Ольга Горовая - Интервенция любви (СИ)

• Название: Интервенция любви (СИ)
• Автор: Ольга Горовая
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2014

При первой встрече он убил ее мужа. Ну и что, что почти «бывшего»? Инга была из тех, кто умел сохранить при расставании дружеские отношения. Так что такое начало вряд ли могло сулить хорошее развитие знакомства. Когда они встретились во второй раз – он пришел убивать ее. Не подумайте, что он маньяк или пытался свести какие-то счеты. Ничего личного, только работа. Он – наемный убийца и привык все в жизни подвергать холодному анализу и планированию. Опыт научил, что безрассудные порывы не приводят ни к чему хорошему. Но и тут вмешалась жизнь, переиначив все его расчеты. Все пошло не так, внеся в продуманный план ненужные никому из них чувства. То, с чем он совсем не привык справляться. Да и те, кто нанимал его, определенно не хотят видеть Ингу в живых. И с этим тоже надо что-то делать, если он не собирается выполнять заказ

---

Она еще раз нежно поцеловала его губы.

А у Вячеслава от сердца отлегло. И вздохнуть полной грудью вышло. Это – запросто. Ключ и педали, это он может ей позволить. Даже разрешит проехать по двору. Метра два. Пока, более чем достаточно, по его мнению.

Но едва он открыл рот, чтобы начать что-то объяснять Бусинке, запиликал мобильник. Боруцкий и не хотел бы брать, но с Соболевым у них были дела, которые не отодвинешь. Потому, так и продолжая гладить волосы Агнии, не позволив ей подняться со своего плеча, Вячеслав ответил на вызов:

– Слушаю, Соболь. Как детвора? – поинтересовался он у кума, видя явный намек на необходимость «вежливости», в глазах жены, тихо прислушивающейся к разговору.

– Нормально, растем, – усмехнулся в ответ Соболев. – Ваша как?

– Буянит, – весело констатировал Вячеслав, наблюдая, как Алинка пытается поймать хвост Мони.

Соболев еще раз усмехнулся в трубку, дав понять, что знает, о чем говорит Вячеслав.

– Я насчет Лютого, – после «любезностей», уточнил Соболев, возвращая разговор в серьезное русло.

Боруцкий внимательно слушал, что нарыл Никольский, и что они с Соболем решили, высказывал свои мысли. А сам подумал о прошлом. Об очень далеком прошлом, о котором никто особо и не знал. Даже с Федотом они тогда знакомы не были.

Вячеслав Боруцкий знал человека, которого сейчас называли Лютым, с четырнадцати лет. Нет, они не общались и не дружились тогда. Слишком большая была между ними разница в иерархии интерната.

Вячеслав вырос там, попав в приют после гибели обоих родителей. Ни о том, что они, граждане Польши, делали на территории Советской Украины, ни о том, как они погибли, он ничего не знал. Его, шестилетнего пацана, определили в ближайший приют, вроде даже собирались переправить назад, в Польшу, да так и не сподобились, что-то. Так Боруцкий и остался там. Да так адаптировался, что не хотел быть одним из серой массы, стал сам «добывать себе счастья» собственной силой и смекалкой. И достиг немалых «успехов», доводя до ударов воспитателей и попав под пристальное наблюдение милиции.

Лютый (Вячеслав не помнил его настоящего имени, не интересуясь тогда подобным) попал в приют диким пацаненком лет десяти от роду. Он был младше Боруцкого, каким-то странным, чуть ли не сумасшедшим. Напоминал больше дикого зверька: тощего, угловатого, готового драться зубами, ногтями и голыми пальцами, ободранными до крови за свой кусок хлеба. При этом он никогда не велся на поддевки и провокации, держался особняком и прослыл ненормальным, имеющим чуть ли не колдовские способности среди остальных. Он по большей части молчал, один раз за всю память Боруцкого устроив ор, когда воспитатели его постригли под машинку. В остальных случаях этот пацаненок держал рот на замке, а если и говорил, то как-то глухо, невнятно и таким западенским говором, что мало кто пытался вникнуть в его слова.

В общем, они почти не пересекались. Почти. До одного солнечного дня, спустя месяца три после появления Лютого в приюте. Дня, который разделил жизнь Боруцкого на «до» и «после». Дня, который Вячеслав мог и не пережить. Но именно благодаря Лютому он победил в драке, когда один из парней решил оспорить авторитет Боруцкого, завязав драку на заднем дворе приюта. Вооружившись при этом ножом, который где-то стянул. И возможно, именно в его брюхе оказался бы этот нож, если бы Лютый не приблизился к условной границы круга, в отличие от остальных сирот, наблюдавших за дракой молча и напряженно, таясь от воспитателей, и не буркнул:

– Зараз, управо і з-під руки.*

(Сейчас, вправо и из-под руки)

Может пацан и другое что-то имел в виду. Но Боруцкий понял так, как понял. И поднырнув под правую руку противника, вывернул его кулак, отчего именно провокатор драки напоролся на нож.

