В. Сиповский - Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

• Название: Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия
• Автор: В. Сиповский
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 5-7793-1352-0

Истерзанная и обнищалая Русь благополучно выходит из Смутной поры, вынеся из нее свою веру и народность в их целости. Сложнее положение в западнолитовской Руси. Еще долго приходится ей биться за сохранение своей Православной церкви и народа. На защиту Православия против Речи Посполитой встает запорожское казачество. Южная Русь наконец соединяется с единоверной и единокровной Москвой. Однако идет новое испытание — раскол в самой Русской церкви. И из него, несмотря на многие беды, выходит она целостной и неповрежденной. Обо всем этом читайте в четвертой книге «Родная старина».

Текст печатается по книге «Родная старина: Отечественная история в рассказах и картинах (С XVI до XVII ст.)» Составил В. Д. Сиповский (СПб., 1904) в соответствии с грамматическими нормами современного русского языка.

---

Славолюбивый Владислав томился бездействием и своим бессилием и особенно лелеял мечту о большом походе на Турцию. Венецианский посол подстрекал его к войне, обещая помощь Венеции, которая в то время враждовала с Турцией. Владислав думал составить большой союз против нее, привлечь к нему и Москву, но держал все дело в большой тайне, опасаясь, что паны помешают его замыслам. Он думал повести так дело, чтобы война была неизбежна и чтобы сама Турция объявила ее. На тайном совете с несколькими своими сторонниками король порешил дать дозволение казакам напасть на крымских татар и на владения султана и этим вызвать с его стороны объявление войны. Владислав тайно ночью виделся с казацкими старшинами, объявил им, что он восстановит казачество в прежней силе его, побуждал их начать борьбу с Турцией и дал им грамоту (привилегию) со своей подписью с разрешением строить чайки и готовиться к походу.

Паны проведали о затеях короля и на сейме не только не согласились с ним, но даже резко укоряли его за самовольные действия, за приготовления к войне. Король так был огорчен своей неудачей, что заболел. Но грамота его казакам имела важное значение. Нигде насилия и неправды панов не возбуждали такого негодования и злобы, как на Украине, где народ привык раньше к вольности казацкой и с трудом сносил панское иго.

Ф. Солнцев Держава царя Алексея Михайловича

Один случай возмутительного насилия послужил поводом к народному восстанию.

Близ города Чигирина был хутор, которым владел Зиновий Богдан Хмельницкий, сын Чигиринского сотника Михаила Хмельницкого. Богдан обучался в киевской братской школе, а затем был и в иезуитском училище. От природы умный и даровитый, он таким образом получил хорошее по тому времени образование.

Ф. Солнцев Шлем царя Алексея Михайловича

Киевская школа, конечно, укрепила в нем дух православия, а иезуиты развили у него гибкость ума, сообщили ему отчасти свою пронырливость, ловкость и неразборчивость в средствах. Богдан свободно владел латинским и польским языками, а потом освоился с турецким и французским. Окончив свое школьное образование, прошел он и другую школу — военную: поступил в ряды казацкого войска и участвовал в польско-турецкой войне (1620–1621). Здесь был убит его отец, а сам он попался в плен к туркам и два года прожил в Константинополе. Освободившись из плена, Богдан вернулся на Запорожье и не раз потом водил лихие шайки в морские походы на турок. Смелы и удачны были эти набеги: не один десяток турецких галер был пущен ко дну, немало басурман избито было по берегам, а в 1629 году удальцы под предводительством Богдана «окурили мушкетным дымом» сам Царьград, выжгли предместье его. С большой добычей возвращались из своих походов сподвижники Богдана; имя смелого и умного вождя с уважением произносилось на Запорожье. Послужив много лет казацкому делу, или «рыцарской славе», как выражались порой книжные казаки, Богдан вернулся на родину, в Чигирин, получив звание Чигиринского сотника, обзавелся семьей и зажил мирным хозяином на своем хуторе Субботове, доставшемся ему от отца. Но недолго пришлось Богдану наслаждаться мирной жизнью: Чигиринский под староста, пан Чаплинский, личный враг его, давно уж искал случая как-нибудь повредить ему; даже есть известие, что хотел при помощи убийцы погубить его, но злодейство не удалось. Чаплинский, в отсутствие Богдана, напал с вооруженным отрядом на Субботово, завладел им, произвел погром, увез жену Хмельницкого, а десятилетнего его сына так высек за какое-то грубое слово, что тот умер на другой день.

Хмельницкий явился к Чигиринскому старосте с жалобой; тот не оказал ему никакого внимания. Богдан обратился тогда в суд; но там заговорили, что он даже и не вправе владеть хутором, так как у него нет на то документов, и Чигиринский староста может отдать хутор и землю кому захочет.

