Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)

• Название: День Победы. Гексалогия (СИ)
• Автор: Андрей Завадский
• Издательство: СИ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2016

Серия романов под общим названием «День Победы» является продолжением цикла «День вторжения». Здесь описываются события происходящие после вторжения армии США на территорию России.

---

— Мы поднимем этот вопрос в правительстве, господин Говард, — сквозь зубы процедил Вадим Захаров. — И постараемся убедить премьера Лыкова в том, что ваше предложение стоит принять!

— Это правильное решение, господа! Я надеюсь, мы все же придем с вами к взаимопониманию! Мы нужны друг другу, поверьте!

Рональд Говард покинул Министерство энергетики России вполне довольный собой. Деваться русским некуда, они поняли свое место, не могли не понять, и будут послушны, насколько это вообще возможно.

Ринат Сейфуллин, провожавший американца пристальным взглядом, заговорил не сразу, дождавшись, когда за незваным гостем закроются двери. Захаров не торопил его — он чувствовал напряжение в своем коллеге, и предпочел дождаться, когда тот сам выскажет все, о чем думает.

— Они не оставляют нам выбора, — произнес безжизненным голосом Сейфуллин. — Они будут приказывать, а мы — исполнять их приказы!

— А выбора и не могло быть с той минуты, когда мы приняли предложение американцев войти во временное правительство. Для каждого второго русского мы теперь — предатели. И без американцев мы никто, с нами считаются только потому, что за нашими спинами — их армия.

— Мы должны своими руками начать разграбление страны ради блага этих ублюдков!

— Ты ведь и прежде этим занимался, Ринат, — усмехнулся Захаров. — Только богател лично ты, а теперь поработаешь на чужой кошелек, только и всего!

Вадиму показалось, что Сейфуллин сейчас набросится на него, ударит, примется душить — все что угодно. Ринат рванулся к собеседнику, сжимая кулаки, но остановился, издав глухой, утробный рык. Несколько мгновений он стоял лицом к лицу с Захаровым, затем, шумно выдохнув, развернулся и отошел к окну, забранному пуленепробиваемым стеклом. Снаружи, за стенами министерства, кипела жизнь.

— Вся моя семья мертва, — глухо произнес Сейфуллин, не оборачиваясь, уставившись в окно невидящим взглядом. Если бы Захаров сейчас вышел из кабинета, Ринат, наверное, так и продолжил бы говорить. — На мой дом упал американский самолет — его сбили наши, русские истребители. Все, кто там был, погибли, нечего даже хоронить. И кто виноват? Русский пилот, который стрелял по чужому самолету, защищая свой родной город, или американцы, появившиеся в чужом небе?

— Мне жаль, Ринат, — тихо промолвил Захаров. — Я слышал про твою семью. — И вновь повторил: — Мне жаль.

— Я знал, что все, что заработаю, достанется моим детям. Я не всегда разъезжал на «Мерседесах» и ел ложками красную икру. Были всякие времена. И нет ничего плохого, если мои дети, в отличие от меня, не будут знать нужды, им не придется голодать, продавать последнее, лишь бы купить кусок хлеба. Ради этого я играл с законом, зная, что ничто не проходит бесследно. Теперь ради чего мне нужно становиться предателем своей страны? Жизнью я не дорожу — нет смысла. Посмотри в окно — там полно вооруженных людей, нас охраняет целая армия. Но от кого? От своих братьев?

Кольцо охраны не зря все плотнее сжималось вокруг здания нового Министерства. Все началось вполне невинно, с сообщений в Глобальной Сети с призывом на борьбу против американских оккупантов обещанием покарать предателей-русских, сотрудничающих с врагом. Список предателей, названных также «коллаборационистами» или просто «ссучившимися», прилагался, и фамилии министров экономики и энергетики находились в первых строках.

На это можно было не обращать внимания — Интернет стерпит все, а русских во всем мире не зря считали тугодумами. Вот только через пару дней после этого на окраине Москвы в засаду попал американский патруль, и в тот же день кто-то пытался обстрелять Министерство внутренних дел, где продолжал хозяйничать Николай Фалев. Атаку в тот раз удалось отбить без потерь, но всем сразу стало ясно — война не закончена, и ведется эта война своими против своих.

— Они нам не братья. Это просто идиоты, жаждущие пролить побольше крови — неважно, чьей. Они ненавидят нас теперь за то, что мы пытаемся сохранить страну, пусть и под контролем американцев, но ведь все может измениться. Пока на нашей земле не звучат всюду выстрелы — у американцев нет повода применять силу слишком неразборчиво. Они сильны, но и они вынуждены соблюдать приличия. Воевать не так уж сложно. Можно нападать на патрули и конвои, закладывать мины, устраивать засады — и тогда янки начнут расстрелы без суда и следствия, будут бомбить каждый город, где по ним сделают хоть один выстрел, загонят людей в концлагеря. И они будут правы, объясняя, что борются с террористами. Я бы тоже взял автомат, вышел бы на улицу и расстрелял первого попавшегося американца — и сам бы был убит вскоре, ничего не изменив. А так и я, и ты, можем на что-то влиять, у нас есть хоть какая-то власть, нужно только с умом воспользоваться ею. Если мы останемся русскими, не забудем, где мы родились, то и приказы американцев будем выполнять не во вред своей стране.

