Василий Афонин - Вечера

• Название: Вечера
• Автор: Василий Афонин
• Издательство: «Современник»
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1984

Василий Афонин — автор книг «В том краю», «Последняя осень», «Клюква-ягода», «Игра в лапту» и др. Томский прозаик хорошо знает деревню, интересно пишет о городе. В произведениях нового сборника писатель напряженно размышляет о человеке, о его месте в сегодняшнем мире.

---

Собственно, поссорились мы не из-за кранов и хлеба, а из-за огурцов. Ведь такая ерунда, а?! И даже не поссорились мы тогда, нет, просто почувствовали первое отчуждение. Ссоры были позже. А это случилось осенью, в конце сентября, мы только что вернулись из деревни. Стояли последние солнечные дни. С базара несли поздние огурцы, от овощных магазинов в мешках тащили скрипевшие кочаны капусты, те, кто запоздал почему-то пораньше заготовить овощи.

— Хорошо бы засолить ведра два-три огурцов на зиму, — сказал как-то муж, глядя в окно, в переулок, по которому шли с базара люди: день был воскресный. — Правда, бочонка нет, ну да банки есть стеклянные трехлитровые, в них можно. Свои огурчики, а?!

— Так давай засолим, — согласилась я, — чего же раздумывать тут.

— А ты сумеешь? — обрадовался муж. — Я и сам смогу, да забыл все тонкости. Эх, вот мать солила, в погребе хранила. До весны держались. Листья хрена добавляла для крепости.

В тот же час пошел он на базар, долго его не было, пришел после обеда, в рюкзаке и сетке мелкие, как раз для засолки, огурцы, в сумке укроп, петрушка, перец красный, листья хрена, что придают огурцам удивительную крепость. Выложил, заторопился опять, за солью. Почему-то та соль, которой мы пользовались за столом, не годилась, нужна была особая. Муж по пути услышал от женщин, где она продается, и побежал. Принес и соль. Огурцы мы пересыпали в ведра, залили водой, так, помнили и я и он, делали наши матери. Наутро муж уехал на три дня, я обещала справиться сама.

Огурцы мокли в ведрах день, и второй, и остались на третий. И не потому, что я была занята шибко в эти дни. Я к засолке почему-то охладела, потом стала ждать мужа, решив, что вдвоем, советуясь, мы лучше сделаем дело, а пока с ними ничего не случится. Когда муж вернулся и увидел нетронутые ведра, он изменился в лице, у него было такое выражение, будто его оскорбили. Поставив портфель, не сняв плаща, кинулся к ведрам, взял один огурец и раздавил его пальцами: огурцы испортились, я передержала их в воде, они разбухли и сделались мягкими. Схватив ведра, муж вынес их из подъезда и вывалил в ящик для мусора. Он ничего не сказал мне тогда, только посмотрел и отвернулся.

С того дня муж взял за привычку молчать, когда сердился. Но жить в одной квартире и долго не разговаривать — трудно, и на второй-третий день он обращался ко мне, говоря самое необходимое. Если на лице его появлялось страдальческое, знакомое по истории с огурцами, выражение, я понимала, что сделала что-то не так. Но выражение это скоро исчезло совсем, муж просто молча подымал с пола мою сумку и клал ее на место, брал лежащее на подоконнике пальто, вешал в шкаф. И все это молчком.

В октябре начались холодные дожди с ветром, надо было утеплять квартиру, замазывая окна. Муж принес замазку. Моя форточку, я разбила ее, потом, разворачиваясь, локтем выбила стекло балконной двери. Форточку муж застеклил следом, а для двери не нашлось нужного стекла, не было стекла и в магазинах, он позвонил кому-то, ему пообещали, но долго не везли, наконец, привезли, муж стал примерять, оказалось, вырезали не по размеру, стеклореза у него не было, пришлось звонить опять. Все это время муж со мной не разговаривал, окна остались незаконченными — не утеплила я их. Прошел октябрь, половина ноября. Когда стало совсем холодно, широкие щели муж заткнул ватой, остальное, через некоторое время, я залепила замазкой. Он бы все это отлично мог сделать и сам, как делал прошлые годы до меня, но ему хотелось, чтобы я стала хозяйкой, а мне не нравилась такая учеба. Мне всегда и во всем хотелось самостоятельности, и я добивалась этого, за редким исключением. Здесь же стало все по-другому. Выйдя замуж, я потеряла собственное «я», будто растворилась в ком-то, стала придатком чего-то. Я начинала отстаивать себя, защищаться, это превращалось в обыденный скандал.

