Михаил Каштанов - Рождённый в сраженьях...

• Название: Рождённый в сраженьях...
• Автор: Михаил Каштанов
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9942-0945-5

Мир, где развал СССР привел к необратимому развалу России, доллар победил, а основной идеей стала погоня за «чистоганом». Каково жить в нём, если ты не хочешь менять идеалы на колбасу из целлюлозы и тысячи или даже миллионы «жабьих шкурок», если «за державу обидно», но от тебя при этом ничего не зависит и нет возможности прямо повлиять на жизнь, которая тебя окружает, а бешенство распирает грудь и ненависть убивает душу? Они нашли выход — ушли в прошлое. Ушли, чтобы биться за свою растоптанную и проданную Родину. Или хотя бы прожить жизнь, достойную Человека. И отомстить. Они ушли, унеся с собой величайшие открытия — дорогу сквозь время и возможность продления человеческой жизни.

Книга вышла В Ленинградском издательстве в 2012 году. Планировался сериал из трех книг. Вторая написана. С развалом издательства и отсутствием оплаты за опубликованное произведение, по согласованию с соавтором, считаю возможным выложить авторский вариант

---

— Слушай, Егоров. Ну чего ты мучаешься? Давай я сейчас в монастырь уеду, а ты ночуй. Утром машину пришлю.

— Дурак ты, Слащев. Умный, а как есть дурак. Ты о ней-то подумал? Ты Маше хоть и липовый, но брат. Пусть и троюродный. А я кто? Надел, понимаешь, командирские шаровары и сразу ночевать? Мы — то с тобой уедем, а ей с людьми жить. А что люди скажут, знаешь или подсказать? Думаешь, сейчас нас никто не видит? Это ты никого не видишь, а за тобой не одна пара глаз наблюдает. В деревне ведь как — вроде и нет никого, а ты сам на виду. Особенно если пришлый. Где, думаешь, легче всего от наблюдения скрыться? Да в городе, среди множества людей. Главное вести себя спокойно, обычно, и никакая сволочь тебя не отыщет. Я по Одессе, бывало, по Приморскому бульвару среди беляков спокойно ходил. И жив, как видишь.

— Где же ты её отыскал, такое чудо?

— Да здесь и отыскал. Точнее в Пскове. Мы когда от Юденича драпанули, было дело, наша часть через Псков отходила. А в городе уже поляки были. И наш госпиталь, который еще с германской оставался. Это просто удача, что мы со стороны госпиталя к городу подошли. Смотрим — резня идёт, «славные жолнежи» раненых и больных убивают. Прямо в палатах, на койках, штыками. Сестричек в кучу возле сарая какого-то согнали и ржут, твари. Ну, мы, даром что золотопогонников резали, озверели малость, ну, и вмазали. Патронов нет, так мы в штыки, откуда только силы взялись. Ни один не ушел. Белые, которые ходить могли, вместе с нами. Всю эту панскую сволочь в Пскове кончили. А потом разошлись в разные стороны. Сестры милосердия кто с белыми ушли, кто с нами остались. Среди них и Маша. Меня тогда в плечо тюкнуло, она перевязку сделала. А потом тифом заболела. Ну, я свою спасительницу в Ленивку отвёз и у Евсея Тихоновича пристроил.

— У дяди Евсея?!