Боруцкий из-за этого попал в колонию. Зато остался жив. И не забыл, благодаря чьему совету. Потому, когда судьба столкнула их еще раз, спустя десятки лет, помог Лютому выбраться из ловушки, подстроенной очередным заказчиком. Правда, Лютому мотивов своих поступков он не озвучивал. Не видел нужды. Да и не был уверен, что тот вообще об этом помнит.

С тех пор они уже не теряли связи. Потому и сейчас он внимательно слушал Соболева, чтобы после поговорить с Лютым имея, что сказать по делу.

Прошло шесть дней. Сто пятьдесят один час.

Он считал и помнил каждый. И не был доволен этим. Однако за эти часы в сознании Лютого смешалось столько, что было бы сложно забыть хоть один.

Логика начала его подводить. Лютый еще сохранил достаточно адекватности, чтобы признать это. Все, что он всю сознательную жизнь подавлял и глушил в себе, лезло на поверхность сознания. И ему все тяжелее было держать это в узде. Себя держать под контролем.

Инга.

Трудно было не констатировать очевидного – именно эта женщина задела какие-то пусковые точки в его мозге и подсознании. Зацепила нечто такое, что теперь лезло из самых темных глубин памяти и сути Лютого, нарушая собранность и контроль, на создание которых он потратил столько времени.

Воздух вокруг него шуршал беспрестанно. И пах. Глубокий, сладковатый и в то же время свежий, запах прелой листвы карпатского леса наполнял его легкие, словно бы Лютый снова брел под громадными деревьями. Оказалось, что необходимо совсем небольшое усилие, чтобы перечеркнуть десятилетия его работы над собой.

Он думал о ней. Более того, совершил то, что не стоило, израсходовав два ее волоска из пяти. Для чего? Он не мог внятно это объяснить. Как и проанализировать, чем ему помогло то, что теперь он был в курсе о страхе и отчаянии, которые Инга продолжала испытывать на протяжении этой недели.

Безумный бред, как его убеждали психологи и работники социальных служб? Может и так. Тогда он становился совсем сумасшедшим. И у Лютого имелись догадки, от чего это может происходить. Пример матери и сейчас не забылся. Как и все, о чем рассказывала бабка.

Лютый не помнил своего отца и ничего особо не знал о нем. По рассказам бабушки его отец пришел откуда-то с Кавказа. Они не спрашивали его: как и зачем он оказался в Карпатах. Судьба так распорядилась. Что Лютый знал, так это то, что и его отец походил на мать и бабку, веря в силу, которой обладают природа, горы, и они сами.

Бабка говорила, что отец с матерью сразу поняли – судьба привела их друг к другу. И сама бабушка только одобряла такой союз. Так они и жили, семья мольфаров, пока однажды отец не вернулся домой из леса. Его разодрал медведь, проснувшийся из-за слишком теплой зимы. Лютому тогда было два года.

И с тех пор, если верить бабке, мать начала понемногу погружаться в безумие, совершая глупые и опасные ошибки. Она всегда была слабее своей матери, но жизнь с мужем, которого она обожала, вроде бы даже усилила ее способности. Потому, потеряв его, мать Лютого начала от отчаяния и горя кидаться в крайности. И в итоге, ища опоры хоть в ком-то, потому как бабка слабость презирала, посягнула на чужое. Она попыталась приворожить одного из жителей ближайшего села, который напоминал ей погибшего мужа. И не остановило женщину наличие у мужчины жены и своих детей. Сделав это, применив силы, которые не стоило трогать, его мать, по словам бабки, принесла беду на все их головы.

Не подарила ей счастья одержимая тяга, всколыхнувшаяся в мужчине. Он избивал и насиловал ее, не контролируя то темное, что ворожба матери вытянула из его подсознания. Тогда мать Лютого, еще больше отчаявшись, решилась на крайний шаг. Она попыталась перенести свою ворожбу на ребенка, зачатого в этом насилии. И убив его, оборвать связь.

У нее не вышло. Эту ночь и урок своей бабки Лютый помнил и сам.

Как и то, что происходило дальше, когда этот мужчина продолжал приходить к матери. Бабку он боялся, и в ее присутствии вел себя смирно. Но она считала, что ее дочь должна расплачиваться за свои ошибки самостоятельно, и не вмешивалась. Наоборот, все чаще уходила в горы, забирая с собой и внука. Она учила его, передавая знания, которым ее учили отец и мать. Показывала травы, учила наводить ворожбу.

Но иногда они все же возвращались в свой дом.

В одну из таких ночей, когда Лютый вернулся домой вместе с бабушкой после нескольких недель блуждания по лесам и горам, он впервые убил человека. Когда ему только исполнилось десять. Убил, помня все уроки и наставления бабки, но при этом он испытывал дикую ярость и бешенство, когда увидел, до какого состояния доведена его мать. Конечно, он сумел это сделать только потому, что мужчина, имени которого Лютый так и не узнал за все эти годы, был беспробудно пьян и спал. А его мать, избитая, с переломанным носом и разбитой головой, жалась в одном из углов дома, не имея сил даже уползти.

Он убил его. Ему не помешала ни мать, ни бабка. Вот только последняя, смерив внука разочарованным взглядом, заметила: