Борис Силаев - Обязан жить. Волчья яма

• Название: Обязан жить. Волчья яма
• Автор: Борис Силаев
• Издательство: Прапор
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Повести «Обязан жить» и «Волчья яма» посвящены героической борьбе наших чекистов в годы гражданской войны и в первые годы мирной жизни. Составляют они своеобразную дилогию, объединенную одним жанром — обе повести носят приключенческий характер.

---

— Я приеду завтра за ними сам! — отрезал Лазебник. — Примите от руководства благодарность. Пока устно, потом получите приказ. Ждите меня завтра. До свидания!

Соколов повесил трубку и с удивлением покачал головой:

— Знать, и в нашем деле бывает везуха. Лазебник на седьмом небе… Переведет он тебя к себе в город. Ему потрибни лихие хлопцы.

— Я-то тут при чем? — пожал плечами Глоба. — А насчет города… Мне здесь хорошо. А вот жинка… Она городская с ног до головы. Вечера длинные — вся истоскуется. Куда пойти? А ребенок будет — значит, ей работу бросать? В городе мать, все присмотрит за дитем.

— Значит, уже сочинили маленького Глобу? — весело хохотнул Соколов. — Скорые вы хлопьята.

День как начался удачно, так и закончился без больших неприятностей — ни грабежей, ни воровства, всего несколько драк и, кажется, найдена какая-то зацепка к делу по разгрому кооперативного киоска.

Уже к вечеру начался дождь, сначала чуть накрапывал, а потом припустил вовсю. Глоба примчался домой мокрый. Маня раздела его, напоила горячим чаем. А за окном падал гром, его бешеные молнии раскалывали небо. Начало быстро темнеть. Жена выбежала во двор с ведром, подставила его под струи. Кажется, только что оно жестяно гудело под стеклянной шрапнелью капель, а вот уже вода только шипит, пенится у самого края. Переполненные лужи пляшут под хлещущими плетями, на месте жгучих ударов всплывают светящиеся пузыри.

— Сумасшедшая ночь! — закричала Маня, с трудом закрывая на крючок окошко, — налетевший ветер сначала швырнул в комнатушку косой ливень, а затем бахнул, как кулаком, по зазвеневшему стеклу.

Глоба потушил лампу и лег рядом с женой, сразу прижавшейся к нему всем телом. Голубое пламя молний терзало темноту, пронзая ее со всех сторон.

— Ты знаешь, сегодня такое случилось, — Тихон зашептал ей на ухо, рассказывая о том, что произошло утром.

— А мы уже знаем, — перебила она. — В исполкоме какие тайны? Твой Соколов председателю позвонил…

— Да, но это не все, — продолжал Глоба. — Раздался звонок от Лазебника… Таким баском… Фу-ты, ну-ты! Начальник…

— Так его и представляю, — хохотнула Маня. — Он меня однажды в кинематограф приглашал, да я не пошла. Больно нужен мне.

— Соколов послушал наш разговор и говорит: заберет он тебя в город, Тихон…

— И ты откажешься?

— Да это как предположение, вот чудачка. Так Соколов говорит. А Лазебник лишь благодарность вынес, правда, пока устно, но обещает и в приказе. Утром он будет у нас.

— Слушай, ты не вздумай отказаться от города, — Маня ладонью повернула его лицо к себе. — Ребенок будет… Тут и врача настоящего по детским болезням не найдешь. А кто будет за малышом следить? В городе у меня мама…

— Я так и сказал Соколову, — согласно кивнул головой Глоба.

— Ты это скажи Лазебнику.

— Скажу, — хмыкнул Тихон и, помолчав, добавил, — если спросит.

— А сам не можешь? — съехидничала Маня. — Язык не повернется, — вздохнул Тихон.

