Камиль Зиганшин - Горное око

• Название: Горное око
• Автор: Камиль Зиганшин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Зиганшин Камиль Горное око

Камиль Зиганшин

Горное око

Впадину, в которой укрылся скит, обрамляли два вытянутых с запада на восток хребта: Южный - более низкий, пологий и Северный - высокий, величественный, в бесчисленных изломах и трещинах, с чередой снежных пиков по водоразделу.

Корней, любивший побродить по тайге, прекрасно ориентировался среди холмов, ключей, чащоб и болотин Впадины. И никто лучше его знал, где нынче уродилась малина, где гуще морошка, где пошли грибы. Да и зверье настолько привыкло к нему, что без опаски продолжало заниматься своими делами даже, когда он проходил мимо. Во время этих странствий молодой скитник научился подражать голосам большинства лесных обитателей, и разговаривал с птицами, зверями, травами, деревьями, дождем, ветром, солнцем. И они, казалось, понимали его.

Как-то, еще в детстве, гуляя по лесу, он услышал треск повалившейся ели. Падая, она зацепила и сильно надломила ствол росшей рядом осины.

-Больно, больно! - донеслось до Корнея с места падения.

Он кинулся на помощь, но под деревом никого не обнаружил. Перепуганный мальчонка рассказал о странном и непонятно чьем крике деду.

Внимательно выслушав внука, тот пояснил: -Запомни, Корнюша - мертвого на земле ничего нет, все вокруг живое. А коли ты услышал боль дерева, стало быть - дан тебе редкий дар чувствовать чужую боль. Думаю, из тебя хороший врачеватель выйдет. Это отрадно.

К шестнадцати годам Корней настолько подробно изучил Впадину, что ему стало тесно в ней. Его манили новые неизведанные места. Он все чаще заглядывался на горные пики Северного хребта, волнующие своей красотой и неприступностью. Почти каждый погожий вечер он просиживал на крыльце, зачарованно наблюдая, как заходящее солнце румянит западные скаты отрогов.

Бывая у деда, Корней не раз делился с ним сокровенной мечтой: подняться на самый высокий пик, но тот сердился на внука, запрещая даже помышлять об этом.

-Деда, ну почему мне нельзя в горы? Я уже взрослый, сильный. За один день обернусь! - уговаривал Корней.

Видя, что одними запретами не обойтись, Никодим вынужден был, взяв с внука обет молчания, рассказать ему историю про монаха, про страшный мор в пещерном скиту, располагавшемся много лет назад на склоне Северного хребта.

-Помни, ведаем о том только я, да Маркел. Ты третий, кому сия тайна доверена. Люди, известно, зело любопытны, а последствия для нас всех могут быть ужасными: найдется непоседа-ослушник, вроде тебя, заберется туда, и тогда всем нам смерть. Потому-то и наложили мы с Маркелом строгий запрет. А ты и впрямь вырос, - Никодим с нескрываемой гордостью оглядел внука так, как будто увидел впервые - Пожалуй, дозволю тебе подняться в горы. Но тех пещер сторонись, не приближайся к ним.

Готовясь к восхождению, Корней забирался на утес неподалеку от обители деда, и подолгу разглядывал, широкую ступень плато, крутые склоны хребта, иссеченные лабиринтами ущелий, намечая удобный и безопасный путь к господствующему над всеми четырехглавому пику.

Чем выше поднимался Корней, тем шире открывались пределы, тем острее ощущал он себя песчинкой в этом многоликом и огромном мире.

Лесистая подошва хребта отлого переходила в вытянутое плато. Его ширина колебалась от трехсот до шестисот саженей. Упиралось оно во вздыбленный горный хаос: высоченные гольцы, нехоженые отроги, скалы, зияющие чернотой трещин, ниши, стрельчатые шпили. И нигде ни одного деревца, лишь вдоль границы перехода в хребет длинная, узкая полоса ельника, а выше сплошь голые каменные склоны покрытые пятнами разноцветного лишайника, да кое-где клочками кедрового стланника. Само плато, напротив, сплошь устлано тучной, по пояс, травой, среди которой крупными листьями выделялся медвежий лук черемша.

От безмятежной тишины и приволья Корнею даже захотелось упасть с разбегу на перекатываемые ветром изумрудные волны и неподвижно лежать на них, бездумно внимая голосу ветра и щебету птиц.

Там, где плато упиралось во вздыбленные склоны хребта, стояла почерневшая от времени, часовня, а рядом, из груды камней, торчал такой же черный лиственный крест высотой сажени в три, а может и более. Подойдя ближе, Корней сумел разглядеть, что поперечины креста, защищенные шатрами, покрыты резьбой со скорбными словами из Евангелия.

На камнях, подле креста, Корней увидел свежий букетик альпийских цветов.

