Борис Силаев - Обязан жить. Волчья яма

• Название: Обязан жить. Волчья яма
• Автор: Борис Силаев
• Издательство: Прапор
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Повести «Обязан жить» и «Волчья яма» посвящены героической борьбе наших чекистов в годы гражданской войны и в первые годы мирной жизни. Составляют они своеобразную дилогию, объединенную одним жанром — обе повести носят приключенческий характер.

---

Он вернулся к подводе, уселся поудобнее и тронул вожжи, заворачивая лошадь назад. Вернулся в село той же дорогой. Остановился у сельсовета и спросил председателя — молодого парня в красноармейской гимнастерке и лаптях. Узнав, в чем дело, он с каким-то недоумением посмотрел на городского человека с портфелем:

— Да какое нам дело до этого? Запара там не живет. Он где-то в городе. А хутор продает.

— Кому? — поинтересовался Глоба.

— Да есть тут один дядько. Старый Мацько. Он покупает хутор. Грошей у дядьки много, чего ж не купить?

— А кто он такой, если не секрет?

— Обыкновенный дядько, — пожал плечами председатель. — Когда-то у Петлюры служил. Потом от него сбежал. Землю пашет. Налоги сполна платит.

— Ясно, — проговорил задумчиво Глоба. — Для нас весьма важно… Налоги платит аккуратно. Я могу с ним поговорить, раз уж приехал в такую даль?

— Да, будь ласка, — сразу согласился председатель и, толкнув створки окошка, закричал кому-то, стоящему во дворе: — Позови старого Мацько! Одна нога здесь, вторая… Швыдко!

Через некоторое время в комнатушку осторожно вошел пожилой крестьянин в теплом кожушке, повязанном веревкой, с палкой в руках, фуражку со сломанным козырьком он держал у груди.

— Садитесь, — предложил ему табуретку Глоба. — Это я вас вызвал… Извините за беспокойство. Я по финансовым делам из губернии. Приехал на хутор Зазимье. Его хозяину Запаре мы дважды посылали повестки насчет сдачи налогов. И как в мертвую воду… Пришлось вот тащиться самому. И, к моему удивлению, я там никого не застал. Пустой хутор. Как мне все объяснить начальству — ума не приложу.

Старик слушал не моргая, на его морщинистом лице не дрогнула ни одна жилка.

— И вот приехал в сельсовет. Председатель говорит, что Запара, мол, хутор продает. Вы покупаете… Но как быть с налоговой задолженностью? Кто будет платить? Он или вы?

В глазах старика проснулся настороженный интерес. Он грудью уперся в стол и быстро сказал:

— Вин.

— Простите, — развел руками Глоба. — Если он, как вы говорите, то где же он, сам, Запара? Так, простите, казенные дела не делаются.

— Вин у городе.

— В городе сто тысяч человек, простите.

Старик подозрительно засверлил Глобу испытующим взглядом. — Не знаете? Тогда, простите, платить вам.

— Я вам скажу, где он живет, — проговорил старик. — У меня есть его адрес.

— Тогда прекрасно! — с облегчением воскликнул Глоба. — Теперь для формы…

— Чего? — испугался старик.

— Так сказать, для порядка, — уточнил Глоба. — Какие причины толкают вас на покупку хутора? Езды туда много, хозяйство небольшое. Честно говоря, не понимаю.

— Отделиться хочу, — хмуро произнес старик. — Жинки у меня нет. Хозяйство отдам сынам. А сам займусь пасекой. Интересное то дело. Руки к тому хутору приложить… А руки у меня есть.

Он поднял над столом корявые, цвета дубовой коры, расплюснутые работой ладони и вздохнул:

— А то, что я буду там как одинокий волк, меня не волнует. Я привык. У сынов своя жизнь. Всегда один, как перст.

— Видать, в жизни вы лиха хлебнули, — сочувственно проговорил Глоба.

— О так, — старик чиркнул пальцем по горлу. — И от белых, и от зеленых. Спасибо богу, живу еще. Ото за землю ховаюсь. Она — как железный щит. Всем хлеб нужен, все есть хотят.

Слушающий их председатель сельсовета нахмурился и сказал, постукивая по столу торцом ученической ручки:

— Ты, дед, только там на хуторе контрреволюцию не заводи!

— А нашо она мне сдалась? — повеселев, спросил старик. — Она же ж не пашет и не сеет.

— Это вы точно, — одобрительно произнес Глоба, деловито копаясь в необъятных недрах своего портфеля. — Какой адрес того Запары?

— Он живет у своей дочери, а она служит в домовых работниках у хозяина лавки на Московской улице. Угловой дом. Там всякий знает Наталку Запару.

— Отлично, — Глоба громко защелкнул замок портфеля.

— И чего он тот хутор продает?

— Здоровья у него нет, а без волчьего здоровья там делать нечего.

— Такая уж наша селянская жизнь, — усмехнулся председатель, — Оттого и хлеб сладкий.

