Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

• Название: От Адьютанта до егο Превосходительства
• Автор: Юрий Соломин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00240-1

Популярный актер и художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин вспоминает о споем детстве, ролях, сыгранных на сцене, и съемках в фильмах «Адьютант его превосходительства», «Дерсу Узала». О том, как был первым российским мимистом культуры.

Немало интересного поведали о Юрии Соломине его коллеги — режиссер Сергей Соловьев, актеры Виктор Коршунов, Виктор Норцов, Евгений Весник и Ирина Муравьева.

---

В исполнении Ю. Соломина главным становится не то, что герой растерял, а то, что он в себе сохранил душевную доброту, человечность, совестливость.

Е. Холодов. Островский па Ордынке. — Правда, 1973, 19 июня.

Каждая новая встреча с Островским — значительное событие в жизни театра в целом и в творческой судьбе актеров — исполнителей ведущих ролей. Малоизвестная зрителю, давно (с 1892 г.) не шедшая в Малом театре пьеса с броским и грозным названием «Пучина», интересно и впечатляюще поставленная П. Васильевым в филиале Малого театра, стала художественным открытием, приковала внимание зрителей.

Принципиально важно то, что в изобразительном и режиссерском ее решении, в трактовке и воплощении действующих лиц мы обретаем подлинно современное, волнующее прочтение пьесы, написанной более ста лет тому назад, причем без какой-либо искусственной модернизации или формалистического щегольства. Успех достигнут не вопреки Островскому, а благодаря постижению тех гранен его творчества, которые и поныне сохраняют действенную силу, правду конфликтов, страстей и характеров…

Исполнитель роли Кисельпикова Юрий Соломин пользуется популярностью как актер кино и герой телевизионного фильма «Адьютант его превосходительства». Нужны были творческая смелость, внутренняя свобода и решимость, чтобы суметь начисто отказаться от всего «нажитого», от испытанных приемов и сыграть роль, столь далекую от прежних, появиться перед зрителями совсем в другом, непривычном облике, не внешне, а по самой духовной и социальной сути. Соломин сумел сыграть Кисельни-кова масштабно, проникновенно и в то же время тонко, с особым обаянием и изяществом.

Вначале этот двадцатидвухлетний недоучившийся студент привлекает безудержной жизнерадостностью, хотя и смешит, забавляет наивностью своих иллюзий. Ему хочется пожить беззаботно и весело, не задумываясь… Желания его ограничены идеалом патриархального спокойного семейного счастья…

В последней картине — это несчастный, лишившийся разума юродивый в тридцать девять лет. Но есть в игре Соломина удивительная, проникновенная сердечность, которая вызывает сочувствие к его герою. Кисельникова жалеешь, но он пе жалок, не неприятен, хотя предельно унижен…

В финале мы видим фигуру Кисельникова — Соломина на фоне панорамы старой Москвы. Он строго говорит Погуляеву и дочери: «Вы честные люди… А мы… (и обращается к тестю) а мы на площадь — торговать, божиться, душу свою проклинать, мошенничать…» И как заклинание: «Талан-доля, иди за мной…» Финал этот воспринимается как обличение и призыв против измены высоким идеалам, против бесчеловечности, за Человека с большой буквы.

А. Дубинская. — Московская правда, 1973, 18 мая.

Юрий Соломин в этой роли показывает себя мастером тонкого психологического рисунка. Его герой и весел, и нежен, потом — трагичен, печален и неумолим, беспощаден к себе. Он совершил падение в пучину мира лжи и корысти, совершил его под давлением, казалось бы, близких и родных ему людей.

Я. Урипов, кинорежиссер. — Вечерняя Москва, 1973, И мая.

Юрий Соломин очень хорошо понимает сущность трагедии своего героя. Его Кисельников не может войти в ритм непонятной ему жизни. Постепенное усиление разрыва жизни Кисельникова с ходом общей жизни, постепенное оттеснение человека, превращение его в тень самого себя, сопровождаемое потерей личности, потерей нравственных ценностей, и есть очень точный процесс роли…

Нина Велехова. Ищу Островского. — Советская культура, 1973, 25 мая.

УБЕРЕТЕ СУФЛЕРСКУЮ БУДКУ — УЙДУ ИЗ ТЕАТРА

Сейчас мне хочется ненадолго прервать ход воспоминаний и рассказать о людях, которых никогда не видит зритель, которым не дарят цветы, и овации зрительного зала принадлежат не им, но без которых немыслим ни один спектакль. Ведь между спектаклем и душою тех, кто в нем участвует, существует связь, скрытая от постороннего взгляда.

