Иван Серов - Записки из чемодана

• Название: Записки из чемодана
• Автор: Иван Серов
• Издательство: Просвещение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-09-042156-0

Иван Александрович Серов (1905–1990) — монументальная фигура нашей новейшей истории, один из руководителей НКВД-МВД СССР в 1941–1953 гг., первый председатель КГБ СССР в 1954–1958 гг., начальник ГРУ ГШ в 1958–1963 гг., генерал армии, Герой Советского Союза, едва ли не самый могущественный и информированный человек своего времени. Волею судеб он оказался вовлечен в важнейшие события 1940-1960-х годов, в прямом смысле являясь одним из их творцов.

Между тем современные историки рисуют портрет Серова преимущественно мрачными, негативными красками. Его реальные заслуги и успехи почти неизвестны обществу, а в большинстве исследований он предстает узколобым палачом-сталинистом, способным лишь на жестокие расправы.

Публикуемые сегодня дневники впервые раскрывают масштаб личности Ивана Серова. Издание снабжено комментариями и примечаниями известного публициста, депутата Госдумы, члена Центрального Совета Российского военно-исторического общества Александра Хинштейна.

Уникальность книге добавляют неизвестные до сегодняшнего дня фотографии и документы из личного архива И. А. Серова.

---

Затем я решил все-таки найти командующего 2-й танковой армией генерал-полковника Богданова* и сказать о недостаточной оперативности танкистов. У командира батальона узнал, где штаб армии, и поехал туда.

Захожу туда. Там сидят офицеры и мирно беседуют с девушками. Спрашиваю: где командующий, мне подполковник отрапортовал, а ответа на вопрос не дал. Через две минуты, смотрю: появляется генерал-лейтенант Алексей Радзиевский*, начальник штаба танковой армии. Вижу, что «служба» поставлена неплохо: уже успели сообщить, что в штаб нагрянул какой-то начальник.

Поздоровались. (С Радзиевским мы вместе кончали академию Фрунзе.) Я спрашиваю, где Богданов, Радзиевский замялся. Я тогда, возмутившись, сказал — веди к Богданову. Оказывается, дом, где мы находились, был подсобным, а по соседству в доме находился Богданов.

Говорю Радзиевскому: «Иди со мной». Он по дороге мне говорит: «Товарищ генерал, возможно, генерал Богданов отдыхает, удобно ли?» Я говорю: «Удобно ли среди белого дня отдыхать, когда войска уже в Берлине!»

Вошли в дом. Выскочила девушка. Я спрашиваю: «Где генерал?» Заминка. Затем через минуту выходит Богданов в пижаме, с помятым видом. Поздоровались. Я разозлился, что в такой ответственный момент командующий танковой армией в 2 часа дня находит время почивать, когда его войска уже ворвались в Берлин.

Я напустился на него, говоря, что безобразие с его стороны в такое время отдыхать. Он начал оправдываться, что всю ночь не спал. Тогда я не стал с ним больше говорить. Радзиевский, как и следовало в таких случаях ожидать от него, уже скрылся. Спрашиваю: «Где телефон ВЧ?» Богданов мне показал.

Я поднял трубку, попросил соединить с Г. К. Жуковым. Я ему рассказал всю эту историю и говорю в конце, что если бы командующий более активно руководил танкистами, то думаю, что еще скорее наши войска были в Берлине.

Жуков взорвался и говорит мне: «Вот стервец, дай трубку Богданову». Я передал трубку, и дальше началось: Богданов в пижаме стоял навытяжку перед телефоном и, заикаясь, говорил: «Есть, слушаюсь, так точно, никак нет». Ну, видно Г. К. давал ему духу.

Я не стал больше разговаривать с Богдановым и ушел, не попрощавшись. Радзиевский, ожидавший у крыльца, меня проводил до машины, все время оправдывая своего командующего.

Вернувшись в Берлин, я поехал к выбранному дому. Войдя в дом, послал адъютанта осмотреть двор и соседние квартиры и кто там живет. Кроме дворника, никого в доме не было. Узнали, что в нем жили частные лица. Во дворе стояла дальнобойная пушечная батарея. Бойцы краской писали на снарядах: «Смерть Гитлеру», «По рейхстагу» и другие «приветствия», а на пушках: «Постарайся, голубушка, скоро отдохнешь».

Слева от домика, для стрельбы в направлении рейхстага еще становилась на огневые позиции батарея тяжелых гаубиц. Солдаты рыли окопы, выгружали снаряды и готовились к стрельбе. Поговорил с ними. У всех радостные лица: наконец-то пришли в Берлин.

И тут же, как свойственно нашему, русскому человеку, проявилась беспечность: ходили в полный рост, разделись до рубашек, никакой охраны не выставили, были в полной уверенности, что теперь они уже хозяева положения. Когда я им на это указал, они, улыбаясь, отвечали: товарищ генерал, теперь мы немцев не боимся, они нас боятся.

В последние месяцы войны я чувствовал гордость за наш советский народ, за воинов, которые в тяжелые дни войны не струсили и выдержали борьбу против вооруженного гиганта — гитлеровской армии, побеждали ее до последних дней.

