Любомир Бескровный - Русская армия и флот в XIX веке

• Название: Русская армия и флот в XIX веке
• Автор: Любомир Бескровный
• Издательство: Издательство "Наука"
• Жанр: История
• Год: 1972

---

Специальные артиллерийские маневры проводились в 1842 г. у Красного Села. Тема — атака крепости. На Красносельских маневрах 1844 г. была показана переправа через водные преграды и переход артиллерии в наступление. Значительные по масштабу маневры были проведены, наконец, под Чугуевом в 1845 и 1852 гг.[331]

В 1852 г., т. е. за год до Крымской войны, Николай I решил лично осмотреть войска и поприсутствовать на маневрах. В воздухе пахло порохом и нужно было приготовиться «достойно» ответить «зазнавшимся туркам».

Николай три дня пробыл в Красносельском лагере. 17 июля шли линейные учения по дивизиям всей гвардейской пехоты с пешей артиллерией. В приказе по войскам говорилось: царь «к истинному своему удовольствию нашел, что строевые образования сих войск доведены до высокой степени совершенства. Доказательством этому служат необыкновенный порядок, спокойствие и вместе с тем быстрота и самая подробная отчетливость, с какими исполнялись решительно все движения и построения…». На другой день проверялась подготовка всей гвардейской кавалерии. В приказе отмечалось, что войска находятся в таком же «блистательном состоянии», как и пехота и пешие батареи[332].

В заключение 19 июля были проведены маневры, во время которых была продемонстрирована «общая связь действий, точность частных построений и тишина во фронте при быстром исполнении самих действий»[333].

Николай был в восторге от гвардии. В сентябре этого же года он прибыл в Елизаветград и присутствовал на линейном учении 1-го резервного кавалерийского корпуса с его артиллерией. Он остался доволен подготовкой конницы и специально отметил «правильность и быстроту в производстве движений, сопровождаемые замечательным спокойствием, тишиною и вниманием, за что объявляет полную и совершенную свою признательность»[334]. Подготовка 5-го корпуса царя не удовлетворила. Он приказал «строго наблюдать, чтобы не допускали никаких изменений от правил строевых уставов»[335].

Войска превосходно исполняли все уставные построения, главное, они великолепно маршировали. Качество же огневой подготовки царя не интересовало.

Вера в уставные порядки была весьма велика.

Князь И. Ф. Паскевич приписывал успех в венгерской кампании только тому, «что войска придерживались устава». Николай I, получив донесение Паскевича, сказал Н. Н. Муравьеву: «Стало быть, все, что мы ныне в мирное время делаем при образовании войск, правильно и необходимо для военного времени»[336]. Муравьев записал в дневнике: «Они уверены, что эти боевые порядки суть настоящие изображения военных действий, и что тот только воин, кто знает равнение, дистанции и интервалы. Государь убежден по ложным и грубо льстивым донесениям фельдмаршала, что войска вступили в дело в предписанном уставом строе боевых порядков»[337]. Тем горше оказалось пробуждение в Крымскую войну, где «нормальным боевым порядкам» был нанесен смертельный удар.

Воспитание войск

Проблема воспитания войск стала как никогда остро еще в первой четверти XIX в. Как и прежде, перед армией стояла задача охраны порядка внутри государства и обеспечения внешнеполитических задач страны. Участие русской армии в ряде заграничных походов 1805–1807 гг., Отечественная война 1812 г. и послевоенный период имели свои особенности, и «воспитательная политика» Александра менялась в соответствии с этими особенностями.

В первые же дни нового царствования были объявлены указы об уничтожении тайной экспедиции[338], все лица, обвиненные тайной экспедицией, были освобождены, «повелено» было также «всех выключенных по сентенции военного суда и без суда по приказам генералов, штаб— и обер-офицеров считать отставленными от службы»[339], появился также манифест, смягчавший наказания всем осужденным. Специально сформированной комиссии была даже дана инструкция, по которой эти осужденные разбивались на три группы. К первой группе были отнесены «люди, коих вины важны были только по обстоятельствам политическим», ко второй — оскорбители величества (прежнее «слово и дело»)[340].

Третью группу составляли лица, «не предполагающие вред государству». Комиссия рассмотрела значительное число дел и по военной коллегии. Особенно большое впечатление произвела отмена пытки, «чтобы самое название пытка, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной»[341].

Более мягкими стали военно-судебные законы. Был издан указ о том, чтобы при экзекуциях находился всегда лекарь, запрещено было употреблять слово «нещадно» или «жестоко» при определении наказания бить кнутом. Запрещено было заковывать в железо офицеров и рядовых из дворян. Наконец, специальный указ был издан о борьбе «с крайним небрежением» при производстве следствия и военного суда[342].

