Максим Чертанов - Диккенс

• Название: Диккенс
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03853-0

Этого замечательного писателя лучше читать не на бегу и не в транспорте, а, как советует автор, укутавшись пледом, сев у камина (если, конечно, он у вас есть), отрешившись от забот и суеты. Автор посоветует также, с какого романа лучше начать (или продолжить) знакомство с этим писателем, потому что все они замечательны, полны знаменитого английского юмора и самых разнообразных героев. А еще автор расскажет о том, как в туманной стране, в самом сердце тумана, жил человек, который писал увлекательнейшие на свете книги, уговорил одного богача устроить приют для несчастных женщин, посылал на фронт не лозунги, а сушилки для бинтов; как по мановению его пера закрывались плохие школы и открывались хорошие больницы, как этот писатель всю жизнь ругал правительство и парламент последними словами, а его носили на руках и похоронили в Вестминстерском аббатстве.

знак информационной продукции 16+

---

«— Я, право, не сомневаюсь, — продолжала Флора, сыпля словами с завидной быстротой и из всех знаков препинания ограничиваясь одними запятыми, и то в небольшом количестве, — что вы там в Китае женились на какой-нибудь китайской красавице, оно и понятно, ведь вы так долго пробыли там, и потом вам нужно было расширять круг знакомств в интересах фирмы, так что ничего нет удивительного, если вы сделали предложение китайской красавице, и смею сказать, ничего нет удивительного, если китайская красавица приняла ваше предложение, и она может считать, что ей очень повезло, надеюсь только, что она не из сектантов, которые молятся в пагодах.

— Вы ошибаетесь, Флора, — сказал Артур, невольно улыбнувшись, — ни на какой красавице я не женился.

— Ах, мой бог, но, надеюсь, вы не из-за меня остались холостяком! — воскликнула Флора. — Нет, нет, конечно нет, смешно было бы и думать, и, пожалуйста, не отвечайте мне, я говорю сама не знаю что, вы мне лучше расскажите про китаянок, верно ли у них такие узкие и длинные глаза, как на картинках, вроде перламутровых фишек для игры в карты, а на спине висит длинная коса на манер хвоста, или это только мужчины носят косы, а потом вот еще колокольчики, почему это у них такая страсть везде навешивать колокольчики, на мостах, на храмах, на шляпах, хотя, может быть, это все выдумки? — Флора наградила его еще одним прежним взглядом, и тут же понеслась дальше, как будто на все ее вопросы уже был дан обстоятельный ответ.

— Так, значит, это все правда! Боже мой, Артур — ах, простите, я по привычке — мистер Кленнэм, следовало бы сказать, — и как вы могли столько времени прожить в такой стране, ведь там, наверно, всегда темно и дождь идет, иначе зачем столько фонарей и зонтиков, ну конечно, это уж такой климат, вот, должно быть, прибыльное занятие, торговать там фонарями и зонтиками, раз ни один китаец без них не обходится, а какой странный обычай уродовать ноги с детства, чтобы можно было носить маленькие башмачки, а я и не знала, что вы такой любитель путешествий».

Но пусть Флора толста, смешна и неумна — она лишь добра желает возлюбленному и помогает Крошке Доррит:

«Право же, я просто в отчаянии, что так заспалась именно сегодня, ведь я непременно хотела встретить вас сама, как только вы придете, и сказать вам, что всякий, в ком Артур Кленнэм принимает участие, хотя бы и не такое горячее, может рассчитывать на участие и с моей стороны и что я очень рада вас видеть у себя, и добро пожаловать и милости просим, и вот извольте, никто не догадался меня разбудить, и вы уже здесь, а я еще храплю, если уж говорить всю правду, и я не знаю, любите ли вы курицу в холодном виде и ветчину в горячем, многие не любят, между прочим не только евреи, а у евреев это угрызения совести, которые мы должны уважать, хотя очень жаль, что у них нет угрызений совести, когда они нам продают подделки, а деньги берут как за настоящее, но если не любите, это будет просто ужасно».

Ей-богу, Флора самый обаятельный персонаж во всей книге, так что, видимо, не одно желание злой насмешки руководило автором, а (бессознательно, быть может) неумирающие остатки любви, благодаря которым он создал, пожалуй, наиболее живую из своих литературных женщин. (И реальная Мария Биднелл не оскорбилась, ни в какой суд не подавала — то ли она действительно была очень доброй, то ли не прочла роман.)

«Крошка Доррит» великолепно продавалась поначалу — больше 40 тысяч экземпляров, затем тиражи упали до обычных 32 тысяч; это позволяло получить хорошую прибыль, но для Диккенса было оскорбительно мало. Почему? Слишком много и длинно про социальные проблемы, маловато про любовь… И критики опять бранились: «Сатердей ревью» заметила, что Диккенс «опять не смог привлечь внимание интеллектуальных слоев общества», но «осуществляет очень пагубное политическое и социальное влияние на остальное население»; Теккерей назвал книгу «непроходимо глупой», рецензент «Блэквудс мэгэзин» — «пустой болтовней». На наш взгляд, так сказать можно разве что из зависти — или от полнейшего непонимания.

