В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII

• Название: Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII
• Автор: В. Сиповский
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-7793-1351-2

Третью часть книги В. Д. Сиповского «Родная старина» составляют полные драматизма страницы нашей истории, именуемые Смутным временем.

Прервана русская царская традиция. Враги Православия и России проникли в самое ее сердце — в Москву, в Кремль. Защиты ждать неоткуда.

Осознание того, что нужно делать, рождается в самом народе. Поддерживаемый Православной церковью, он сам выдвигает своих защитников, тех, «в ком не было никакой неправды», — Кузьму Минина и Дмитрия Пожарского. Они собирают ополчение и освобождают столицу. Словно птица Феникс, восстает Россия. Рождается новая царская династия.

Текст печатается по изданиям «Родная старина: Отечественная история в рассказах и картинах (С XIV до XVI ст.)» Составил В. Д. Сиповский (СПб., 1888).

«Родная старина: Отечественная история в рассказах и картинах (С XVI до XVII ст.)» Составил В. Д. Сиповский (СПб., 1904) в соответствии с грамматическими нормами современного русского языка.

---

В этот день он встал здоровым, казался бодрым и веселым, за столом ел охотно и много… После обеда он взошел на вышку, с которой часто любовался Москвой. Вдруг он спустился оттуда и сказал, что ему дурно и что он чувствует сильное колотье… Бросились за врачом. До прихода его царю стало хуже. Приближенные заговорили с ним о том, как быть царству…

— Как Богу угодно и земству! — проговорил царь.

И. Глазунов Борис Годунов

Тут у него вдруг хлынула кровь из носа и из ушей, и он упал без чувств. Прибежали патриарх и духовенство, едва успели приобщить умирающего; кое-как, наскоро совершили над полумертвым обряд пострижения и нарекли его Боголепом. Около трех часов пополудни царь скончался.

Скоропостижная смерть его поразила всех. Народу объявили о ней только на следующий день. По Москве стала ходить молва, будто Борис сам отравил себя ядом в припадке угрызений совести и отчаяния. Слух об отраве пошел от врачей-немцев, лечивших царя: лицо мертвого, изуродованное предсмертными судорогами и почернелое, казалось, подтверждало этот слух.

Смутное время

Царь Федор Борисович

Измена Басманова и гибель Годунова

Измена Басманова и гибель Годунова

В тяжелую пору пришлось вступить на престол юному сыну Бориса. Жители Москвы по призыву патриарха спокойно присягнули Федору Борисовичу и его матери, причем клялись: «К вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ним и с его советниками не ссылаться ни на какое лихо» — и так далее.

Новому царю было всего шестнадцать лет. Здоровый, белолицый, румяный, красивый, с черными глазами, юноша царь мог нравиться всем своей наружностью. Способный от природы, умный, начитанный, он мог бы стать замечательным государем; но был он сыном того, кто, на взгляд народа, пытался сгубить царскую отрасль, кто незаконно захватил престол, кто еще почти накануне своей смерти подсылал снова убийц и кого так нежданно поразил Божий суд. А в то же время в Путивле находился тот, кого считали законным наследником престола, тот, кого чудесно хранил Божественный Промысл от злодейских покушений и всех военных сил Бориса. Так верили очень многие в народе, и вера эта все росла и росла. В войске уже зрела измена… Несчастному Федору Борисовичу несдобровать было среди таких обстоятельств. Новое правительство послало начальствовать над войском вместо прежних вождей Басманова. На него, казалось, Годуновы могли вполне положиться: он был возвышен Борисом и осыпан его милостями, а знание ратного дела, мужество и способности настоящего вождя он выказал при обороне Новгорода-Северского. Басманов прибыл в стан. Немного времени нужно было ему, чтобы заметить в войске общую шаткость умов и склонность к Дмитрию. Когда стали приводить ратных людей к присяге Федору, то нашлось много воинов, не хотевших целовать ему крест. Недолго думал Басманов, как ему быть. Честолюбие и личные выгоды заговорили в нем сильнее совести; понял он, что дни Годуновых сочтены, что служить им — значит подвергать себя напрасной опасности, что свои же воины могут его связанным выдать Лжедмитрию. Сообразил все это Басманов и решился изменить сыну своего благодетеля — отправил к Дмитрию письмо с извинением, что так долго служил Борису.

«Я, — писал Басманов, — никогда не был изменником и не хочу разорения своей земле… Теперь всемогущий Промысл открыл многое: притом сам ближний Бориса, Семен Никитич Годунов, сознался мне, что ты — истинный царевич. Теперь вижу я, что Бог покарал нас и мучительством Борисовым, и боярским нестроением, и бедствиями Борисова царствования за то, что Борис не по праву держал престол, когда был истинный наследник. Отныне я готов служить тебе, как подобает».

7 мая было объявлено всему войску, что Дмитрий — истинный царь. Полки, уже раньше подготовленные к переходу на сторону Дмитрия, без сопротивления провозгласили его государем. Не много нашлось таких, которые не согласились нарушить крестное целование Федору Борисовичу; они бежали в Москву с двумя воеводами, князем Ростовским и князем Телятевским.