— В городе не легче, — вздохнул Глоба, поднимаясь из-за стола. — Вы извините, но придется мне найти того Запару. Налоги следует платить. Это долг гражданина. И мы востребуем… И он обязан выполнять свои функции.

— Чего?! — вскинулся старик.

— Свои обязанности гражданина, — четко произнес Глоба. — Благодарю за разговоры… Желаю благ!

Откланявшись, он кинул портфель под мышку и вышел из хаты, плюхнулся в телегу, бодрым голосом закричал:

— Но-о! Родимая-я!

Неумело задергал вожжами, словно не замечая в окошке хаты насмешливых лиц крестьян.

Под бодрый перестук колес выскочил на бугор за околицу села и здесь уже пустил лошадь шагом.

«Господи, откуда это во мне? — подумал он с неожиданным и запоздалым смущением. — Чистый театр. Они с открытой душой… Что скажет хозяин Запара, так неожиданно бросивший свой хутор? Уж не замешан ли он в бандитских делах? Места отдаленные, дороги и тропы мало хоженные. И продает хутор в спешном порядке старому крестьянину Мацько. Который, как он сам говорит, хлебнул лиха…» Сколько всяческих историй выслушал Глоба за свою недолгую жизнь, но каждый раз поражался тому, как по-разному складываются у всех события в горькие страницы. Казалось бы, одни и те же бури несутся над землей-матушкой, сбивая с ног, катят волны глубокие реки, затягивают в пучину, а, глядишь — один устоял на самой стремнине, если и упал, то, обдирая колени и руки, из последних сил добрался до берега, а другой, вроде и покрепче был, и сообразительнее, но замешкался, опоздал, еще на что-то надеясь, и вот уже все дороги назад отрезаны, а впереди — что-то неясное и жуткое…

И еще Глоба подумал: как мало надо для крутого поворота судьбы — всего лишь неосторожное слово, невыполненное обещание, один только бесчестный поступок. Нам только кажется, что наши поступки разбросаны в беспорядке, как упавшее с яблони яблоки, а в действительности они лежат в продуманной последовательности — один к одному… События в человеческой жизни так сцеплены, что нельзя вышелушить ни единого зернышка, не затронув все остальные семена, впрессованные в литую головку созревшего подсолнечника. Да, да, именно так… Сколько раз об этом думал Глоба, разбираясь в исковерканных судьбах людей. Не свершается ничего внезапно, любое действие можно проследить издалека, от самого истока…

Глоба без труда нашел табачную лавку на Московской улице. Хозяин, выслушав Тихона, долго с сомнением оглядывал стоящего перед ним незнакомого человека в коротком пальтишке и кепке с квадратным козырьком. Возможно, он и не верил тому, что говорил этот гражданин, но тяжелый, с никелированными замками портфель явно наводил владельца лавки на какие-то тревожные воспоминания. Он осторожным движением придвинул к Глобе коробку дорогих папирос, раскрыл ее, захрустев серебряной бумагой.

— Угощайтесь, прошу вас… Фининспекция? Запара? Но, простите, какое он имеет ко всему этому отношение? Ах, вы не в отношении моего патента? У Запары хутор? И налоги… Господи, кто бы мог знать! Наталья!

Голос хозяина пророкотал на всю лавку. Из низкой задней двери вышла босая женщина в мокром переднике, волосы спадали на худое лицо.

— Проведи к своему отцу! — приказал хозяин, высокомерно усмехаясь. — Экие дела! Хутора имеют, а налоги Советской власти не платят… Рас-с-спустились! Тоже мне хозяева-а, прости господи.

Запара сидел в комнатушке под деревянной лестницей. Был он хлипкого сложения, невзрачен, с бегающими глазами и дрожащими пальцами, в которых держал блестящую трубочку для набивания папирос. Стол перед ним был весь усыпан табаком. Распечатанные пачки валялись под левой рукой. Справа ровными штабелями высились готовые папиросы. Воздух был пропитан запахом табачной пыли.

Неожиданный приход фининспектора потряс Запару, он никак не мог взять в толк, что от него требуется. Он ничего не понимал, сбивался на ответах, забывал только что сказанное, а руки его в это время словно бы жили отдельно от их владельца — они лихорадочно хватали из пачки волокнистый табак, уминали в раскрытую жестяную трубку, защелкивали обе створки, надевали на нее бумажную гильзу и одним движением деревянного поршня-палочки выталкивали на стол набитую папиросу. Глаза не видели, что делали руки, неуклюжие пальцы старого крестьянина рвали папиросную бумагу, крошили табак — на стол падали уродливые, полупустые, с надорванными краями папиросины.

— Что вам от меня надо?! Ну что?! — то и дело горестно восклицал Запара. — Хутор?! Да нехай вин сгорыть! Остобисило жыты так… Отдаю его за бесценок! Какие еще налоги?!

— Да вы успокойтесь, — пытался наладить разговор Глеба. — Почему вы так волнуетесь? Разве что с вами случилось? Налоги надо платить, тут ничего не поделаешь. А у вас за полгода… Бросили хутор на произвол судьбы. Какой же вы хозяин?