Оскорбленный Хмельницкий, не находя законного суда, думал было военным способом наказать дерзкого оскорбителя и вызвал его на поединок. Чаплинский принял вызов, но привел с собой трех своих служителей, чтобы вчетвером напасть на своего противника. К счастью, предусмотрительный Богдан, опасаясь коварства со стороны врага, надел панцирь под платье. Это спасло его, и он с такой ловкостью отбивался от злодеев, что обратил их всех в бегство.

«Не все еще забрал Чаплинский, — воскликнул он, — когда есть сабля в моих руках!»

Хмельницкого засадили было в тюрьму, — должно быть, за буйство, но, впрочем, скоро выпустили: прежняя жена его, с которой обвенчался Чаплинский по римско-католическому обряду, упросила нового мужа выпустить заключенного.

Хмельницкий отправился в Варшаву искать высшего правосудия: он все еще верил, что в Польше есть суд и закон, который защитит его.

Дело его и здесь недолго разбиралось. Ему ответили от имени сейма, что он сам виноват в потере своего хутора, потому что не запасся законным документом на владение им. Жалоба на убийство сына была признана ложной: Чаплинский заявил, что это клевета, и, вероятно, представил свидетелей, отвергавших жестокость наказания.

Насчет же похищения жены паны-судьи даже пошутили над Богданом.

«На белом свете много красавиц, — сказали они, — поищи себе другую!»

Хмельницкий решился обратиться к королю, который лично знал его. Но что мог сделать король? Он сам только что перед этим испытал горькую обиду на сейме. Говорят, будто, сознавая свое бессилие помочь казакам и оборонить их от панских несправедливостей и насилий, он сказал между прочим Богдану:

«У вас есть сабли: кто мешает вам самим постоять за себя?»

Сказал ли это король или нет, но подобная мысль, конечно, должна была явиться у Хмельницкого, испытавшего на себе «польскую правду». Проживая в Варшаве во время сейма, он мог ясно видеть порядки Польского государства, понять, в каком незавидном положении был сам король, как смотрели на него всесильные паны.

На обратном пути на Украину Хмельницкий внимательно приглядывался к положению края, к состоянию крепостей, чутко прислушивался к разговорам, ловко выведывал, чего особенно желает население, на что сетует… Не торопясь ехал он по Русской земле, останавливался чуть не в каждом селе, вкрадывался в доверие народа, с видимой жадностью выслушивал горькие жалобы на жестокости панов и сам с большим жаром говорил об их насилиях и неправдах, разжигал в слушателях своих чувство мести, обнадеживал, что скоро наступит конец гнету. Особенно любил Богдан вступать в беседу с русским духовенством: знал он, что священники имеют большую силу в народе. Им он даже открывал свои замыслы.

«Знайте, — говорил он, — я решился мстить панам-ляхам не только за свою обиду, но и за поругание русской веры и народа. Я бессилен, но вы можете пособить делу: пришлите ко мне хоть по два или по три человека с каждого села».

Угнетенные и озлобленные люди с радостью слушали Хмельницкого и выражали полную готовность подняться на своих заклятых врагов-притеснителей. Общее сочувствие в русском народе к мысли о восстании и борьбе с ляхами укрепило Богдана в его замысле; он мог надеяться на сильную поддержку народа.

Вернувшись на Украину, Хмельницкий где-то в роще, ночью, собрал наиболее влиятельных казаков на тайное совещание. Здесь он яркими красками обрисовал положение православного народа в польских владениях.

«Проезжая по Руси, — говорил он, — я повсюду видел страшные притеснения и тиранство; народ вопит о помощи; все готовы взяться за оружие; все обещают стать с нами заодно».

Не новостью все это было для казаков, собравшихся на совещание; они сами порассказали тут же об известных им возмутительных насилиях и неправдах панских.

«Нет сил терпеть долее! Пора взяться за сабли, пора сбросить с себя ляшское ярмо!» — вот к какому заключению привели казаков рассказы и совещания.

Замысел Хмельницкого оружием отомстить панской Польше как нельзя больше совпадал с общим желанием: злобы и жажды мести накопилось у всех казаков и православных крестьян слишком много, и довольно было малейшего повода, незначительного толчка, чтобы произошел взрыв народной ненависти. Этот толчок и дал Хмельницкий.

В довершение всего он рассказал своим сообщникам о расположении короля к казакам, о позволении строить чайки для нападения на Турцию, о желании его восстановить казачество в прежней силе. Чтобы убедить всех в справедливости своих слов, Богдан показал королевскую грамоту, которую ему удалось ловко похитить у Барабаша, кошевого атамана. Таким образом, даже в глазах более осторожных казаков восстание против панов узаконивалось грамотой короля, которому ненавистные паны всегда становились поперек дороги, лишь только задумывал он что-либо сделать в пользу казаков или православного народа.