Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

• Название: Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире
• Автор: Джо Стадвелл
• Жанр: О бизнесе популярно
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9614-4596-1

Экономический бестселлер, написанный Джо Стадвеллом, главным редактором журнала China Economic Quarterly. Проработав журналистом в Азии более 20 лет, он прекрасно разбирается во всех тонкостях здешней экономики, что нашло отражение в его книгах «Китайская мечта» и «Крестные отцы Азии». Чем интересен именно азиатский опыт? Предлагаемая читателю книга должна помочь, с одной стороны, демистифицировать истоки «экономических чудес», а с другой стороны, продемонстрировать фактический опыт соседей, который может послужить уроком для реформирования российской экономики. Успешная модернизация Японии, Южной Кореи, Тайваня, а теперь и Китая следует примерно одинаковым рецептам, за которыми стоят весьма конкретные меры и набор идей. О них и рассказывается в книге, получившей широкое признание как среди специалистов, так и среди широкого круга читателей. К последним принадлежит и Билл Гейтс, включивший ее в число пяти книг, которые произвели на него самое сильное впечатление в 2014 году.

---

Для плантаций система ограничивала производство на основе исторических данных. Для мелких же фермеров, которые в своем большинстве не могли представить формальной отчетности, вводились ограничения, основанные на произвольной оценке правительством ожидаемой урожайности. Она оценивалась в размере 145 кг с акра[3] в год, что было заметно ниже, чем для плантаций, где типичные урожаи составляли около 180 кг с акра{111}.

Обнародование деталей схемы Стивенсона едва не вызвало крестьянское восстание: по всей Малайзии прокатились яростные протесты. Ведь правительственные оценки «ожидаемой урожайности» мелких производителей не имели никакого отношения к реальности. Тогда спешно объявили о начале нового расследования. В результате него, к полной растерянности колониального правительства, выяснилось, что мелкие хозяйства собирали каучука существенно больше, чем плантаторы. Точнее говоря, среднестатистический мелкий фермер собирал гевеи на 50 % больше, чем на среднестатистической плантации, а в некоторых случаях и в несколько раз больше. Данные, представленные комиссии Стивенсона, показывали, что на подвергнутых изучению небольших фермах урожаи составляли от 270 до 540 кг на акр в год{112}.

Причины более высокой урожайности у мелких производителей сводились к обычной заботе хозяев о своем «огороде». Крестьяне сажали каучуковые деревья более плотно (часто по 200 штук на акр вместо типичных для плантаций 100 штук) и ежедневно их надрезали, поднимая свою продуктивность за счет дополнительных трудозатрат. Кроме того, крестьянские хозяйства оказались более устойчивыми, чем плантации, к удешевлению сырья во время глобальной депрессии, поскольку выращивали в междурядьях деревьев пищевые культуры и зачастую прибегали к дополнительным заработкам за пределами фермы. Поскольку они не несли непроизводительных расходов на владельцев плантаций, то хотели и могли принять снижение цен. Тем не менее их заставили пойти на ограничения урожайности, чтобы не допустить разорения плантаторов.

Комиссия Стивенсона рекомендовала повысить усредненную оценку размера урожая для мелких фермеров со 145 до 240 кг с акра, что все еще было заниженным показателем, но, по крайней мере, не хуже, чем у большинства эффективных плантаций. Однако ни колониальное, ни британское правительства не сумели провести это предложение в жизнь, и крестьянам определили средний размер урожая в 193 кг с акра, в котором разрешенное им производство составляло тогда лишь малую долю. Ограничения Стивенсона действовали до 1928 г. Следующее, уже международное соглашение по ограничению производства натурального каучука, подписанное в 1934 г., тоже игнорировало интересы мелких фермеров.

Заказанный британским правительством отчет, опубликованный после Второй мировой войны, оценивал потери, понесенные от обеих ограничительных схем в Малайзии мелкими фермерами, выращивающими каучук, в £ 40 млн, или в пересчете на сегодняшние цены £ 2,1 трлн, что равняется двухлетнему объему производства каучука во всей Малайзии. Автор отчета П. Т. Бауэр осудил направленность схем против мелких фермеров как «явное нарушение совершенно очевидных моральных обязательств»{113}. Причем фермеры не получили никакой компенсации.

Каучуковый рынок в колониальной Малайзии являл собой простой пример рынка, устроенного таким образом, что высокопродуктивные семейные фермерские хозяйства субсидировали низкопродуктивный большой бизнес. В рамках схемы Стивенсона колониальное правительство даже возложило на управляющих плантациями работу по оценке размеров участков мелких фермеров, что привело к увеличению жалоб на систематическую недооценку как размеров участков, так и их урожайности. Никакие выборочные свидетельства не могли убедить правительство в том, что мелкие хозяйства существенно более продуктивны, чем огромные плантации с их главными управляющими и листингами на Лондонской фондовой бирже. И все-таки, несмотря на всю помощь, оказанную правительством плантаторам до и во время экономической депрессии, превосходство мелких фермеров над плантаторами было несомненным.

