Андрей Гуляшки - Три жизни Иосифа Димова

• Название: Три жизни Иосифа Димова
• Автор: Андрей Гуляшки
• Издательство: Государственное Издательство СВЯТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982

---

– Что будешь делать дальше?

– Двух вещей я уже не смогу делать, – ответил я. – Во-первых, вернуться в мой институт, даже в качестве главного конструктора. Во-вторых, сесть за свой рабочий стол. И потому я решил взять отпуск и под предлогом, что уезжаю на какой-нибудь известный курорт, махнуть на дальний север. Поеду на север, осяду в каком-нибудь небольшом селении и буду заниматься простым делом. Например, стану учителем математики, буду учить детей сложению и вычитанию. Как знать, может, при таком образе жизни я смогу успокоиться. Может, оторванность от мира и тишина помогут мне установить подлинную причину моего заболевания. Но даже если это не удастся – черт с ним! Уеду на рудники Антрактиды и до конца жизни буду рудокопом.

– А вот я кое-что открыл для себя.

– По-моему, дорогой друг, ты идешь по неверному пути, он тебя никуда не выведет. Но ничего, действуй, развевай знамя обанкротившегося рыцарства! Пользы тут мало, но есть по крайней мере красота, как в старинной песне или средневековом гобелене. А я завтра же трогаюсь в путь.

Посмотрев на часы, я встал.

– А как же Эм-Эм? – многозначительно спросил Досифей.

– С ним я как-нибудь справлюсь, – сказал я и вздохнул-. Вернувшись домой, я первым делом решил вывести из строя Эм-Эм. Я пошел в лабораторию и поменял местами проводники слабого и сильного напряжения. Потом надел белый халат, встал возле стола спиной к электрическому табло и позвал Эм-Эм.

– Эм-Эм, – сказал я. – Подай мне наконечник проводника слабого напряжения!

Эм-Эм различал наконечники по цвету. Сильное напряжение обозначалось красным цветом, а слабое – желтым. Теперь наконечник сильного напряжения был желтый, и Эм-Эм потянулся к нему. Яркая вспышка озарила комнату, раздался оглушительный треск, запахло гарью. Глаза робота в миг погасли и стали похожи на холодные безжизненные стеклышки. Он действительно превратился в железный ящик.

Я открыл его „череп”, вынул из транзисторного электронного „сознания” памятные связи, соединяющие его с собратьями и главным кибернетическим мозгом КМ (Магнусом), а на их место вставил другие памятные связи, которые будут соединять его только с людьми и поставят в исключительную зависимость от человеческой воли. Затем я сменил перегоревшие пробки, вставил новую батарею и нажал на пластмассовую кнопку в левом ухе робота. Глаза Эм-Эм вновь засияли, их свет, казалось стал мягче дружелюбнее.

– Как ты себя чувствуешь, Эм-Эм? – спросил я как можно более безразличным тоном.- О, хозяин, – отозвался Эм-Эм своим бесстрастным металлическим голосом,- все мои системы в отличном состоянии, напряжение нормальное, в блоке памяти абсолютный порядок. Могу вам процитировать по памяти слово в слово речь первого министра на сегодняшнем митинге во дворе завода вертолетов. Только…

– Погоди! – прервал его я. – Я ведь предупредил, что не смогу приехать…

– Вы предупредили, но первый министр сказал: „Большое дело! Утро и без петуха наступит!”

– Ишь ты! – мне была безразлична вся эта суета сует, но слышать такие слова было неприятно.

„Он сделал свое дело – сказал первый министр. – Теперь слово за политикой!”

– Интересно! – сказал я с улыбкой. В сознании всплыла мысль: Скорее на север, подальше отсюда!”

– „Тем более, – продолжал первый министр, – что, по сведениям КМ Магнуса конструктора напоследок одолевают не совсем здоровые настроения, это, кстати, в какой-то мере свойственно его типу людей!”

„Деликатно сказано”, – подумал я и засмеялся недобрым смехом.

– А что еще сказал первый министр?

– „Но мы наградим его, и он непременно успокоится, войдет в рельсы. Эти люди на редкость чувствительны к наградам!”

– Так, – заметил я и задумался. Несколько минут я сидел молча, постукивая пальцами по столу и вглядываясь в темный квадрат окна. Потом обернулся к роботу и спросил:

– Что еще ты скажешь о своем состоянии, Эм-Эм?

– Я чувствую себя прекрасно, как никогда, хозяин, одно только не дает мне покоя, – он взглянул на ладонь своей правой руки, – не помню, когда и как я получил эту безобразную рану. Прямо вся краска слезла на руке.

– Ерунда! – сказал я. – О таких мелочах не стоит думать. Это дело поправимое. – Взяв кисть и краску, я заботливо выкрасил обгоревшую часть. Готово! – сказал я. – Теперь рука у тебя как новая, будто только что с фабрики. Поздравляю!

