Борис Сенега - Дорога в Америку (Да !)

• Название: Дорога в Америку (Да !)
• Автор: Борис Сенега
• Жанр: Прочее
• Год: 2016

---

БОРИС СЕНЕГА

ДОРОГА В АМЕРИКУ (ДА!)

Памяти графа Л. Н. Толстого.

«…Экое чудо чудесное, бегут по волжской глади пароходы «Окоём» и «Зелентуй», таская пассажиров с танцами и музыкой, аж до самого Нижнего, где всё теперь, бурлит и клокочет. И горя не знает. Потому как, весело…! Потому как ярмарка …! И всё, и всяк в движении пребывает, лишь я, обретаюсь здесь без просвета, и сердцу моему холодно, как в сугробе. Эх, будь она не ладна жизнь, клятая и битая коромыслом …»

Так размышлял глядя в окно на пронизанную солнцем реку, коллежский регистра́тор Яблоков. Человек без роду и племени, как он сам себя называл. Яблоков пил на квартире своей, и хмель забирал его медленно, но упорно, как будто он Яблоков не «казённую» вкушал, битый час в однова, а воду колодезную в себя лил горстями.

«…И нет фарту, хоть ты тресни. Тоска, тоска такая… Ети её мать… Словно кто кол осиновый вдавил в брюхо. Надо бы менять что-то вокруг себя. Да, да, непременно менять! Департамент бросить! Гори она огнём эта служба…»!

«Так ведь христовым хлебом кормиться станешь». – Немедленно пропел Яблокову ехидный Внутренний Голос. И тут же услужливое воображение принялось в красках рисовать, как он Антоша Яблоков в рубище, да с сумой, кладёт босые разбитые в кровь ноги по горькому Чулымскому тракту в поисках подаяния, да ещё звон кандальный приплело для пущего ужаса.

«Так, мы, пожалуй, вот что…»! - Антон Сергеевич выпил ещё фужер кристальной огнедышащей влаги, съел пяток солёных груздей, сопливо распластавшихся на китайском фарфоре, и прислушался к себе. – «Обратимся к «Третичной системе», но прежде непременно метнуться к тётке за субвенцией…»

Тётушка Поллинария Викентьевна не то чтобы жадна была от природы, вовсе нет, она в меру жертвовала по больницам и приходам, да только, решительно не для чего всё это было, как казалось Антону. «Быть как все, не хуже других»! Вот её девиз. И Поллинария Викентьевна следовала ему всю жизнь неукоснительно. Все дают на благотворительство, и я дам, от чего же не дать, раз директив такой вышел. Главное, чтобы люди о тебе чего лишнего не думали. Поллинария Викентьевна всё делала скорее по обязанности, нежели от души, как заведённый автомат. (Автомат - это не русское слово, недавно вышедшее в обиход, очень нравилось Антону, он представлял себе медного человека, изрыгающего огонь и читающего чужие мысли.) И даже содержание, положенное Яблокову по завещанию от родителей его, тётка выплачивала аккуратно, но как подачку совала всё равно. Только бы приличия соблюдены были. «На мол, Антоша, отвяжись, и ступай себе с миром…» И то сказать «оклад» сей, по нынешним временам, смех один, двести пятьдесят целковых в два месяца. «Дабы не баловал и зазря по трактирам не валандался…». Так дескать покойный Папа распорядился…до приведения в возраст. Сунулся было просить о прибавке, так тётка выгнала в шею. Ещё и в клятые крючкотворы определила, службу тащить в Севрюжьем Комитете*. Сиди теперь, как сыч в присутствии, сукно протирай. Ума и опыта набирайся, как она говорит.

Да плывёт он к бую, опыт этот, а ума и своего достаточно. Жалование с голубиный хрен, а мороки, на всю голову хватит. Одно только и спасает, когда, никогда в «банчок» с сослуживцами раскатать, да по-шумствуешь на лёгкую ногу в трактирах окрестных, а так скука слякотная. Обрыдло всё, спасу нет.

И чего ради с утра до ночи в чинушах мелкотравчатых корячится? Когда Поллинарии свет Викентьевне стоит, только пальцем шевельнуть при её то связях в Петербурге, и меня хоть в Статские Советники в раз выведут? Ан, нет изволь в глуши прозябать и изжогой мучатся. Нет, как хочешь, а денег, тебе добру молодцу тётка не даст, ни под каким соусом. Потому, как призирает она меня, как есть брезгует. Это ясно как день.

Ах, как было бы славно применить «арифметику» барона Шварца на наших болванках, уж я бы тогда, непременно банк сорвал, а там, глядишь и Париж не за горами».

Похождения барона Шварца лихо описываемые на страницах французских и австрийских листков неким газетёром Арно Жуттеном весьма интересовали Антона Сергеевича, он прочитывал всё до него касаемое и брал на скоросшиватель. Вот венский «Der Standard» намедни сообщал, что оный Шварц изрядно потрепал за игрой в новомодный «Покер», обитателей клуба «Ландау» при помощи, изобретённой им «Третичной системы». «Нагрел толстосумов» аж на шестьдесят тысяч имперских дукатов. «Лихо! – ничего не скажешь».