Реквизиторы, бутафоры, костюмеры — люди, бескорыстно служащие театру, преданные ему бесконечно. От реквизитора часто зависит здоровье актера. Иногда по ходу действия нам приходится пить «водку» или «коньяк». Конечно, и то и другое изображает вода. Ее можно просто налить из-под крана, но наши реквизиторы никогда не позволят себе этого. Они обязательно вскипятят воду, охладят ее. Если по ходу пьесы ты должен съесть яблоко, можешь есть смело, не сомневаясь, что оно тщательнейшим образом вымыто. Заведующая реквизиторским цехом Валя Оболенская работает у нас уже лет сорок. Ни разу не было, чтобы перед спектаклем она не предложила мне стакан чаю. Она понимает, что актер работает весь вечер, иногда не успевает отдохнуть, надо, чтобы все ему помогало. Во время ремонта многие вещи, не внесенные в опись, могли попросту пропасть. Она спасла их. Перенесла в мой кабинет. А Наталья Филиппова заведует мужской костюмерной. Она же мастер-художник по костюмам, а самое главное, добрейший человек, хотя и ворчлива…

Художник-макетчик Саша Глазунов — теперь наш художник. Он вырос в театре. Куда бы ни пришел, всегда высматривает вещи, нужные для спектаклей. То самовар принесет, то чашечки старинные. Мы очень привыкаем к реквизиту на сцене. Бывает, если забудут принести ручку или карандаш, которым ты постукиваешь, сцена может не пойти. Положат реквизиторы очки не на то место — внимание актера отвлекается и сразу теряется пить роли.

Суфлер… Многое ли мы знаем об этой поистине уникальной профессии, которой нигде нельзя научиться. А без суфлера немыслим спектакль. Именно он во время репетиционного процесса заносит все замечания режиссера, изучает не только текст, но и особенности его восприятия и усвоения разными исполнителями. Первые репетиции на сцепе тоже не обходятся без суфлера. Я помню старого суфлера Иосифа Ивановича Дарьяльского. Он работал еще с Ермоловой, Южиным, Рыбаковым, Садовским. Его связывала многолетняя дружба с Остужевым. Остужев понимал его по движению губ, поэтому, когда он выходил па сцепу, в суфлерскую ставили сильную лампу, чтобы ярко осветить лицо суфлера. Иосиф Иванович никогда не подавал реплики молодым, а «старикам» мог подсказать даже не слово, а букву. Это был подлинный талант. Он мог сидеть дремать, но в нужный момент буквально за секунду подать нужную реплику. Ему приходилось суфлировать и Константину Сергеевичу Станиславскому, и тот подарил ему свою фотографию с надписью: «Уберете суфлерскую будку — уйду из театра».

СИРАНО

По-особому дорога мне роль Сирано. У спектакля «Сирано де Бержерак» такая предыстория. В конце семидесятых годов я напряженно работал. Снимался в нескольких картинах, играл в театре. Потом поехал в Баку на Декаду российского искусства, вел концерты, много выступал. Вдруг почувствовал себя скверно. Очевидно, перенапрягся. Вернулся домой, и вот в Москве выяснилось, что я десять дней работал с микроинфарктом. Мне прописали постельный режим.

Пришлось подчиниться. Я лежал дома. Неожиданно появилось свободное время, и я стал читать запоем. Попалась мне и пьеса «Сирано де Бержерак». Прочитал ее залпом. Потом лежал один в комнате и рыдал. Стемнело. В комнату вошла дочка, ей было лет пять, и, пока она шла ко мне, неся стакан воды, я понял, что обязательно должен сыграть Сирано.

Прошло десять лет, и я действительно сыграл Сирано. И могу сказать, что сыграл неплохо. Этот спектакль помнят до сих пор. На постановку пригласили замечательного режиссера из Армении Рачика Кап-ланяна. До этого он ставил у пас два спектакля — «Каменный гость» Леси Украинки и «Признание» Саввы Дангулова. Я в этих спектаклях занят не был. Мы впервые встретились на «Сирано» и подружились. Иначе этот человек удивительной доброты работать не мог. Будучи депутатом Верховного Совета СССР, в Москве он останавливался в гостинице «Бухарест». Там мы в основном и репетировали. Из Армении он привозил фрукты, коньяк, накрывал стол. Мы балдели от всего этого изобилия. Но в другой комнате у него стоял макет. Он работал в гостинице, в театр приходил только к выходу на сцену. Работалось с ним замечательно. О такой работе можно только мечтать. Рачик обладал каким-то даром — он умел настраивать актера на нужный лад. Мы могли сидеть за столом, ужинать, выпивать, рассказывать анекдоты, случаи из жизни, потом возвращаться к «Сирано», а когда ты уходил, в голове у тебя оставалось что-то очень важное по поводу роли. Он всегда говорил: «Роль нужно сочинить. Она написана, но ее нужно еще сочинить». Он никогда не шел вразрез с автором. Вместе с ним сочинял, показывал.

Я Сирано вообще делал с него. Я взял его душу, его уязвленность, он был не такой, как все, — маленький, хрипатый, и он ощущал свою «особость», переживал ее так же, как Сирано свой большой нос.

У них было много общего. Рачик был необыкновенно мужественным, Сирано — тоже. Рачик не был злым, Сирано — тоже. Рачик при всей своей доброте мог дать отпор любому, и Сирано — тоже. Мне хотелось, чтобы у Сирано даже была походка Рачика. Я считаю, что Сирано — одна из лучших моих ролей.