Николай Лейкин - Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]

• Название: Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04183-8

Н.А. Лейкин — русский писатель, издатель петербургского юмористического еженедельника «Осколки», в котором под псевдонимом А.Чехонте печатался А.П. Чехов. Его книга «Наши за границей» — юмористическое описание поездки купеческой четы Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно — выдержала до революции 27 изданий и была в свое время очень любима читателями. С течением времени эта история, полная забавных приключений и веселых недоразумений, стала еще смешнее и актуальнее.

---

Опять те же приседания, и одна из дам стрельнула даже на Николая Ивановича подведенными глазами, как-то особенно улыбнувшись.

— Фу-ты, черт возьми! Заигрывает крашеная-то! Скосила глаза… Ты видала?

— Ну, уж ты и наскажешь!

— Ей-ей, коварную улыбку сейчас подпустила. Нет, это не капельдинерши. Смотри, как бы пальто-то наши не пропали.

— Да ведь под номер сдаем, — сказала Глафира Семеновна.

Глафира Семеновна, раздевшись, стала оправлять юбку своего шелкового платья, и дама в черном платье присела на корточки и принялась помогать ей в этом деле. Увидав что-то отшпилившимся в отделке юбки, она тотчас же извлекла из своего лифа булавку и пришпилила ею.

— Капельдинерши, капельдинерши, это сейчас видно, — решила Глафира Семеновна, когда дама, посмотрев на номер билетов, повела супругов в театр на места.

— Voilà, monsieur et madame… — указала капельдинерша на два кресла и прибавила: — Bien amuser…

Супруги начали рассматривать театр. Зал театра «Эдем» был великолепен. Отделанный в мавританском вкусе, он поражал своею особенностью. Красивое сочетание всевозможных красок и позолоты ласкало зрение; по стенам и у колонн высились гигантские фигуры кариатид, так художественно раскрашенных, что они казались живыми.

— Вот театр так театр! — невольно вырвалось у Николая Ивановича. Но в это время к супругам подкралась третья капельдинерша, с живой розой на груди вместо банта, нагнулась и стала что-то шарить у их ног.

— Кеске се! Чего вам, мадам? — опять воскликнул Николай Иванович. Но дама уже держала маленькую подушку и подпихивала ее под ноги Глафиры Семеновны.

– Çа sera plus commode pour madame, — сказала она и, наклонясь к его уху, прошептала: — Donnez moi quelque chose, monsieur… Ayez la bonté de me donner un peu.

— Подушку, подушку она мне предлагает и просит за это… — перевела Глафира Семеновна. — Дай ей что-нибудь.

— Фу, черт! Вот чем ухитряются деньги наживать! — покачал головой Николай Иванович и сунул капельдинерше полфранка. — Подушку она подавала, а я-то думал: что за шут, что баба меня за ноги хватает! Хорош театр, хорош… — продолжал он любоваться, но перед ним уже стояла четвертая капельдинерша, то скашивая, то закатывая подведенные глаза, и, улыбаясь, совала ему какую-то бумажку, говоря:

— Le programme de ballete, monsieur…

— Программ? Вуй… А как она, а ля рюсс написана или а ля франсе?

— Да, конечно же по-французски, — отвечала Глафира Семеновна.

— А по-французски, так на какой она нам шут? Все равно я ничего не пойму. Алле, мадам, алле… Не надо. Не про нас писано… — замахал Николай Иванович руками, но капельдинерша не унималась. Она подкатила глаза совсем под лоб, так что сверкнула белками, улыбнулась еще шире и прошептала:

— Un peu, monsieur… Soyez aimable pour ene pauvre femme… Vingt centimes, dix centimes[22].

— Вот неотвязчивая-то! Да что это, из французских цыганок, что ли?! Мелких нет, мадам. Вот только один медяк трешник и остался, — показал Николай Иванович десятисантимную монету.

— Merci, monsieur, merci… — заговорила капельдинерша и вырвала у него из рук монету.

— Ну, бабье здешнее! И медяками не брезгуют, а смотри-ка, как одета!

Глафира Семеновна сидела с принесенным с собой биноклем и осматривала в него ярусы лож. Николай Иванович также блуждал глазами по верхам. Это не уклонилось от взгляда капельдинерш, и перед ним остановилась уж пятая раскрашенная капельдинерша и совала ему в руки маленький бинокль, приговаривая:

— Servez-vous, monsieur, et donnez moi quelque chose.

— Тьфу ты, пропасть! — воскликнул Николай Иванович. — Да не надо, ничего мне больше не надо.

Раскрашенная капельдинерша не унималась и приставала к нему.

— Цыганки, совсем цыганки… — пробормотал он, вытаскивая карман брюк и показывая, что он пуст, и прибавил: — На, смотри… Видишь, что рьян…

— Ну, вот ей медячок, а то ведь не отстанет, — сказала Глафира Семеновна, порылась в кармане и вынула десять сантимов.

— Merci, madame, merci… — закивала ей капельдинерша, взяв медную монету, отскочила и стала приставать к другому мужчине.

Театр наполнялся публикой. В верхнем ярусе виднелись мужчины, сидящие боком на барьере, что крайне удивляло супругов. Оркестр строился и, наконец, грянул.

