную видимость. Таков обычный взгляд так называемого здравого человеческого рассудка, держащегося чувственной очевидности и привычных представлений и высказываний, причем этот рассудок иногда выступает более спокойно (как, например, у Диогена- собаки [122], который показывал несостоятельность диалектики движения молчаливым хождением взад и вперед), иногда же начинает сердиться по поводу этой диалектики, видя в ней или просто глупость или, если дело идет о важных для нравственности предметах, святотатство, стремящееся поколебать нечто существенно-прочное и научающее, как доставлять доводы пороку (таков взгляд сократовской диалектики, направленной против диалектики софистов, и таков тот гнев, который в свою очередь стоил жизни самому Сократу). Вульгарное опровержение, противопоставляющее, как это сделал Диоген, мышлению чувственное сознание и полагающее, что в последнем оно обретает истину, должно быть предоставлено самому себе; поскольку же диалектика упраздняет нравственные определения, нужно питать доверие к разуму, не сомневаясь в том, что он сумеет восстановить их, но в их истине и в сознании их права, однако, также и их границы. — Или же [в других случаях] вывод о субъективной ничтожности касается не самой диалектики, а, наоборот, того познания, против которого она направлена, и (в смысле скептицизма, а равным образом в смысле кантовской философии) — познания вообще.

Основной предрассудок состоит здесь в том, будто диалектика имеет лишь отрицательный результат; этот вопрос скоро получит свое более детальное определение. Но раньше мы должны заметить относительно упомянутой формы, в которой эта диалектика обыкновенно выступает, что она (диалектика) и ее результат касаются согласно этой форме исследуемого предмета или же субъективного познания, и она объявляет ничтожным последнее или предмет; напротив, те определения, которые вскрываются в предмете, как в некотором третьем, остаются без специального рассмотрения и предполагаются как значимые сами по себе. Бесконечной заслугой кантовской философии является то, что она заставила обратить внимание на этот некритический образ действия и этим дала толчок к восстановлению логики и диалектики в смысле рассмотрения определений мысли, взятых сами по себе. Предмет, каков он без мышления и понятия, есть некоторое представление или даже только название; только в определениях мышления и понятия он есть то, что он есть. Поэтому в действительности дело в них одних; они суть истинный предмет и содержание разума, и все то, что иной раз понимают под предметом и содержанием в отличие от них, имеет значимость только через них и в них. Поэтому не нужно считать виной какого-нибудь предмета или познания то обстоятельство, что они в силу своего характера и в силу некоторой внешней связи выказывают себя диалектичными. В этом случае представляют себе тогда и то и другое как некоторый субъект, в который определения в форме предикатов, свойств, самостоятельных всеобщностей внесены так, что они, будучи принимаемы за прочные и сами по себе правильные, приводятся впервые в диалектические отношения и в противоречие только путем чуждого им и случайного связывания их в некотором третьем и со стороны некоторого третьего. Между тем, такого рода внешний и неподвижный субъект представления и рассудка, равно как и абстрактные определения, отнюдь не могут рассматриваться как последние, прочно остающиеся лежать в основании; наоборот, на них следует смотреть как на нечто непосредственное, а именно, как на такое пред-положенное и начальное, которое, как мы показали выше, само по себе должно подпасть диалектике, потому что его следует понимать как понятие в себе. Так, все принимаемые за нечто прочное противоположности, как, например, конечное и бесконечное, единичное и всеобщее, образуют противоречие не через внешнее связывание, а, как показало рассмотрение их природы, сами по себе суть переход; их синтез и тот субъект, в котором они являются, есть продукт собственной рефлексии их понятия. Если чуждое понятию рассмотрение не идет дальше их внешнего отношения, изолирует их и оставляет их как прочные предпосылки, то, наоборот, понятие пристально вглядывается в них самих, движет ими как их душа и выявляет их диалектику.

Это та самая вышеуказанная [см. стр. 304] точка зрения, согласно которой некоторое всеобщее первое, рассматриваемое само по себе, являет себя как другое по отношению к самому себе. Взятое совершенно обще, это определение может быть понимаемо так, что, стало быть, здесь то, что сначала было непосредственным, положено как опосредствованное, соотнесенное с некоторым другим, или, иначе говоря, что всеобщее положено как некоторое особенное. То второе, которое возникло в силу этого, есть, стало быть, отрицательное первого и, поскольку мы наперед примем в соображение дальнейший ход развития, первое отрицательное. Согласно этому отрицательному аспекту непосредственное погибло в другом, но это другое есть по существу не пустое отрицательное, не ничто, которое принимается за обычный результат диалектики, а оно есть другое первого, отрицательное непосредственного; оно, следовательно, определено как опосредствованное, — содержит в себе вообще определение первого. Первое, стало быть, по существу также сбережено и сохранено в другом. — Удерживать положительное в его отрицательном, содержание предпосылки — в ее результате [123], это — самое важное в разумном познании; вместе с тем нужно лишь простейшее размышление для того, чтобы убедиться в абсолютной истинности и необходимости этого требования, а что касается примеров для доказательства этого, то вся логика состоит из них.

Стало быть, что теперь имеется перед нами, это — опосредствованное, которое, взятое ближайшим образом или, иначе говоря, тоже непосредственно, есть также некоторое простое определение, ибо, так как первое в нем погибло, то налицо имеется лишь второе. А так как первое также и содержится во втором и это второе есть истина первого, то это единство может быть выражено в виде такого предложения, в котором непосредственное поставлено как субъект, опосредствованное же — как его предикат, например, «конечное бесконечно», «одно есть многое», «единичное есть всеобщее». Но неадекватность формы таких предложений и суждений сама собой бросается в глаза. Говоря о суждении, мы показали, что его форма вообще и в особенности непосредственная форма положительного суждения неспособна вместить в себя спекулятивное и истину. Для этого нужно было бы по меньшей мере на равных правах присоединить к нему также и его ближайшее дополнение, отрицательное суждение. В суждении первое как субъект имеет видимость некоторого самостоятельного устойчивого существования, тогда как на самом деле оно, наоборот, снято в своем предикате как в своем другом; это отрицание, правда, содержится в содержании вышеуказанных предложений, но их положительная форма противоречит этому содержанию; тем самым в них не полагается то, что в них содержится, а ведь в этом полагании как раз и состоит цель употребления предложений.