Я был горд, что тоже являюсь таким же русским, как и наши бойцы, и так же, как и они, приложил руку для того, чтобы ковать победу. Я горд этим и до конца жизни буду гордиться, что принимал участие в защите Родины, в Великой Отечественной войне…

Доложили о готовности ВЧ-связи. Я сел писать в Москву короткое донесение, в котором изложил, что нахожусь в Лихтенбергском районе Берлина, описал встречу с узниками разных национальностей концлагеря, затем станцию берлинского метро и находившихся в нем жителей Берлина.

Соединился с Москвой и передал по ВЧ эту записку в НКВД СССР. По опыту прошлых событий, я уже знал, что после такого донесения нельзя уезжать, так как могут вызвать.

И действительно, не успел Тужлов вскипятить чай, как раздался звонок по ВЧ. Я поднял трубку, и телефонистка сказала: будете говорить по «большой молнии».

В трубке я услышал голос Поскребышева (помощник Сталина). Он спросил, откуда я говорю. Я ответил: «Из Берлина». Что-то еще видимо хотел сказать, но трубку взял Сталин.

Я услышал голос Сталина: «Откуда вы говорите?» Я отвечаю: «Из Берлина». — «Как так из Берлина, ведь еще Берлин не взят». Я говорю, что Лихтенбергский район является одним из первых районов, в который вступили наши войска. Штаб командующего армией генерал-полковника Берзарина также находится недалеко от дома, где я нахожусь.

Товарищ Сталин на это говорит: «А от Жукова нет донесения, что войска уже ворвались в Берлин». Я сказал, что, очевидно, сегодня будет. Он попрощался и повесил трубку. Я тут же позвонил по телефону Жукову, сказал об этом разговоре и посоветовал ему послать донесение Верховному, чтобы знал об этом.

На подступах к Рейхсканцелерии

Какая радость — мы в Берлине! Ну, теперь-то мы добьем фашистов. На Берлин у нас нацелены: 5-я ударная армия генерал-полковника Берзарина, в обход 2-й гвардейской танковой Богданова, и 3-я ударная армия генерала Кузнецова В. И., и 8-я гвардейская армия Чуйкова.

Ночью я почти не спал от грохота артиллерийских снарядов. Как потом я утром выяснил, командир батареи приказал командирам орудий всю ночь стрелять попеременно по рейхстагу, а сам лег спать.

И вот командиры орудий, соревнуясь между собой, всю ночь лупили по рейхстагу. Надо было представить, какой грохот был при каждом выстреле, когда стреляло тяжелое орудие возле дома.

Утром 22 апреля, наскоро позавтракав, мы выехали в направлении Рейхстага. Как раз в это время танки продвигались вперед, а под их прикрытием двигалась пехота. Наша авиация прилетала на небольшой высоте на бомбежку Берлина. В небе были видны отдельные разрывы снарядов зенитной артиллерии немцев, которые расположились в центре города.

За весь день я видел только три немецких бомбардировщика, которые беспорядочно разбрасывали бомбы над Берлином в расчете на то, что там могут оказаться русские войска. Но это была уже не та авиация — наглая немецкая авиация, которая на бреющем полете преследовала отдельные группы наших солдат и даже отдельные автомашины. Жителей Берлина почти не было видно.

Отдельные немцы выглядывали из подворотни или встречались изредка дворники в парадной форме, да и те при подходе наших танков или войск старались укрыться во дворах. Разрушенных домов было порядочно, но не так, как я ожидал. Количество вылетов в предыдущие дни на Берлин было столь велико, что, мне казалось, половины Берлина нет.

Поздно вечером, вернувшись в тот же дом, я позвонил в Москву и коротко проинформировал об обстановке. Рано утром 23 апреля опять выехал в город.

Продвигаясь вперед, мы попали под обстрел, я даже и не понял, нашей артиллерии или немецких самолетов, гул которых слышался, и заскочили во двор большого дома. К нам подошла немка лет 45, раскрасневшаяся со слезами на глазах и начала что-то говорить. Я сказал переводчице из штаба армии (которую взяли с собой у Берзарина), чтобы перевела. Переводчица, девушка лет 22-х, покраснела и сказала: «Жалуется на наших солдат».

В течение последующих пяти дней войска 1-й и 2-й танковых гвардейских армий, а также 3-й, 5-й и 8-й ударными армиями бились за овладение Берлином. В центре Берлина сопротивление немцев усилилось, особенно когда наши войска вышли к реке Шпрее, с высокими берегами. Немцы мосты через этот канал прикрывали артиллерийскими орудиями. Многие здания были превращены в крепости, где засели немцы, а между домами были сообщения, через которые снабжались оружием.

Нужно сказать, что бой в городе — необычное явление, а тем более эти бои неудобны в условиях Берлина, где прямые улицы простреливаются во всю длину. Поэтому я считаю, что совершенно правильно было принято решение командармами Берзариным, Чуйковым и Кузнецовым просачиваться отдельными мелкими пехотными подразделениями, овладевая дом за домом, стремясь к основной цели — Рейхстагу, хотя он не представлял ничего особенного. 24 апреля мы были уже у рейхсканцелярии.

Взятие Рейхстага, как я себе представляю, это, собственно говоря, символ Победы, свидетельствующий о том, что столица фашистской Германии взята, а тем самым Германия должна капитулировать. И как оказалось, особенных укреплений вокруг Рейхстага немцы не возвели, но сопротивление было оказано значительное, которое длилось до 2 мая утра. И особенную неприятность создавала река Шпрее с ее высокими каменными берегами.