Я родила дочь. Со дня рождения и до года примерно, а может, чуть дольше, то есть до того времени, пока она не начала ходить и выговаривать первые слова, был самый тяжелый период и по количеству свалившихся с рождением ребенка забот, и в наших с мужем отношениях. Вспоминая то время, я с удивлением думаю: как это я вынесла все, как это у меня хватило сил. Пока у меня было молоко, я подымалась ночью кормить дочь. Днем кормление шестиразовое. Так — до трех месяцев. К этому времени молоко исчезло, мы перешли на порошки и всякие там смеси. После трех месяцев — кормление четыре раза на день. И ни дня тебе ни ночи, невыносимое, как у чеховской героини, желание спать, плита постоянно включена, от нее жар. Нужно прокипятить все эти соски, бутылочки, баночки. Приготовить, накормить, помыть посуду. А еще вызовы врача, советы, лекарства, купание, белье, стирка для себя, варка для себя, уборка, проветривание комнат, марлевые повязки. Нужно достать соки, а их нет, нужно фруктовое пюре, а его нет. Письма на юг, звонки, телеграммы, ожидание посылок. Нужно то, это, пятое, седьмое. И, кроме всего, ссоры, ссоры, ссоры. Быть может, не всегда я была права. Нет, не всегда. Конечно, не всегда. Но…

Бедные женщины, каково им дается семья. А ведь еще и работать надо, то есть ходить на службу. Вроде бы кухонно-ванной работы недостаточно. Предостаточно, должна я вам заявить. Да!

— А если бы у нас было несколько детей, — сказал как-то муж, когда я вскричала, что больше не могу. — А если бы, — начал он.

— Что-о?! — спросила я, и, видимо, таким голосом, что он вскинул удивленно голову, посмотрел на меня и ничего уже не сказал.

Свекровь мне рассказывала, как кружилась она со своими шестью. Да их семья, по деревенским понятиям, считалась не так и велика. Вот когда девять, а то и все одиннадцать, тогда… Это не жизнь, конечно, лучше сразу головой в реку. Сейчас и в деревнях не шибко-то большие семьи: поумнели. А в городах, как правило, двое. Норма. Но с меня и одного было довольно. Я поняла, что семья не для меня. Видимо, не такой я человек, чтобы заводить семью. Надо было остаться одной, я все чаще теперь думала об этом. Москва, браки всякие — все это ерунда. Ни в какую Москву, понятно, я бы не поехала. Жила бы одна, зиму — работа, летом — поездки. Свободный человек: куда захотел, туда и повернулся. В студенчестве о чем думала: о путешествиях. Вот, стану работать, деньги появятся, отпуск большой — выбирай маршруты. Север, Прибалтика, Азия. А то и заграница, кругосветное путешествие. Путешествуй, смотри, в старости вспоминать будет что. Ни от кого не зависим, никаких скандалов. А приятеля-попутчика всегда можно найти. А что получилось. Напутешествовалась вволю.

Муж говорит, что у меня скверный характер. Может быть, не возражаю. Тем более, значит, мне следует жить одной. Хотя не могу припомнить, что кто-то до этого жаловался на мой характер, не было такого. Муж говорит, что я ленива. Видимо, так. Но матери я помогала, старалась, и когда училась в школе, и когда была студенткой, приезжая на каникулы. Да ей и помогать особо не надо было, она всюду успевала сама. В общежитии никто из нас ленивыми друг друга не считал: хочешь, тщательно заправляй кровать, хочешь, просто набрось одеяло. Хочешь, валяйся в постели до обеда, если есть возможность. В школе когда работала — жила, как хотела. Никто не подталкивал, не напоминал, что нужно сделать это вот, а потом — то. Сама себе хозяйка. Несовместимость, вот что это значит. Да, несовместимость. Очень точное слово.

Мы жили без отца. Когда он ушел от нас, меня только записали в школу. А сестра была совсем маленькая. Мама работала в аптеке кассиром, в ту же осень она стала подрабатывать уборщицей в хозяйственном магазине, что находился недалеко от нашего дома. Мы с сестрой ничего не поняли тогда, почему ушел отец. А мать сказала, что он уехал в командировку. Он часто уезжал в командировки. А позже объяснила, что отец больше не будет жить с нами. Постепенно мы привыкли к такому положению: жить без отца. Повзрослев, я поняла, что мать ни в чем не виновата, виноват он. У него давно уже была другая семья, к нам он не касался, и мы стали забывать отца, думая о нем все реже, реже. А мама замуж так и не вышла. Трудно, разумеется, выйти замуж с двумя детьми на руках. Но она, как я догадывалась, и не помышляла об этом. Все вынесла сама, держалась. Это я к тому рассуждаю-вспоминаю, что ведь можно жить и одной, даже имея ребенка. То есть нужно жить так, как тебе хочется.

Если вообще-то говорить прямо, наша мама была несчастна. От нее ушел человек, которого она любила, прожила с ним долгое время, родила двух детей. Ушел, значит, она чем-то не устраивала его. Так, во всяком случае, судили знакомые. А это позор. Если бы он ее не устраивал, мать бы не стала с ним жить. Выгнала, развелась или еще как-то там освободилась. Это — душа страдала. А ведь были еще работы-заботы, мы, дети ее. Уж лучше бы он умер, погиб при несчастном случае, еще что-то. А то — ушел. Мы с сестрой, когда подросли, на вопрос, где наш отец, отвечали: умер. А мать, как мне кажется, не за себя переживала, за нас, что мы остались без отца. Вот как судьбы складываются — диву даешься…