Ольга Горовая - Интервенция любви (СИ)

• Название: Интервенция любви (СИ)
• Автор: Ольга Горовая
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014

При первой встрече он убил ее мужа. Ну и что, что почти «бывшего»? Инга была из тех, кто умел сохранить при расставании дружеские отношения. Так что такое начало вряд ли могло сулить хорошее развитие знакомства. Когда они встретились во второй раз – он пришел убивать ее. Не подумайте, что он маньяк или пытался свести какие-то счеты. Ничего личного, только работа. Он – наемный убийца и привык все в жизни подвергать холодному анализу и планированию. Опыт научил, что безрассудные порывы не приводят ни к чему хорошему. Но и тут вмешалась жизнь, переиначив все его расчеты. Все пошло не так, внеся в продуманный план ненужные никому из них чувства. То, с чем он совсем не привык справляться. Да и те, кто нанимал его, определенно не хотят видеть Ингу в живых. И с этим тоже надо что-то делать, если он не собирается выполнять заказ

---

Соболева о ней позаботится. Она не раз это уже доказывала – свою готовность помочь Инге. Сейчас он должен принять данное утверждение фактом. Иначе, не сможет сам гарантировать безопасность и защиту Инги. Очевидно, что Нестор внес весомый вклад в то состояние, в котором она сегодня находится. И не мог претендовать на ее возврат.

С каждой минутой и каждой новой мыслью в этом русле – контроль превращался в расплывчатое и слабо достижимое понятие. Внутри нарастал гнев на себя, ярость – на все, что он никак не мог уловить и понять. И все та же потребность.

Нет. Не так.

ПОТРЕБНОСТЬ в Инге.

Наверное, только сейчас он в полной мере начал осознавать, что именно превратило его мать в то существо, которым Нестор ее запомнил. Если она испытывала такую же потребность в его погибшем отце, и не имела никакой возможности его вернуть… Он понимал теперь, что ввергло ее в то безумие, заставляя совершать абсолютно неразумные поступки.

Это было за гранью осознания, рационализма, разума. Даже за гранью безумия. Примитивное, темное, глубинное, из самых корней сущности человека. То, чему разумного объяснения не существует в принципе. Не может существовать. Это за пределами разума.

Следовало отстраниться.

Ребро болело. Он старательно концентрировался на этом. И на дороге.

После холодного «ужина» и трех часов сна, он проснулся, продолжая крепко держать в кулаке три волоска Инги. Сон не принес решения основных вопросов, не внес ясность в его мысли. Не притупил потребности. Он в какой-то мере восстановил тело. Но, похоже, совершенно уничтожил остатки его контроля.

Нестора окружали тени. Не отсветы уличных фонарей, не движения фар машин под окнами… Тени тех сущностей и сил, которым он никогда не позволял своему сознанию открыться. Голоса, еще неразборчивые, но уже не заглушаемые его волей. Воздух словно переливался вокруг него этими неразборчивым гомоном, в котором Нестор разучился вычленять подсказки и путеводную нить смысла.

И это тем более не оставляло ему возможностей, для анализа своей ошибки. Отодвигало момент, когда Нестор сможет вернуть Ингу.

Ярость, так же утратившая путы контроля, рванула на волю через всю его суть, заставила Нестора вскочить с матраса, с гневным рыком обернуться вокруг себя, словно в попытке прогнать все окружающее на физическом уровне. Просто своим нежеланием это принимать и слышать. Рука взметнулась, пытаясь ударить бестелесного противника.

И опустилась, так и не завершив движения. Храня слишком важные для Нестора связи с его женщиной. Не разжимаясь.

Ребро напомнило о себе. Отдых оказался слишком коротким, а он все еще был лишь человеком, и тело об этом не забыло.

«Человек. Я человек, Нестор! Не кукла!»

Он человек. Она человек. Это важно? Или промежуточно?

Какое-то понимание показалось близким, но не формулировалось из-за этого проклятого шороха и гула в его голове.

Вместе с этим, каким-то мигом просветления сознания пришло понимание – он даже себя не до конца понимает. Не все знает о себе. Каким же образом Нестор может понять Ингу? Как может удовлетворить все нужды иного человека, вернуть гармонию ее сознанию, если свою суть прячет от себя и отгораживается десятки лет? Любое знание добавляет преимущество. Дает силу.

Ради того, чтобы исправить дисбаланс, привнесенный в разум Инги, он готов был использовать все доступные методы, все знания. Свои и чужие. Настоящие и прошлые. Он нуждался в понимании. Потому, подготовив необходимые вещи, через два часа, все еще в ночной темноте, Нестор выехал из Киева. И впервые за несколько десятилетий он целенаправленно ехал в Карпаты.

– Я согласен с диагнозом, который поставили в районной больнице, – Валентин Петрович смотрел на нее совершенно серьёзно. И очень внимательно. – У нее есть все признаки сумеречного расстройства сознания, очевидно, вызванные травмирующими событиями. И эти приступы, которые она пытается описать, о котором вы мне рассказали, произошедшем в машине по дороге сюда – подтверждают это.

Они стояли в коридоре на первом этаже реабилитационного центра Валентина Петровича, у дверей палаты, где сейчас медсестра ставила Инге капельницу. Карина знала каждый сантиметр этого здания, досконально изучила, пока занималась отделкой и дизайном.

Карина кивнула, показывая психотерапевту, что приняла это к сведению. Собственно, и сама поняла, что с Ингой все совсем не в порядке, когда она забилась в угол салона машины и буквально «отключилась», вцепившись в бутылку с водой. Инга ничего не говорила, никак не отвечала на все попытки Карины вызвать хоть какую-то реакцию. Просто смотрела перед собой.