— А что тебя удивляет? Евсей Тихонович мужик свойский. Наш, одним словом. И всё про нашу конспирацию знает. Ты, будет время, поговори с ним, попроси про жизнь свою рассказать. Такого услышишь — зубы от злости сломаешь. Я когда Машу сюда привёз, он как раз партизанский отряд организовывал. Мужики в отряде все злые как черти, все битые — перебитые. Кто с германской вернулся, кто от белых, кто от красных. Им любая власть была поперёк горла, наелись всякой власти всласть. Представь картину. Я в фуражке со звездой еду на телеге. В телеге Маша бредит. А из дворов на улицу мужики выходят — все с оружием, злые и смотрят в упор. Куда ехать? Ладно бы сам, а у меня Маша, хрен сбежишь. Вдруг слышу: «Эй, служивый. Куда путь держишь»? Ну, я подъехал, с телеги слез и всё как есть рассказал. Другие мужики подошли. Про Псков послушали — винтовки опустили. «Да-а-а», — говорят; — «Выходит, не важно, какого ты цвета. Красный, белый или зелёный. Важно, что ты русский и вместе с другими русскими стоишь против врага. Так какого лешего, вами, красными, не пойми кто командует»? Тут я взбеленился и говорю: «Мать вашу! А что, белыми пойми кто командуют?! Юденичи, колчаки, врангели. Нашли, мать, русаков. Не надо нам троцкими пенять, у белых своих бангерских хватает. Они еще себя покажут, не сегодня, так завтра». «Ладно, служивый. Не кипятись. Кипеть мы и сами могём. Что сестру милосердную спасти хочешь — за то мы тебя уважаем. Заноси ко мне в избу, как за дочкой смотреть стану, в обиду не дам. А сам уходи. Воюй, если не устал». Я в Псков вернулся и вскоре мы с отрядом на юг двинули. Под Каховкой раздолбали нас вдребезги, мало кто уцелел. Мне повезло. Помотался по степи и прибился к бригаде Григория Ивановича. Там одну сволочь своей рукой удавил, а Котовский не шлёпнул меня, а в разведку направил. Мне потом шепнули, что гниду эту пейсатую, Котовский сам давно имел ввиду, а я, получается, его приговор исполнил. И, знаешь, не жалею нисколько. Кровушки я к тому времени насмотрелся — на пять жизней хватит, но просто так её лить, из интересу и удовольствия… Тут, понимаешь, какое дело было. Котовский в Одессе в авторитете был у уголовных, он ведь в Малороссии с бандитской шайки начинал. Потом только большевиков понимать начал. А до этого, сам понимаешь. Кто и зачем в Одессе погром организовал — я не знаю, но Котовский его смог остановить и одного еврея сам спас. Спас и потом к себе приблизил, в бригаду взял. Так этот спасенный такой сволочью оказался, что Котовский, думаю, сам жалел, что спас. Нет, речи он говорил правильные, справедливые, но имел слабость лично кончать приговоренных. Настолько ему нравилось это дело, что, как я и выяснил, приговаривал и невиновных и не очень виновных. Мне как сказали, кого кончать повели, я галопом, да не успел. Там же его и придушил нагайкой. Пулю на него пожалел, а нагайку там и выбросил. Стою и думаю: «Всё, кончился ты, Егоров. Эх, Маша, Маша. Не довелось нам». Чувствую, рядом Котовский встал. Посмотрел на казненных, их уже на рогожи положили и руки сложили: «Что, не успел»? «Не успел, Григорий Иванович». «Вот и я не успел». Вздохнул глубоко, рукой рубанул и ушел. И на этого «комиссара», мной удавленного, даже не посмотрел. На следующий день меня разведкой командовать поставил. «От товарищей соратников подальше», — как он выразился.