– Да, она и правда похожа на новую! – глаза Эм-Эм радостно засверкали. – Очень вам признателен, хозяин!

Оставшись в одиночестве, я расстегнул ворот рубахи – кто-то невидимый душил меня за шею; приближалась ночь и все начиналось сначала. Бессонница, ночные кошмары – эти непрошенные гости, надев шапки-невидимки, притаились в моей комнате и поджидали, пока я лягу, чтобы накинуться на меня, пить мою кровь и отплясывать на моей груди свой сатанинский танец.

Мои печальные раздумья нарушил Эм-Эм. Он сообщил, что по видеотелефону звонит главный директор завода кибернетических устройств. „Его мне только не хватает!” – подумал я, но деваться было некуда, пришлось с трудом передвигая ноги, тащиться в комнату, где стояли видеотелефоны. Янакий Дранчов – так звали главного директора – был скорее похож на борца тяжелой категории, чем на инженера с мировым именем. Он по совместительству занимал должности председателя объединенных этнографических обществ, профессора физико-математического факультета и начальника отдела астрофизических исследований.

Я увидел на экране, что он сидит по-турецки на лохматой медвежьей шкуре, а перед ним на низком круглом столике, накрытом вышитой скатертью, красуется большой противень с жареной индейкой. По обе руки от Дранчова стоят девушки-роботы, одна держит флягу с ракией, а другая- кувшин, доверху наполненный искристым красным вином.

Эта картина меня нисколько не удивила, мне были давно известны гастрономические наклонности этого крупного инженера и его увлечение этнографией. Холодно поздоровавшись, я неторопливо уселся перед широким экраном видеотелефона.

– Ты не садись, – сказал Янакий, махнув вместо приветствия рукой, – а накинь на себя какую-нибудь одежонку и приходи. Составишь компанию. Я пришлю за тобой вертолет.

– Не стоит! – сказал я сухо. – Я только что вернулся с дороги и страшно устал. Благодарю за честь.

– Твое дело, – Янакий пожал плечами. – Ты много потеряешь, и сейчас я тебе объясню почему. Слышал, что ты побывал в сердце Африки.

– Да, – сказал я.

– Ну и как там? Чем тебя кормили?

Я рассеянно улыбнулся, подумал и беспомощно развел руками.

– Знаешь, я просто забыл.

– Это меня нисколько не удивляет, – сказал Янакий, укоризненно покачав головой. – Порой ты даже не замечаешь, что ешь. Однажды на приеме у первого министра были великолепные крабы, а когда на другой день я тебя спросил, понравились ли тебе устрицы (устриц мы в тот вечер и не нюхали), ты ответил: „Да, устрицы были великолепные!” „Жалко, что не было крабов!” – сказал я. Ты скорчил кислую гримасу и согласился: „В самом деле, почему не было крабов? Я так давно их не ел!”

Янакий весело и добродушно хохотнул, покрутил усы и поднял вверх указательный палец, будто бы вспомнил что-то очень важное. Он сказал:- Я вот тебе намекнул сейчас, что ты много потеряешь, если не придешь. А потеряешь вот почему. Ты видишь эту индейку? Большое дело, индейка как индейка, скажешь ты. Нет, дорогой, эта индейка не простая, потому что она последняя. Вот, говорят, на вкус и цвет товарища нет. Это верно. Одни, например, любят кушать цыплят фабричных, а другие-простых, деревенских, что роются в навозе. Лично я предпочитаю деревенских, которые уже, можно сказать, перевелись. Но с индейками дело обстояло несколько иначе: был один аграрно-промышленный комплекс, одно хозяйство, где выращивали индеек естественным способом, то есть на лоне природы, на солнце и чистом воздухе. Некоторые из этих птиц попадали к нам, ценителям естественного продукта. Я, знал, например, где находится магазин этого хозяйства. Пошлю робота, и он притащит отменную жирную индейку.

Так было до прошлого года. А осенью районная КМ подала сигнал, что в аграрно-промышленном комплексе не все в порядке. Обратились к окружной КМ и попросили ее выяснить, в чем дело. Окружная КМ доложила, что уязвимым местом работы является хозяйство, где выращиваются индейки, – по ее мнению, примитивный способ откорма птиц приносит убытки, – и посоветовала правлению аграрно-промышленного комплекса перевести откорм индеек на индустриальные рельсы, что поможет покрыть убытки и приведет к увеличению доходов. Сказано – сделано. Правление построило современную птицефабрику, где индюшата будут выводиться в инкубаторах и расти под искусственным солнцем.

Спрашивается, зачем нужно было окружной КМ давать такой совет? Неужто экономика аграрно-промы шлейного комплекса так уж пошатнулась бы оттого, что в одном-единственном хозяйстве продолжали бы откармливать птиц естественным способом?