Потому Карина и потянула ее первым делом к Валентину, предупредив об этом Костю. Она слишком хорошо еще помнила, да и не забудет никогда, наверное, как хочется просто отключиться от всего. Закрыть глаза и раствориться, исчезнуть. Даже умереть. Или чтоб весь мир исчез. И только бешенное желание выжить, помогает преодолеть все. Но и с этим желанием ей не всегда удавалось быстро восстановиться, несмотря на чертовски богатый опыт. У Инги такого «багажа» не было. Слава Богу, с одной стороны. Карина никому бы такого не пожелала. С другой – ее психика, очевидно, не могла справиться с последствиями этих событий. Она надломилась. Еще не сломалась, Карина чувствовала ее стремление выкарабкаться, спасти самое себя. Но Инга нуждалась в помощи, и Валентин был готов ее оказать.

– Я бы не торопился отпускать ее домой. Пусть недельку побудет у нас в центре, – словно продолжая ее мысли, заметил Валентин Петрович. – Я за ней понаблюдаю, персонал у нас хороший. Инге необходимо лечение, Карина. Настоящее лечение, не просто беседы. Я не совсем согласен с назначенными препаратами, уже есть более эффективные средства. Так что откорректирую список, и сегодня начнем прием лекарств. Было бы очень хорошо, если бы пришел кто-то из ее близких, или тех, кому она доверяет. Не сегодня, наверное. Но завтра уже можно.

Карина кивнула:

– Я скажу Борису, он выяснит и свяжется с ее родными. Это мы решим.

– Хорошо, – Валентин немного помолчал. И, подняв голову, пристально посмотрел на саму Карину. – Вас это лично задело, не так ли, Карина?

Она сжала губы, автоматически изобразив спокойную улыбку. Валентин продолжал смотреть. Карина выдохнула и сильнее стиснула пальцы, которыми зачем-то вцепилась в телефон:

– Ее насиловали, Валентин. Инга сама сказала, что человек, который должен был обеспечить по уговору безопасность Инги – использовал ее как куклу. Что он ее насиловал, – Карина на секунду прикрыла глаза, стараясь вновь вернуть контроль над собой. – Я помню ее месяц назад, Валентин. И то, как она выглядит сейчас… Я знаю, что внутри, в душе стоит за таким видом. Знаю.

Он молчал, продолжая смотреть на Карину.

Ей пришлось еще раз выдохнуть:

– Да, Валентин Петрович, меня это задело очень лично, – наконец дала она ему тот ответ, который он хотел.

– Давайте поднимемся в мой кабинет и поговорим, Карина, – Валентин Петрович рукой указал ей на лестницу.

– У вас хватает забот, и рабочий день закончился, – она покачала головой. – Думаю, удобней будет завтра или…

– Я могу Константину позвонить, Карина, – Валентин улыбнулся, явно отметив ее детскую попытку улизнуть.

Взглядом продемонстрировав ему свое отношение к «грязным» ударам, Карина молча направилась к лестнице на второй этаж, где располагался кабинет психотерапевта.

Глава 19

Жизнь перестала быть.

Возможно, кто-то посторонний не понял бы, что Инга выражала этими словами. Собственно, Валентин Петрович, кажется, и не понимал. Говорил с ней об этом, спрашивал, уточнял, выяснял, что именно Инга вкладывает в такое описание понимания реальности. А она не совсем осознавала, как это до него донести. Или еще до кого-то.

Жизнь просто не была.

Инга – была. Люди вокруг – были. Тот же Валентин Петрович, к примеру. А жизнь – нет, она не была. Словно все вокруг как-то остановилось и замерло, стало вязким и липким. Душным и затхлым. Не живым. Инга старалась, стремилась, пыталась делать все, что Валентин Петрович ей рекомендовал, что Карина предлагала, что мама советовала – но не могла вырваться из этого липкого, вязкого и неживого ощущения.

Родители приехали к вечеру следующего дня, после того, как Инга оказалась в центре Валентина Петровича. Они сказали, что их привезли помощники Карины Соболевой. Разыскали, рассказали про Ингу и помогли приехать…

Мать выглядела измученной, да и отец казался куда старше, чем Инге помнилось. На лицах обоих читалось, как непросто им дался этот месяц, когда они ничего не знали о судьбе своей дочери. Да и увиденное, кажется, не прибавило им оптимизма. Инга видела, как мать едва сдерживала слезы, хлопоча вокруг нее, и как старается крепиться отец. Она даже чувствовала себя виноватой за то, что настолько их расстроила, заставила так нервничать. Хотя, честно говоря, понятия не имела, каким образом могла бы поступить иначе, ведь ей никак нельзя было даже им сообщать о своем местонахождении в эти недели. Но это чувство вины все равно присутствовало – глупое и иррациональное. Оно накапливалось, суммировалось с иными эмоциями, которые клубились в ее душе. Усиливало тоску и какую-то постоянную усталость. И дальше самого понимания вины – ничего не происходило. Она не могла перебороть странную вязкую глухость, с которой проснулась после первой ночи в центре. То ли это был результат приема лекарств, то ли просто организм исчерпал все свои силы, в том числе эмоциональные, но эмоции не выплескивались наружу, не выходили из Инги. Она не могла ни плакать, ни кричать. Только зачем-то извинялась все время и перед всеми за неудобства и эти волнения. Потому что умом понимала все, вроде бы, но не находила этому пониманию отклика внутри себя.