14 мая явился в Путивль князь Иван Голицын с выборными лицами от всех полков молить государя о прощении за то, что они «по неведению стояли против него, своего прироженного государя».

А. Горский Москва XVII века

Дмитрий принял выборных очень приветливо, ласково ободрял их и вполне прощал за их невольную вину — службу Борису по неведению. Лаской и приветом Дмитрий обворожил своих новых слуг. Особенно радушно отнесся он к Басманову, когда тот явился к нему с повинной. Басманов, увидев, что Дмитрий высоко ценит его преданность и ум, всем сердцем привязался к новому своему государю и стал ближайшим его советником. Часть войска, перешедшего на сторону Дмитрия, была распущена по домам, а другая часть должна была оставаться под оружием, пока не покорится Москва. Теперь движение Дмитрия на Москву походило на торжественный въезд победителя: когда он подъезжал к городу Орлу, воеводы, духовенство, народ и часть войска встретили его с хлебом и солью, с образами; со всех колоколен радостно трезвонили.

В. П. Верещагин Царь Феодор Борисович Годунов

— Буди здрав, царь Димитрий Иванович! — отовсюду слышались неумолкаемые радостные клики.

Из Орла Дмитрий отправился в Тулу. На пути всюду, в деревнях и селах, встречали его радостно, с хлебом и солью. На Оке явились к нему выборные от всей рязанской земли, били ему челом и выражали полную готовность жертвовать ему, своему государю, жизнью и имуществом.

В Москве между тем скоро по смерти царя начались в народе волнения — народ требовал возвращения сосланных Борисом людей, а более всего матери Дмитрия. Объяви всенародно инокиня Марфа (Мария Нагая), что ее сына нет в живых, — Годуновы были бы спасены, но они, конечно, были вполне уверены, что Марфа, пострадав от Бориса и питая непримиримую вражду ко всем им, не скажет этого. В угоду москвичам воротили из ссылки князя Ивана Михайловича Воротынского. Василий Иванович Шуйский снова громогласно уверял народ, что Дмитрия-царевича нет на свете, а называющий себя этим именем — беглый монах, расстрига. Слова Шуйского, которого в Москве уважали, на время, казалось, уняли волнение народа, но все-таки многие требовали, чтобы привезли в Москву мать Дмитрия, чтобы она порешила это дело…

В середине мая появились в Москве ратные люди из-под Кром, не пожелавшие изменить Федору Борисовичу; прибыли, наконец, и князья Ростовский и Телятевский. Весть о переходе всего войска на сторону Дмитрия была смертным приговором несчастному Федору Борисовичу.

Годуновы были ошеломлены этой вестью, растерялись, не знали, что и делать; приказывали только ловить, пытать и казнить опасных для себя вестовщиков и распространителей Дмитриевых грамот. Народ, перед тем волновавшийся и шумевший, казалось, притих, но это было зловещее затишье пред бурей. 31 мая по распоряжению правительства стали втаскивать на стены пушки — готовились, как видно, к обороне столицы. Но ратные люди работали вяло, неохотно, а в толпе, глазевшей на них, многие посмеивались… Более дальновидные люди чуяли беду от московской черни и торопились припрятать свои драгоценности и деньги по монастырям.

1 июня явились под Москвой, в Красном Селе, послы Дмитрия — Пушкин и Плещеев — с грамотой к москвичам. Красносельцы, по большей части богатые купцы и ремесленники, не любили Годуновых и радушно приняли послов. Ударили в колокол, сбежалась толпа. Прочтена была грамота Дмитрия. Толпа громкими криками приветствовала посланцев.

— В город, в город! — раздавались голоса, и громадная толпа, окружив послов, двинулась с ними в Москву и остановилась на Красной площади. Звоном колоколов и тут созвали народ. Он бежал со всех сторон на площадь, и скоро она так наполнилась людьми, что протиснуться сквозь толпу не было никакой возможности.

Вышедшие из Кремля бояре, дьяки и стрельцы ничего поделать не могли.

— Что за сборище и мятеж? — громко говорили они народу. — Хватайте воровских посланцев и ведите их в Кремль, пусть там они покажут, с чем приехали!

В ответ на это поднялись неистовые крики народа; он требовал, чтобы посланцы прочли с Лобного места грамоту. Один из них стал читать ее. На площади водворилась тишина.

Грамота была обращена к боярам, дьякам, торговым людям и ко всему народу.

«Вы думали, — говорилось между прочим в ней, — что мы убиты изменниками, и когда разнесся слух по всему государству русскому, что по милости Бога мы идем на православный престол родителей наших, вы, бояре, воеводы и всякие служебные люди, по неведению стояли против нас, великого государя. Я, государь христианский, по своему милосердному обычаю гнева на вас за то не держу, ибо вы так учинили по неведению и от страха…»