В целях упорядочения и ускорения судопроизводства был издан указ 18 октября 1806 г., по которому теперь дела о первых побегах и мелких кражах шли не через военно-судные комиссии, а через аудиторов, решения которых утверждались шефом полка. Но вскоре от этих послаблений не осталось и следа. После начала войн с Наполеоном права главнокомандующих были необычайно расширены. С 1803 г. им давалась «власть арестовать и предавать военному суду каждого ослушника и нарушителя верности и присяги… и приговоры военного суда немедленно исполняемы будут, хотя бы оные касались лишения живота»[343].

Общее направление военно-судебного законодательства свелось к задаче «укрепления начал порядка и дисциплины», необходимых для того, чтобы армия была послушным орудием в руках господствующего класса. Полевое уголовное положение 1812 г. вводило такие строгости, которые ставили «преступителя» в бесправное положение. Никаких начал справедливости не наблюдалось, обвиняемый был безоружен перед судом, а тайное письмоводство лишало его возможности какой-либо защиты. Все это служило превращению суда в орган устрашения, делало его орудием угнетения, порабощения и обезличения солдатской массы.

Однако наряду с мерами запрета и устрашения разрабатывалась также система нравственного воздействия на солдат, без чего немыслима была война массовых армий. Следствием этого было проявление высоких моральных качеств русских войск в тех войнах, где вопрос шел о судьбе Родины. В сражениях под Красным и под Смоленском, в Бородинском, под Вязьмой и на Березине русская армия явила замечательные примеры стойкости, храбрости и мужества. Дело шло о судьбе Родины, и моральный фактор проявился в этих сражениях со всей полнотой.

Но вот отгремели бои в Ге «мании, во Франции. Русская армия победоносно вступила в Париж, и парад русских войск на Марсовом поле был достойным венцом всех усилий. После заграничного похода армия возвратилась в Россию и снова окунулась в российскую действительность. Война и заграничные походы оказали на армию громадное влияние. Возвратившиеся домой солдаты стали совсем другими, они наблюдали в Европе более свободные отношения, они увидели более высокую культуру, и когда министр внутренних дел граф Кочубей потребовал в 1820 г. сведений о настроениях в армии, то известный общественный деятель В. И. Каразин в своей докладной записке написал: «Солдаты, возвратившиеся из-за границы и наипаче служившие в корпусе, во Франции находившемся, возвратились с мыслями совсем иными и распространяли оные при переходе своем или на местах, где квартируют… люди начали больше разсуждать. Судят, что трудно служить, что большие взыскания, что они мало получают жалованья, что наказывают их строго и пр.»[344]

Именно этого боялись правящие круги. Аракчеев говорил царю, что если у армии отнять все свободное для раздумья время, то в ней не будет проявляться дух свободомыслия. Вместо Тайной экспедиции был создан специальный комитет, который систематически доносил Аракчееву и Александру об «опасных мыслях», распространявшихся в армии и угрожавших самим устоям империи. Прямым средством борьбы с «тлетворными идеями» было усиление фронтовых занятий и назначение безусловно верных трону людей. Прежде всего, были заменены все русские командиры гвардейских полков. В Преображенский полк был назначен Порх, в Семеновский — Ф. Е. Шварц, в лейб-гренадерский — Н. К. Стюрлер, в Московский — П. А. Фридерикс и только в Измайловском полку остался П. П. Мартынов.

Об этих назначениях генерал А. А. Закревский писал начальнику штаба 2-й армии П. Д. Киселеву 30 марта 1820 г.: «Ни в чье командование гвардейскими корпусами не назначали таких командиров, как теперь, и полагаю, что сего времени гвардия будет во всех отношениях упадать, кроме ног, на кои особенно обращают внимание»[345]. Затем приступили к замене командиров полков и дивизий в полевой армии. Смена командиров сопровождалась резким усилением муштры и шагистики. Армия за несколько лет была забита, замучена, задергана.

Попадая в армию, солдат не видел выхода из своего состояния. Беспрерывные изнурительные учения, сопровождавшиеся побоями, штрафами и взысканиями, создавали невыносимые условия солдатской службы и приводили к многочисленным побегам. «Срок службы в 50-х годах был весьма продолжительный, солдатское звание было почти пожизненное и рекрут отрывался навсегда от своего домашнего быта. В военную службу отдавали за преступления и проступки: отдача в солдаты определялась законом уголовным наравне со ссылкою в Сибирь и содержанием в арестантских ротах, а также разрешалось обществом и помещиком в виде окончательного средства избавиться от людей порочных»[346]. Такому взгляду способствовала также военно-судебная практика в самой армии. Штрафованные солдаты и унтер-офицеры не получали права на бессрочный отпуск, а оставались в войсках, обычно их переводили из полевых войск в корпус внутренней стражи или в сибирские батальоны и только в крайнем случае в инвалидные команды.