Николай Лейкин - Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]

• Название: Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04183-8

Н.А. Лейкин — русский писатель, издатель петербургского юмористического еженедельника «Осколки», в котором под псевдонимом А.Чехонте печатался А.П. Чехов. Его книга «Наши за границей» — юмористическое описание поездки купеческой четы Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно — выдержала до революции 27 изданий и была в свое время очень любима читателями. С течением времени эта история, полная забавных приключений и веселых недоразумений, стала еще смешнее и актуальнее.

---

— Да уж выходи. Полно тебе ворчать из-за четырех франков. На кутеж в Париже семисот не жалел, — попрекнула его Глафира Семеновна.

Роскошная «Россия»

Гостиница «Россия» — одна из роскошных гостиниц в Женеве. Супруги вошли в подъезд гостиницы, и начался обычный перезвон. Швейцар позвонил в большой колокол, где-то откликнулся маленький, зазвенели электрические звонки. Откуда-то вынырнул обер-кельнер во фраке и с карандашом за ухом, с лестницы бежал просто кельнер с салфеткой в руке, появился мальчишка в синем пиджаке с галунами на воротнике и со светлыми пуговицами. Перед супругами со всех сторон кланялись и приглашали их наверх, бормоча и на французском, и на немецком языках.

— Кто же здесь, однако, из вас говорит по-русски? — спрашивал Николай Иванович, поднимаясь вместе с женой по лестнице. — Руссиш… рюсс шпрехен.

Оказалось, что в гостинице никто не говорит по-русски.

— Ну Россия! Как же вы смеете называться Россией! Ведь это же обман. К вам едут, чтобы пользоваться русским языком, а здесь ничего этого нет.

Комнату они заняли в восемь франков. Комната была роскошная. Обер-кельнер, показывая ее, очень расхваливал вид из окон.

— Перед глазами вашими будет Женевское озеро и наш снеговой Монблан, — подводил он супругов к окнам.

— Насчет видов-то нам — бог с ними. Потом рассмотрим, — отвечал Николай Иванович. — А вот нельзя ли чего-нибудь буар манже а ля рюсс. Тэ а ля рюсс можно? Тэ авек самовар.

— Oh, oui, monsieur… — поклонился обер-кельнер, собираясь уходить.

— Стой, стой… Вот еще… Приехали в Швейцарию, так надо швейцарского сыру попробовать. Фромаж швейцар апорте.

— Fromage de suisse? — поправил его обер-кельнер. — Oui, monsieur.

Через четверть часа супруги умылись, причесались, и явился чай, отлично сервированный, с мельхиоровым самоваром, со сливками, с лимоном, с вареньем, с булками, с маслом и даже с криночкой свежего сотового меда. Подали и кусок сыру. Николай Иванович взглянул и радостно воскликнул:

— Вот это отлично! В первый раз, что мы за границей ездим, по-человечески чай подали! Нет, швейцарцы — они молодцы! Бьян, бьян, — сказал он кельнеру, показал на чай и потрепал кельнера по плечу. Кельнер почтительно поклонился и с улыбкой удалился.

— И прислуга какая здесь чистая. Вся во фраках. Не чета нашему парижскому коридорному в бумажном колпаке и войлочных туфлях, — прибавила Глафира Семеновна.

— Смотри-ка, и медку подали. Знают русский вкус, — указал Николай Иванович на мед. — Одно только, подлецы, не говорят по-русски. Он прежде всего схватился за сыр, но сыр был преплохой. — Да неужто это швейцарский сыр? Вот сыром так опростоволосились. Совсем без остроты. Это наш русский мещерский сыр, а вовсе не швейцарский.

— Да, наверное, мещерский, — отвечала Глафира Семеновна. — Ведь ты спрашивал, чтоб все было по-русски, а ля рюсс, — вот они русский сыр и подали.

— Ну вот… Я явственно сказал, чтоб фромаж швейцар… Нет, уж, должно быть, здесь так ведется, что сапожник всегда без сапог, а портной с продранными рукавами. Хороший-то сыр, верно, только к нам, в Россию, отправляют.

Напившись чаю, супруги приоделись и отправились обозревать город, но лишь только они вышли на лестницу, как нос с носом столкнулись с коммивояжером. В глянцевом цилиндре, в желтых перчатках, он стоял и с улыбкой приподнимал шляпу.

Николай Иванович отвернулся.

— Тьфу ты, пропасть! И здесь… Вот навязался-то! Как бельмо на глазу торчит, — пробормотал он с неудовольствием. — Да это нахал какой-то!

Развеселившийся было Николай Иванович опять надулся.

Внизу супругов встретил обер-кельнер и с почтительным наклонением головы сказал по-французски:

— У нас табльдот… Завтрак в час и обед в пять часов. Ежели сделаете нам честь, то потрудитесь записаться заранее.

Глафира Семеновна перевела мужу слова обер-кельнера и произнесла:

— Что ж, пообедаем здесь. Здесь должен быть хороший обед.

— Чтоб опять с твоим коммивояжером встретиться? Не желаю-с, совсем не желаю, — огрызнулся Николай Иванович на жену. — Лучше в самой паршивой закусочной пообедаю, да чтобы с ним не встречаться, вот он мне до чего надоел!