Слащев слушал неторопливый рассказа Егорова и думал. «Странно складывается картинка. Очень странно. Фрунзе мы помогли выздороветь, это понятно. Но откуда этот Егоров выискался, что Котовского спас? Ведь спас получается, когда жидёныша того удавил. В нашей истории именно он Котовского и застрелил. Списали на помутнение рассудка, а там как знать, как оно на самом деле было. Некого оказалось потом к Котовскому подвести? Да тут подведешь, пожалуй. Если такие, как Егоров рядом. С другой стороны, не вытащи Фрунзе обариновшегося Котовского из имения, подвели бы и так или иначе дело своё поганое сделали. Вот Фабрициусу авиа катастрофу всё-таки организовали. Намечался к Фрунзе замом, но не долетел. Ни разу не летал, ни на чем, никогда, и вдруг — аэроплан. Кой черт понес? Интересно, как уговорили? А может и не было никакой авиа? А был разбившийся аэроплан и трупы пилота и Фабрициуса. Поди, проверь сейчас. Но каков Егоров! Ведь беззаветнейший товарищ, боец, а не озлобился, не возненавидел своих противников в гражданской. Знает же, что с генеральским сыном сидит, а говорит как с братом. И ладно я, но чувствую же, что и Сашкина память не бунтует. Как же удалось тварям этим безродным разделить нас на белых и красных? Впрочем, это-то понятно. У красных троцкие старались, у белых — будберги и бреслеры. И чем больше они «старались», каждый со своей стороны, — тем больше наступало взаимное озлобление у русских, разделённых только лишь разным пониманием блага Отечества. И, слава Богу, что у Сталина и его соратников нашлись сила и политическая воля это понять, признать и призвать к примирению. И очистить советскую власть от троцких. Пусть не ото всех. Так ведь для того мы и здесь, чтобы напомнить при случае, кто чего стоит и будет стоить. Будберги, видя их конец, не вернутся. Но вернутся, уже вернулись, Слащевы, Аверьяновы, Барановы и Баскаковы, Виноградовы, Герасимовы и Денисовы. И многие, многие другие. А в моей истории, так и остались эмигрантами, потерявшими Родину и не нашедшими её в чужой земле. Теперь у них появился второй шанс. И они, хлебнувшие «цивилизации», его не упустят. Со всей «любовью и благодарностью» за «бескорыстную помощь» белому движению. Видели они её, эту бескорыстную. Полной ложкой хлебали. И получив снова Родину и её поддержку, вернут долг со всей русской широтой. И последний гвоздь в крышку гроба европейской цивилизации забьют со словами благодарности. Ненависть учит. Учит жестоко и навсегда. Я… Мы это знаем. И мы постараемся эту ненависть передать. Егоров, видевший всякое, еще не знает, какой может быть ненависть. Ненависть, которая сдирает кожу живьем. Ненависть, от которой кипит кровь, и вздуваются жилы. Ненависть, которая туманит рассудок, но оставляет чистым разум. И этот разум говорит только одно слово — СМЕРТЬ! СМЕРТЬ — всем врагам, предателям и иудам! СМЕРТЬ — всем перевертышам и продавшимся! СМЕРТЬ — всем извращенцам, растлителям и преступникам! СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ! И не будет нам покоя, пока последняя мразь не сдохнет в корчах. Они слишком долго пытались уничтожить нас. Настало время мести. И нашей местью будет только смерть. Мы, русские, не звери в человечьем обличии. Мы не будем мучить, измываться, капля за каплей выкачивая кровь и силы. Мы не станем развращать и растлевать. Мы просто уничтожим эту плесень, эту раковую опухоль на теле человечества. Мы не палачи, мы санитары. Санитары человечества».

Новиков.

Прием в Кремле. Наконец представится возможность увидеть тех, на кого они так рассчитывали — там, тогда. Невольно вспомнилась лихорадочная спешка последних дней перед… Он даже сейчас не мог подобрать слов, перед чем. Время поджимало. Сколько всего надо было успеть. Как они тогда справились? Бог весть. Все силы и время ушли на практическую подготовку к переходу (переносу, отправлению, перемещению?), и на все остальное — уже не хватало. Ни почитать, ни полазить в Интернете. С каждым осталось то, что он до этого знал и умел. Оказывается, этого было так мало! Что он знал, например о Сталине? Не как о руководителе, лидере, вожде, а как о человеке. Практически ничего. Бог с ней техникой! Это его волновало меньше всего. Техники и в это время хватало всякой. А немного подправить путь технического развития — не проблема, если знаешь, к какому конечному результату надо стремиться. А вот как быть с ними, с людьми, фактически вершившими сейчас судьбу не только России, но и всего мира? Как до них добраться? Убедить в собственной правоте? А может быть и не стоит ломиться? Может быть, надо просто делать все что в их силах каждому на своем месте? А как? Тогда, они решили, что разбираться с этим будут уже на месте.