Альфред Хаусман - Стихи из книги «Шропширский парень»

• Название: Стихи из книги «Шропширский парень»
• Автор: Альфред Хаусман
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016

В рубрике «Из классики ХХ века» — Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936), один из самых любимых, известных и обаятельных поэтов Великобритании.

---

Альфред Эдвард Хаусман Стихи из книги «Шропширский парень»

Альфред Эдвард Хаусман (1859–1936) — один из самых любимых и известных поэтов Великобритании. Его стихи печатались и печатаются в престижных английских антологиях, а его творчество неоднократно становилось темой критических и биографических исследований и сотен статей. Теодор Г. Эхрсам, к примеру, привел немало подобных свидетельств в книге «Библиография Альфреда Эдварда Хаусмана» (1941). В 1945 году Роберт Вустер Сталман издал свою «Аннотированную биографию А. Э. Хаусмана ‘Критические этюды’», в которой собрал практически все, что писали о лирике Хаусмана, и сам написал о его влиянии на поэзию 1920–1945 годов.

Впечатляют и мнения о произведениях Хаусмана других поэтов, его соотечественников. Так, Томас Гарди полагал, что стихотворение «Цела ль моя упряжка» — наиболее драматургически выстроенное стихотворение во всей английской поэзии. Бабетта Дойч, Карл Шапиро, У. Х. Оден отзывались о творчестве Хаусмана с уважением и любовью. К. Д. Льюис сравнивал его с такими гигантами, как Джеральд Мэнли Хопкинс, Уилфрид Оуэн и Т. С. Элиот.

Сборник стихов «Шропширский парень» был написан под впечатлением драматических событий в жизни автора. Темы сборника — умирание и смерть, предопределенность судьбы и борьба с роком. Меланхоличные и в то же время ироничные, традиционные по форме и авангардные по внутренней энергетике, стихи Хаусмана повлияли и на поэзию Редьярда Киплинга, в частности, на его «Казарменные баллады». Поэзия Хаусмана, притом что орнамент стихотворений, их строфика своеобразны и прихотливы, поражает экстраординарной простотой и красотой мелодий. Каждое стихотворение — уже готовая песня.

Альфред Эдвард Хаусман известен в нашей стране. На русский язык его переводили Б. Слуцкий, С. Маршак, другие поэты. О нем писали статьи, исследования. И все же «последний поэт-классик луговой Англии» (как назвал его М. Л. Гаспаров) во многом остается загадкой. Переводы, предлагаемые вниманию читателей, — еще одна попытка разгадать эту загадку.

XIV

Идут беспечно люди,
        Как их понять уму:
Стою я у дороги,
        Не нужен никому.

Как списанный на берег
        Моряк, мне все равно;
Душа мое и сердце
        Давно ушли на дно.

Нет пары безрассудству
        В просторе голубом,
Что привело б подругу
        В мой одинокий дом.

Цветы не исцеляют,
        Утрачен верный путь;
Потерянное сердце
        Мне разрывает грудь.

Так по чужой дороге
        Иду я без гроша:
Лежат в пучине моря
        И сердце, и душа.

XXII

Раздался незнакомый звук,
        Проходит взвод, гремя.
Один красномундирный вдруг
        Не сводит глаз с меня.

Мил человек, тебе со мной
        Навряд ли встретиться дано,
И то, что мы зовем судьбой,
        Давно предрешено.

Ни общих дум, ни общих дат,
        Но в счастье иль в беде
Всего хорошего, солдат,
        Желаю я тебе.

XXVI

        Мы шли вдоль поля год назад
С любимой, догорал закат,
Вдруг слышим мы через забор
Осины странный разговор.
«О, кто там жаждет новостей?
Сельчанин с девушкой своей?
До свадьбы — несколько недель,
И время их сведет в постель,
Вот только ляжет он с другой,
Она ж — накроется землей».