-Господи, помилуй! Не уж-то из пещерного скита еще кто жив? - со страхом и благоговением подумал он, крестясь.

Помолившись на потемневшую, и кое-где уже облупившуюся икону, висящую над входом, Корней с тайной надеждой вошел в древнее святилище, но там было пусто. Еще раз, сотворив молитву, скитник заторопился к круто поднимающемуся склону хребта. Но, не пройдя и сорока шагов, оказался на краю провала, в глубине которого притаилось озерцо, очень похожее на глаз. Его безмятежность и красота так очаровали и расслабили парнишку, что он скинул одежду и, хотя в глубине души шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие, он не обратил на него внимание и нырнул с высокого берега между отражений белых облаков.

Ледяная вода обожгла, вызвав ощущение приятной свежести и бодрости. От ее плеска между берегов заметалось гулкое эхо. Проплыв озеро туда и обратно, Корней стал высматривать место, где сподручнее было бы выбраться. Но безобидные сверху берега снизу выглядели совершенно по-иному: куда ни глянь, гладкие базальтовые стены в три человеческих роста, покрытые осклизлым, охристым налетом. Пловец попытался вскарабкаться по ним, но пальцы лишь скользили по влажным камням.

Другой бы, в его положении, пожалуй, закрыл бы глаза, выдохнул воздух и погрузился в многометровую толщу, дабы без долгих мучений обрести вечный покой на дне. Но, не таков Корней, чтобы сдаваться без борьбы.

Проклиная свою неуместную прихоть, из-за которой оказался в каменном мешке, он лег на спину и, чуть шевеля ногами, тихонько дрейфовал, покачиваясь на воде. Глядя в голубой овал неба он просил у Господа милости и помощи, но по небу, словно унося надежду, уплывало последнее перо-облачко.

Вода была столь холодна, что даже закаленный парнишка вскоре стал ощущать неприятный озноб, проникающий все глубже и глубже. Вдруг спину что-то царапнуло. Перевернувшись Корней увидел в воде, прямо под собой, гряду камней. Она тянулась несколько саженей и, резко обрываясь, терялась в глубине. Приободрившийся пловец перекатал легкие в воде камни в одну кучу, и сложил из них островок, на котором можно было лежать и греться на солнце. Но прежде он преклонил колени, творя молитву:

-Благодарю тебя, Всемогущий! Не отведи милость свою от раба твоего неразумного. Отче наш, вразуми меня грешного, спаси и сохрани, молю Тебя. Во всем полагаюсь на волю и милость Твою. Аминь!

Солнце скрылось. Сразу похолодало. Настала тягостная мучительная ночь. Пронизывающий холод и сырость добирались до самых костей. Что же делать? Где искать спасение? Почему я не внял предостережению свыше и поступил так опрометчиво?

Стремясь поддержать в себе равновесие духа и спокойствие, молодой скитник страстно молился, веря, что Господь не даст погибнуть. Ведь он уже дал надежду - островок.

На следующий день солнце в каменный мешок заглянуло только к полудню. И сразу, будто чья-то теплая, трепетная улыбка оживила съежившегося на островке человека. Уняв дрожь, Корней еще раз с надеждой осмотрел цепким взглядом отвесные стены провала и, убедившись, что самостоятельно отсюда никак не выбраться, сосредоточил свое внимание на поросших травой краях каменного колодца.

Перед его мысленным взором как-то сразу возник скромный букетик, виденный им у креста. Ведь кто-то же положил его! Корней вновь принялся еще истовей просить Бога ниспослать ему помощь ангела или человека, принесшего цветы, но вокруг все было неподвижно и безмолвно. И лишь по небу плыли безучастные редкие облака. Им вслед непрерывно неслась молитва:

Все требовательней давал о себе знать голод. Темноспинные рыбины то и дело подплывали к островку, и Корнею несколько раз удавалось, метко бросив камень, глушить их, но от холода такая еда не спасала.

Прошел еще один день, потом вторая ночь, и третий день, и четвертый. Солнце, ненадолго заглядывая в провал, не успевало как следует отогреть голого пленника, который уже был не в состоянии сделать меткий бросок и добыть рыбу. Сердце из последних сил поддерживало жизнь в скрюченном на камнях теле.

Громадный золотистый беркут, широко распластав крылья, парил в восходящих с прогретых склонов хребта воздушных потоках, наслаждаясь своей способностью подниматься в поднебесье выше гор, не прилагая к тому никаких усилий. Белогрудый обожал эти полеты в последние, теплые дни скоротечного лета.

В зеркале озерца рядом со своим отражением беркут увидел островок, которого прежде не было, и лежащего на камнях голого человека. Острое зрение позволило даже с такой высоты признать в нем своего кормильца и друга Корнея.