Минута — и взвился занавес.

Без офицеров

Представление фантастического балета «Экзельсиор» началось. Декорации были великолепные, костюмы тоже, но танцевала только балерина, исполняющая главную роль, остальные же исполнительницы балета, хоть и были одеты в коротенькие балетные юбочки, только позировали с гирляндами цветов в руках, с тюлевыми шарфами, со стрелами, с флагами, но в танцы не пускались. Они откидывали то правые ноги, то левые, то наклонялись корпусом вперед, то откидывались назад — и только. Это не уклонилось от взоров супругов.

— Удивительное дело: только одна танцовщица и распинается в танцах, а все другие только на месте толкутся да ноги задирают, — сказал Николай Иванович, когда балерина чуть ли не в десятый раз стала выделывать замысловатое соло на пуантах. — У нас уж ежели балет, то все прыгают, все стараются, а здесь кордебалет как будто только на манер мебели.

— Все-таки хорошо, все-таки интересно. Ты посмотри, какая роскошная обстановка, — отвечала Глафира Семеновна.

— Ей-ей, у нас, в Петербурге, балет лучше. Театра такого роскошного нет, а балет лучше.

— Ну как же лучше-то! Смотри, смотри: принесли лестницы и забрались на ступеньки. Вон как высоко стоят и руками машут. Ведь это целая гора из людей.

— Верно. Но танцевального-то действия все-таки нет. Ты посмотри: одна только танцовщица и надсаживается, даже взмылилась, от нее уж пар валит, а ей никто не помогает. Балет должен состоять из танцев. Все пляшут, все подпрыгивают, все кружатся, — вот это я понимаю.

— Верно, уж здесь такой обычай…

Переменилось несколько картин со скорой переменой, и опустили занавес. Начался антракт. Супруги начали наблюдать публику.

— Удивительное дело, что и здесь, в театре, нет хороших нарядов на публике. Оказывается, что я лучше всех одета, — сказала Глафира Семеновна. — Даже обыкновенных-то, простых модных нарядов нет, а все рвань какая-то. Именно рвань. Где же хваленые французские модные наряды-то?.. На выставке их нет, в театре нет. Да ведь в каком театре-то! В балете. У нас в балете являются разодетыми в пух. Посмотри вон, какая налево в кресле сидит. Чуть не от корыта. Пальтишко на ней, я думаю, чуть не пять раз перешивалось, на голове какая-то помятая шляпка. Ей-ей, я перед отъездом за границу нашей горничной Марфушке во сто раз свежее этой шляпки свою шляпку подарила. Ну, Париж!..

— Не в моде, должно быть, в театр рядиться, — отвечал Николай Иванович.

— Так куда же рядиться-то? На выставку не рядятся, в театр не рядятся, так куда же рядятся-то? А между тем Париж считается самым первым городом по части нарядов.

Николай Иванович улыбнулся.

— А ты знаешь правило: сапожник всегда без сапогов, а портной — с продранным рукавом и в встрепанных брюках, — сказал он. — Для чужих Париж наряды приготовляет, а сам не щеголяет. Да и вот я что еще заметил, — продолжал он, — ведь мы сидим в балете, а посмотри-ка, где военные? Как есть, ни одного офицера в театре.

— Да что ты!

— Ищи и укажи мне. Даже в первом ряду ни одного офицера нет, не говоря уж о генералах. Видишь первый ряд… только статские плеши и бороды.

Глафира Семеновна стала блуждать глазами по театру и отвечала:

— Действительно, ведь совсем нет военных.

— Вот, вот… А у нас-то в балете весь первый ряд как на подбор генералитетом да господами военными занят. Однако что же мы не сходим в фойе? Надо бы с земляком повидаться, с которым мы давеча встретились в подъезде.

— Да, да… И очевидно, он человек, знающий Париж, — подхватила Глафира Семеновна. — С таким человеком приятно…

В следующем антракте супруги гуляли по роскошному фойе и отыскивали земляка, познакомившегося с ними в подъезде театра.

Глафира хочет к кокоткам

Земляк вскоре был найден в фойе театра. Он сам искал супругов.

— Ну, как вам понравился балет? — спросил он Николая Ивановича.

— Ничего. Декорации отличные, костюмы тоже. Ну а что насчет танцев — у нас, в Петербурге, куда лучше и шикарнее. Помилуйте, ведь здесь в балете всего только один бабец и танцует, а остальные только с боку на бок на месте переваливаются, руками машут и улыбки строят.

— Здесь всегда только одна танцовщица, а остальное кордебалет.

— Да и кордебалета нет. Какой это к черту кордебалет! Вспомните, как у нас в балете танцуют. Выскочат две штучки, отмахают на удивленье, а за ними уж, смотришь, выскочили четыре и откалывают еще лучше. Только эти кончили, — третьего цвета шесть штук выскакивают и еще мудренее танец докладывают. А за этой шестеркой восьмерка летит, за восьмеркой — десять штук, и только уж после всех вылетает госпожа балерина первый сорт и начинает балетные штуки выделывать. Вот это балет! Послушайте, позвольте вам предложить выпить чего-нибудь для первого знакомства, — сказал Николай Иванович земляку. — Где здесь буфет?