        И верно, точно через год
Другая девушка идет,
И вновь звучит над головой
Осины разговор ночной;
Да только слов я не пойму,
Похоже, все идет к тому,
Чтобы не я — подружка поняла,
Как вскоре сложатся дела,
Знать, мне под клевером лежать,
А ей с другим беднягой спать.

XXVII

«Цела ль моя упряжка
        В родимой стороне,
Слышны ли сбруи звоны
        Как раньше, как при мне?»

Привет, бряцанье сбруи,
        А также конский топ
Слышны; лишь ты под пашней
        Лежишь, наморщив лоб.

«Играют ли ребята
        В футбол на берегу,
И мяч со всеми вместе
        Я погонять смогу?»

Играют классно парни,
        Открыть, мечтая, счет,
Да и вратарь, как цербер,
        Ворота стережет.

«Нашла ль подружка счастье,
        Дружка во всем виня.
Или она устала
        Оплакивать меня?»

Увы, она не плачет,
        Тебя ведь не спасти.
Она теперь довольна.
        Молчи и тихо спи.

«А что мой друг старинный,
        И как его житье?
Он отыскал ли ложе
        Удобней, чем мое?»

Да, с нами всё в порядке…
        Тебе ж не стоит знать,
Где, с кем делю я ложе, —
        Спокойней будешь спать.

XXXV

На горе пустынной, летней,
        Где ручьев разбег ленив,
Барабана звук заметней,
        Как во снах речитатив.

Громко, дискантом и басом,
        То земля во все концы
Катит пушечное мясо —
        Умирать идут бойцы.

Их товарищей убитых
        Кости белые торчат
Всюду на полях забытых;
        Не придет никто назад.

И рожки зовут напрасно,
        И зачем их тон суров?
Был бы это женский голос,
        Вот тогда я встать готов.

XXXVI

Ведет дорога далеко,
        Над ней луна в крови;
Меня уводит далеко
        Дорога от любви.

Недвижно до конца земли
        Стоит теней конвой:
Но ноги по ночной пыли
        Путь продолжают свой.

Мир кругл, недаром говорят,
        Иди себе вперед,
Всё будет хорошо, назад
        Дорога приведет.

Но прежде, чем вздохнуть легко,
        Пройди круги свои:
Меня уводит далеко
        Дорога от любви.

LI

        С разбитым сердцем как-то я
В зал греческий забрел, друзья,
И там, в болезненном пылу
Заметил статую в углу.
Спал истукан немало лет,
Ан глянул пристально в ответ.
Казалось, он хотел сказать:
«Привет, не стоит унывать;
Пусть наша юность позади,
Но есть надежда впереди».

        Так он стоял, вперяя взгляд
И утешая невпопад:
«Что, парень, очень тяжело?
Да ведь и мне не повезло.
Я тоже должен тыщи дней
Взирать на чуждых мне людей.
Мне спину сгорбили века,
Ты под столом ходил пока.
Когда ты сбросишь иго лет,
Я так же молча гляну вслед.
Смелей, дружок, недолго ждать:
Будь каменным и сдюжишь кладь».
Вот что он взглядом мне сказал,
И я легко покинул зал;
Одолевать цунами чувств
С тех пор у статуй я учусь.

LXI Колокольня Хьюли

Шпиль колокольни Хьюли
        Слепит, смотреть нельзя;
А близ нее уснули
        Соседи и друзья.
Там башня копит опыт
        Печали и обид,
Там час за часом пробит,
        Да только время спит.

Рядам надгробной толщи
        Не нужен передых;
Ведь мертвых в Хьюли больше,
        Гораздо, чем живых.
Опять копает землю
        Могильщик — знай, итожь;
А за оградой дремлют
        Самоубийцы сплошь.

Считает башня Хьюли
        Количество могил;
Парней, что здесь уснули,
        Я горячо любил.
Друзья лежат глубоко,
        Везде, от сих до сих;
Я тоже одиноким
        Не буду среди них.