Синее озеро

Женева, половина жителей которой состоит обыкновенно из чужестранцев, осенью бывает пуста, путешественники в нее вовсе не заглядывают, проживающие в ней богатые иностранцы перебираются на берега Средиземного моря. Так было и в данное время. Улицы были безлюдны, рестораны, кофейни и лавки — без покупателей. Хозяева стояли на порогах, от нечего делать покуривали и позевывали. Гуляющих совсем было не видно. Кое-где виднелись прохожие, но они спешили деловой походкой. Первое время супруги даже не видели и экипажей на улице, не видать было и ломовых извозчиков. Все это несказанно поразило наших героев после парижского многолюдья и выставочной и бульварной толкотни.

— Что же это такое? Женева ли уж это?! — воскликнула Глафира Семеновна, озираясь по сторонам. — Так расхваливали Женеву, говорили, что такой знаменитый город, а ведь все пусто. А уж в книжках-то про Женеву сколько писано! Николай Иваныч, Женева ли это?

— Женева, Женева… Сам я читал на вывеске на станции.

— Удивительно! Где же Монблан-то этот самый? Я Монблана не вижу.

— Да вон горы… — указал Николай Иванович. Они подходили к мосту.

— Монблан, по описанию, должен быть белый, снеговой, покрытый льдом, а я тут решительно ничего не вижу. Самая обыкновенная гора, а сверху тучи, — продолжала Глафира Семеновна.

— Да ведь день пасмурный. Монблан, надо полагать, там вон, за тучами.

— Нет, это не Женева, решительно не Женева. В книжках я читала, что вид на горы должен быть необыкновенный, но никакого вида не вижу. Самые обыкновенные горы.

— Ну, никакого так никакого. Тем лучше: не нравится тебе, так скорее из Женевы уедем, — сердито отвечал Николай Иванович.

Подойдя к мосту и взглянув с набережной на воду озера, Глафира Семеновна воскликнула:

— Синяя вода! Нет, это Женева, Женева! По синей воде узнала. Эту синюю воду страсть сколько описывали. Действительно, замечательная вода: синяя, а как прозрачна! Смотри, Николай Иваныч, ведь здесь уж как глубоко, а дно видно. Вон разбитая тарелка на дне лежит.

— А черт с ней!

Николай Иванович зевнул и отвернулся.

— Но вода, вода — прелесть что такое! — восхищалась Глафира Семеновна. — Отчего это, Николай Иваныч, здешняя вода такая синяя? Неужели от природы?

— Фабрики где-нибудь нет ли поблизости, где кубом и синькой материи красят, а потом синюю краску в воду спускают?

— Да полно, что ты! Неужели же столько воды можно в синюю краску выкрасить! Ведь тут целое озеро, — возразила Глафира Семеновна. — Смотри, смотри: вон пароход бежит, вон две лодочки под парусами бегут.

Николай Иванович опять зевнул.

Супруги перешли мост и очутились на большой улице, сплошь переполненной богатыми магазинами с зеркальными стеклами. На окнах — выставки со всякой модной и галантерейной дрянью. Глаза у Глафиры Семеновны так и разбегались. Она останавливалась у каждого окна и восклицала: «Ах, какая прелесть! Ах, какой восторг! Да тут есть вещи лучше, чем в Париже!»

— Николай Иваныч, как хочешь, а ты за твою парижскую провинность должен мне разрешить купить разных мелочей на подарки хоть франков на сто, — сказала она.

— Опять за провинность! Да что ты, матушка! Ведь этому конца не будет. В вагоне у этого нахала два раза кружева за провинность покупал, и теперь опять за провинность! С одного вола семь шкур не дерут, — отвечал Николай Иванович.

Глафира Семеновна надулась.

— Ну ладно. Мне без подарков домой вернуться нельзя. Коммивояжер-то в нашей гостинице остановился, — пробормотала она. — Схожу к нему и попрошу, чтобы он мне опять разных образчиков продал для подарков. Два золотых у меня есть.

Николай Иванович вспылил.

— Вот уж этого ни за что не будет! Ни за что! — закричал он. — Как пойдешь к коммивояжеру — за косу оттуда вытащу, так и знай.

В ответ Глафира Семеновна слезливо заморгала глазами, наконец плюнула и побежала по тротуару. Николай Иванович пустился за ней.

— Глаша! Куда ты? Не дури. Пожалуйста, не дури, — уговаривал он, стараясь с ней поравняться и заглянуть ей в лицо, но только что равнялся с ней, как она ударяла его зонтиком по руке.

Прохожие останавливались и в недоумении смотрели на них. Хозяева и приказчики магазинов, видя эту сцену сквозь зеркальные стекла окон, также выбегали на улицу и долго глядели им вслед. Добежав до какого-то бульвара, Глафира Семеновна перестала рысить, села на скамейку и, закрывшись платком, заплакала.

— Изверг, злодей! По Европе-то только ездишь, цивилизацию из себя разыгрываешь, а сам хочешь дикие азиатские зверства над женой распространять, — говорила она.