Еще одно доказательство эффективности мелких хозяйств появилось в 1920-х и 1930-х гг. в тех областях Малайзии, где находились оловянные рудники. В то время как тысячи этнических китайских шахтеров были уволены в связи с экономической депрессией, многие из них, чтобы выжить, обратились к товарному огородничеству. Продукты питания продавались в Малайзии по хорошим ценам, поскольку в значительной мере импортировались, и правительство отметило, что семейные участки китайцев стали играть все большую роль в продовольственном обеспечении горожан. Поэтому введение ограничений на размеры урожая в горнодобывающих районах было приостановлено, чтобы стимулировать развитие подсобных хозяйств{114}. Но переосмысления основ сельскохозяйственной политики так и не произошло, в ней по-прежнему отдавалось предпочтение прибылям плантаторов, а не максимальному увеличению урожайности и экономическому развитию страны в целом.

Малайзийцы берут пример с англичан

Окончание Второй мировой войны и провозглашение независимости Малайзии в 1957 г. не привели к существенным переменам в земельной политике. В отличие от Филиппин и Индонезии, в Малайзии даже не пытались осуществить земельную реформу, хотя сам дух времени требовал проявить больше внимания к интересам крестьян. Законы, проведенные в 1955 и 1967 гг., предусматривали укрепление защиты арендаторов и запрет на денежные взносы от арендаторов, а по сути взятки за право вести хозяйство. Однако сами по себе законы были слабыми, а их проведение в жизнь возложили на руководство отдельных штатов (административных единиц, на которые поделена территория Малайзии), в основном управляемых землевладельческими элитами. Были введены и субсидии для приобретения самого необходимого в сельском хозяйстве, например удобрений, но и здесь при их распределении предпочтения отдавались крупным производителям за счет мелких. Был создан и правительственный фонд для помощи с пересадкой гевеи, однако отчисления, которые он требовал от своих благополучателей, зачастую насчитывались с превышением суммы, выделяемой с целью поддержки{115}. Как и в Индонезии, правительство прибегло к дорогостоящим программам переселения под управлением таких учреждений, как Федеральное агентство по землеустройству (Federal Land Development Agency, FELDA). Многие принадлежавшие европейцам плантации были в 1970-х гг. выкуплены государством за счет нефтедолларов, однако управлялись малайзийскими госкомпаниями не более, а порой и менее эффективно, чем прежними владельцами.

В постколониальную эпоху Малайзии концентрация земель в руках крупных владельцев возросла, и, как следствие, выросла доля арендаторов и безземельного населения, что, как всегда, приводило к обнищанию сельского населения, росту его задолженности и нередко сопровождалось падением урожаев{116}. Как отмечал в середине 1970-х гг. выведенный из себя эксперт, «введение несовершенного и не предусматривающего решительных мер закона только усугубило бедственное положение арендаторов и издольщиков с присущей ему незащищенностью и содействовало концентрации числа мелких хозяйств в лапах спекулянтов, инвесторов и ростовщиков»{117}.

Начиная с 1981 г. администрация премьер-министра Махатхира несколько облегчила жизнь производителям риса, гарантировав им минимальные закупочные цены. Однако наибольшее снижение уровня бедности в сельских районах страны с 1980-х гг. было достигнуто не благодаря повышению доходности малых фермерских хозяйств, а за счет того, что фермеры находили себе работу, связанную не с местным сельским хозяйством, а с обработкой сырья на экспорт. Следует подчеркнуть, что Малайзия не относится к числу государств, испытывающих нехватку земель сельскохозяйственного назначения. Большинство местных агрономов утверждают, что еще несколько сотен тысяч гектаров пригодны для обработки, однако в периоды рецессии, как в начале 1980-х гг., тысячи гектаров уже до того обрабатываемой земли оказались заброшенными. Вопреки избытку земли Малайзия предпочла выбрать для своего аграрного сектора далеко не оптимальную структуру. Это еще одно напоминание о том, что для преуспевания мелкие фермеры нуждаются не только в собственных полях, но и в инфраструктуре, способной распространять знания, предоставлять маркетинг и кредиты, что позволит семейным хозяйствам выдержать конкуренцию{118}.

Для тех, кто не понял главного: Таиланд притворяется

Рональд Херринг, специалист по экономике сельского хозяйства, как-то заметил, что самый распространенный довод в оправдание минимальных мер по перераспределению земли, как это было повсюду в Юго-Восточной Азии, сводится к тому, что надо быть реалистами и понимать, насколько трудно перейти к более действенным мерам. В ответ на это, продолжает Херринг, следовало бы возразить, что «политические реалисты, похоже, исходят из весьма странного предположения о том, что с точки зрения политического реализма следует оставить все как есть»{119}.