Лето прошло в Гэдсхилле за ремонтом: армия рабочих почти вытоптала сад, устанавливая водяные насосы, делая новые выгребные ямы и вскапывая клумбы. В это неудачное время по приглашению Диккенса приехал Ханс Кристиан Андерсен — несмотря на предшествующую нежную переписку, гость страшно не понравился, и семья не знала, как и отделаться от него. В июле труппа Диккенса дала четыре представления «Замерзшей пучины», собирая деньги для вдовы недавно умершего коллеги, Дугласа Джеролда; на одном из них пожелала присутствовать королева. Она даже предлагала сыграть спектакль в Букингемском дворце — Диккенс отказался из щепетильности. 4 июля королева посетила спектакль, приведя с собой бельгийского короля Леопольда и принца Фредерика Прусского; записала в дневнике, что пьеса ее «глубоко взволновала», приглашала автора за кулисы, но Диккенс и тут отвертелся, сославшись на то, что не может предстать пред королевой загримированным — ему еще предстояло играть в фарсе, который по традиции всегда шел после основного спектакля. Возможно, он просто робел.

Для вдовы Джеролда денег не хватило — и Диккенс дважды читал перед двухтысячной аудиторией (в Сент-Мартин-Холле) «Рождественскую песнь». Мальчики приехали из Булони на каникулы, чтобы провести первое лето в Гэдсхилле, и попрощались с отплывавшим в Индию Уолтером. Отец и Чарли провожали его в Саутгемптон; 20 июля Диккенс писал мисс Куттс: «Он был угнетен с минуту, когда я прощался с ним, но быстро оправился и вел себя как подобает мужчине».

Мужчине было 16 лет — довольно обычный возраст в те времена, чтобы отправиться в армию или на флот. И все-таки… Помните: «Никто не возражал. Отец и мать были вполне удовлетворены. Они, возможно, не были бы рады больше, если бы я, двадцатилетний, поступил в Кембридж». «Меня и сейчас еще немного удивляет та легкость, с которой я, совсем еще мальчик, был отвергнут. Ребенок очень способный и наблюдательный, подвижный, пытливый, чувствительный, легкоранимый и физически и душевно, я, как чудом, был изумлен тем, что никто и не подумал выручить меня». «Никакими словами нельзя выразить затаенных в моей душе страданий… Я чувствовал, что мои прежние надежды стать образованным и воспитанным человеком погребены в моей груди». Может, не только сам Диккенс, но и его сын мог чувствовать подобное? Но… «У меня появилась дотоле чуждая мне склонность подавлять свои чувства, бояться проявления нежности даже к собственным детям, лишь стоит им подрасти…»

О «Замерзшей пучине» прослышали в других городах; власти Манчестера, где Диккенс давно привык выступать с чтениями и спектаклями, настойчиво звали к себе, Диккенс сперва отказал, но денег в фонде Джеролда все еще было недостаточно, придется ехать. Два спектакля должны были пройти в зале Фонда свободной торговли 21 и 22 августа, зал на четыре тысячи мест, за себя и актеров-мужчин Диккенс не боялся, но негромкие «домашние» голоса дочерей и Джорджины не выдержат, надо нанимать профессиональных актрис, ему уже случалось так делать. 12 августа он снял в Манчестере целый отель для труппы; старый знакомый Альфред Уиган из театра «Олимпик» рекомендовал ему на женские роли сестер Тернан — начинающих актрис и дочерей актрисы, игравшей ранее с Макриди, их было три, как когда-то девочек Хогарт: Фанни, 22 года, Мария, 20 лет, и Эллен — 18. Фанни пела в опере, Мария играла в небольших комедиях в «Олимпике», Эллен, наименее даровитая из трех, только что дебютировала в дешевой феерии в роли эльфа. Фанни была занята, а мать и две младшие дочери брались разучить роли за несколько дней: Мария будет играть героиню в «Замерзшей пучине», Эллен — в фарсе.

Все прошло отлично, Диккенс был в ударе, декорации и игра потрясли зрителей, сами актеры разволновались, и Мария рыдала настоящими слезами, склоняясь над умирающим героем. Потом Диккенс вернулся в Гэдсхилл. И тут началось странное. Миссис Браун (компаньонке мисс Куттс), 28 августа: «Я чувствую себя так, словно мне необходимо взойти на все горные вершины Швейцарии, лишь после этого я успокоюсь, и то это будет всего лишь небольшим облегчением». Коллинзу, 29 августа: «Я пребываю в мрачном отчаянии, хочу бежать от самого себя… Ибо, когда я срываюсь с места и смотрю на свое помятое лицо (как сейчас), тоска моя невообразима, немыслима, отчаяние мое беспредельно… Я не знал ни минуты покоя с последнего представления „Замерзшей пучины“…»

Отчего он так мучился, что случилось? Он узнал, что миссис Тернан и все ее дочери будут выступать в Донкастере в середине сентября, и немедленно заказал там комнаты в отеле для себя и Коллинза. Мария Тернан, что рыдала у него на груди в «Замерзшей пучине»? Нет, Эллен; типаж — «бутончик, симпомпончик, голубые глазки… такая стройненькая, личико беленькое, а голубые жилки так и просвечивают сквозь кожу, ножки крохотные…», как говаривал страшный Квилп — погибель для мужчин за сорок.