Вадим Захаров вышел из-за стола, неслышно ступая по мягкому ковру, подошел к Сейфулину, легко коснувшись его плеча. Ринат вздрогнул, словно от удара электрическим током.

— Нам дан шанс что-то изменить, — негромко произнес Захаров. — Американцы думают, что купили нас обещанием безопасности, что повязали нас, выставив предателями в глазах остальных. Пусть так. Но они нам дали власть, нами командуют — но и мы можем приказывать, и наши приказы, скрежеща зубами, ненавидя нас в глубине души, будут все же выполнять.

Сейфуллин, наконец, обернулся, посмотрев на стоявшего вплотную Захарова. Взгляд его уже был более осмысленным. Вадим понял, что его слова все же оказались услышаны.

— А за твою семью мы отомстим, друг, — жестко произнес Захаров, взглянув в глаза Ринату. — Нам всем теперь есть, за что мстить!

Сидя в пассажирском салоне русского вертолета «Хэло»[8], трудно было представить, что ты летишь в полутора тысячах метров над землей. Огромная винтокрылая машина казалась неподвластной порывам ветра, всяким восходящим и нисходящим потокам, не ведала, что такое турбулентность. Только выли над головами теснившихся пассажиров турбины, увлекая огромное сооружение к своей цели.

Рональд Говард выбрал пятидесятишеститонный «Миль» в качестве транспортного средства не из-за какой-то экстравагантности, а просто потому, что иначе к месту строительства, где уже началась прокладка первых километров нового нефтепровода, было не добраться. Единственной альтернативой могучему геликоптеру был полет до какого-то заштатного аэропорта, а затем — несколько часов тряской и утомительной езды по жутким русским дорогам на жутких русских внедорожниках.

В прочем, полет на этом Ми-26 тоже не отличался особым комфортом, заставляя вспомнить, что огромный вертолет был изначально создан для нужд еще Советской Армии, не даром его грузоподъемность — двадцать тонн внутри фюзеляжа — как раз перекрывала вес русской бронемашины БМП-3, самой совершенной и мощной, пожалуй, в своем классе и весовой категории. А солдатам, как известно, лишние удобства ни к чему — только боевой дух подрывать.

Говард в своем путешествии был не одинок. Вместе с ним в тесной пассажирской кабине, примыкавшей к кабине экипажа, находились еще три человека — двое русских специалистов-строителей, завербованных Захаровым, и еще один инженер, американец, блестящий выпускник Университета Южной Калифорнии.

Вертолет, рубя воздух шестнадцатиметровыми лопастями несущего винта, величаво проплывал над зеленым морем русской тайги. Возможно, и не тайги, тайга ведь в Сибири, а они пока летели над европейской частью страны, но с высоты почти в милю, из иллюминатора, разница едва ли могла быть заметна. И потому сейчас все четверо, не сговариваясь, прильнули к прозрачным блистерам, скользя взглядами по бескрайним просторам девственной чащи, уходившей куда-то за горизонт.

Они могли себе это позволить — в отличие от четырех членов экипажа, управлявших тяжело нагруженной машиной. Сейчас в огромной грузовой кабине Ми-26 была вовсе не бронетехника, не вооруженные до зубов десантники — вертолет должен был доставить на стройплощадку очередную партию оборудования, до поры разобранного и упакованного. Людям, отрезанным от цивилизации сотнями километров тайги, делающими тяжелую работу в суровых условиях, было нужно многое — от аккумуляторов для грузовиков до биотуалетов. А уж четыре пассажира-попутчика — это так, и не груз вовсе для такого «чудовища».

Вновь Говарду представился шанс оценить русские просторы, понять, какой трофей им удалось взять, причем не столь уж дорогой ценой. Вспомнилась вдруг история последней большой войны — тогда, в Нормандии, летом сорок четвертого, за клочок песчаного пляжа платили несравнимо более высоко, чем здесь, в России, за целую область или город.

Рональд понимал, что дело тут вовсе не в слабости врага — просто русские не были готовы к такому, никто уже давно не верил в возможность войны между великими державами, напуганный ядерным призраком. Будь у них чуть больше времени, и, возможно, половина Америки сейчас лежала бы в дымящихся руинах, а вторую половину заливали бы радиоактивные ливни. Но все случилось так, как случилось, и теперь Рональд Говард летел на огромном русском вертолете над бескрайними русскими лесами, и был намерен сделать все, чтобы русская нефть могучим потоком хлынула бы через Атлантику — к вящему разочарованию всяких туземцев, решивших уже, что смогут навязывать свое мнение Соединенным Штатам.