В сносках неутомимый хроникёр давал, как показалось Антону Сергеевичу весьма дельное пояснение насчёт основной методы. Как человек приверженный цифири Яблоков тотчас воспылал интересом к сему предмету. Исчеркав не мало бумаги разного рода формулами и транскрипциями Антон как ему казалось, сделался твёрдо уверен в действенности означенной «системы», и желая немедленно её опробовать на практике, ринулся было подсчитывать свои «пенензы», но осёкся, ибо состояние оных оказалось плачевным. Всего-то пол сотни ассигнациями и пять рублей монетой.

«Не густо, увы». – Огорчился Яблоков – «С такими «видами» нечего и думать садиться за карточный стол. В «Палласе» ставка идёт от тысячи рублёв, а у «Вебера» купчишки и того выше загибают. «Куда мне в калачный ряд…?»

Оставалось одно только – «Мыслить»! Чему Яблоков с превеликой охотой и предавался, обратив процент не великих своих «капиталов» в нехитрую снедь из лавки по соседству, да купив четверть «Смирновской» по двадцати пяти копеек серебром за ведро.

Признать надобно, с некоторых пор, Яблоков полюбил сам «процесс» подобного «размышления». И хотя в силу стеснённости материального своего положения таковая возможность, как сегодня, выпадала Антону Сергеевичу не часто, он старался ею не пренебрегать.

«Вот водка…» - Говорил он себе наполняя фужер. – «Кто мы без неё…? И главное, куда мы без неё…? Нет, господа, в России без водки решительно невозможно. Отбери у русского человека водку, и сразу бунт, тот самый «бессмысленный и беспощадный» о котором, ещё Пушкин предупреждал. А Пушкин – это наше всё…! Пушкин, и сам, между нами сказать, вкушал «Перцовую» с приятностью. Ему при этом бездны открывались… а я, что я…? Головка от граммофона. Червь взыскующий горизонта. Мне бы хоть на ноготь удачи, я бы кажется Землю дыбом поставил…»

«…Хорошо бы с тётушкой удар какой приключился…». – Услужливо сообщил пробудившийся Внутренний Голос. – А что, так оно часто бывает. Вон секретарь уездного суда Ерофеев, жил себе человек жил. Присел в нужнике. Перенапрягся и помер. Доктора говорят тромб оторвался…»

Антон Сергеевич опорожнил фужер стекла муранского до краёв наполненный, «Смирновской». Размашисто перекрестился на божницу, отгоняя от себя видение иссиня – багрового перекошенного смертной судорогой лица несчастного Ерофеева. Нежданно выплывшее перед ним из небытия. Лицо, вдруг принялось летать по комнате, хлеща Яблокова по глазам окровавленным адъютантским аксельбантом, росшим кажется из невидимой головы. Когда же покойный судейский натешился в волю и исчез так же внезапно, как и появился. Антон Сергеевич вновь погрузился в свои не весёлые думы.

«…А идея, знаете ли вы, совсем даже не плоха…». – Вновь вкрадчиво сообщил окаянный Голос. «Одно не большое усилие, Mein Lieblings kleiner Junge** И… Рулетенбург. Шикарные женщины, и ещё чёрте что, у твоих ног… Свобода, одним словом. Надобно только …».

«Что только» ?! – Взвился Антон Сергеевич и холодный пот прошиб его, ибо он понял, что вожделенная им независимость, вот она… Лежит совсем рядом, руку протяни. Стоит лиши убрать тётку с дороги! Убить – то есть совершить поступок противный душе человеческой».

«Душа что»? – Продолжал наставлять Голос. – «Душа она, как птица в горсти. Сдавил её и поворачивай, как хочешь».

«Ну, да» !? – Изумился Антон Сергеевич, прикладываясь к фужеру. – Так ведь грех — это убить живого человека. Как можно? И потом – Совесть…».

«Грех не в мех». – Витийствовал Голос. – «Не грешить, только Бога смешить… И потом, что-то ты не слишком про совесть вспоминал, когда у Павлуши Сухомлинова с месяц тому, портмоне в «Астерии» слямзил»?

«Ну, вот ещё! Нашёл про что вспоминать!» – Антон Сергеевич с досады на себя чуть водку не пролил, так, руки затряслись. – То случай выпал, его по тем обстоятельствам никак упустить было невозможно. И потом, у этого лоботряса Павлика, бюваров подобных, набитых кредитными билетами, как у дурака махорки. Всё ж таки, племянник военного министра, это вам не фунт изюма. Для него десять «Катенек» *** туда, десять сюда – пыль. Никто ничего и не заподозрил, решили потерял где-то, потому как накануне пьян был до изумления.

«Так и это есть случай Herr offizielle****». – Сообщил Голос. – «При том, отличный, и право слово, глупо будет им не воспользоваться. Как говориться – следите за руками: Берём некоторое количество ртути в аптеке Цылермана и кидаем Поллинарии Викентьевне под кровать… Через месяц – другой, всё. Приходи кума любоваться…»