— Напрасно, — разочарованно протянула Маня и, положив голову ему на грудь, прикрыла ладонью глаза, чтобы не видел слепящие вспышки молний. — Конечно, нам и тут неплохо правда, Тиша? Но надо смотреть вперед. Не на всю же жизни мы здесь? Господи, грохочет, как из пушек…

Гром раскололся прямо над крышей, флигель содрогнулся от гулкого удара. За окном полыхнуло так, что, казалось пламя расплавило стекло. И в наступившей черной тьме дожди забарабанил по крыше с удвоенной силой.

Разбудили Глобу громкие удары в дверь. Он поднялся на постели, с трудом разлепливая веки — было часов шесть утра, в окошке стояло выметенное до голубизны сияющее небо.

— Товарищ Глоба! Глоба! — метался за дверью чей-то тревожный голос. — Да проснитесь!

Тихон торопливо натянул галифе, сунул ноги в сапоги и открыл форточку.

— Что случилось?

Молодой милиционер закричал:

— Беда, товарищ Глоба! Идите до камеры!

— А, черт, — выругался Глоба, сунул голову в гимнастерку, уже на ходу подхватил ремень и маузер. Через двор пробежала по щиколотки утопая в лужах. В пустом коридоре на втором этаже Тихон увидел распахнутую дверь камеры. От неожиданности у него перехватило дыхание. Он ускорил шаги. В камере на нарах, понурясь, сидел Соколов, без фуражки, угол белой портянки торчал из голенища сапога.

Глоба быстро огляделся — темные отштукатуренные стены, дверь, оббитая белым железом, параша — ведро с крышкой, стол… Окно! Мерцают пеньки перепиленных металлических прутьев. Решетка выгнута наружу, и солнце льет свет в непривычно свободный проем.

— Вот так… Бежали, — пробормотал удрученно Соколов. Глоба шагнул к нарам и приподнял одеяло — под ним лежала солома, вытащенная из матраца.

— Я каждый час поглядывал, — потерянно говорил дежурный милиционер, с убитым видом стоя посреди камеры. — Прозорку открываю… Лежат. Ну як ридни браты — плечом к плечу… Гроза, гром… да, господи, колы б я знав…

Глоба выглянул из окошка — двор расплывался лужами, поверх бурого, давно не крашенного забора, тянулись гирлянды ржавой колючей проволоки, покосившиеся ворота приоткрыты. По улице лошадь тащила телегу, глубоко проседавшую колесами в топкую грязь дороги. Ослепительно, словно надраенный мелом, сиял золотой купол собора.

— Пойдем вниз, — сказал Глоба, выходя из камеры.

Во дворе, прямо под стеной, они нашли ножовку для пилки железа, привязанную к длинной веревке. Тихон намотал на ладонь мокрый шпагат, снял с пальцев и, размахнувшись, швырнул ножовку в окно камеры. Она не попала, отлетела от кирпичей, булькнув в лужу. Глоба нашарил ее в воде, снова аккуратно смотал веревку. Прицелился и метнул ножовку опять — на этот раз она беззвучно исчезла в проеме окна.

— Вот так, — пробормотал Глоба, — остальное понятно…

— Но кто? — с отчаянием проговорил Соколов.

— Давайте проверим Корневу, — сказал Глоба. Соколов крикнул милиционеру:

— Лошадей!

Они проскакали через весь город, редкие встречные оглядывались вслед двум военным, низко пригнувшимся к лошадиным гривам. Из-под конских копыт летели ошметья грязи. На Конюшенной всадники спешились, один из них ловко кинул свое тело через забор, отбросил засов, открывая калитку, и уже оба взбежали на крыльцо.

Старуха открыла дверь не торопясь, что-то ворча сердито. Глоба молча обминул ее и торопливо пошел в комнаты. В одной из них увидел раскрытый сундук, вокруг валялись разбросанные одежды.

— Поздно, — проговорил Соколов, поднимая с пола меховую рукавицу. — Ох, и лопухи мы с тобой…

Глоба поворошил руками вещи в сундуке, заглянул в прихожую и, вернувшись, встал у окна. Отсюда четко были видны следы колес, тянувшиеся к воротам.

— Забрали теплые вещи. Ушли в лес…

— А где-то уже скачет Лазебник. С надежной охраной из конного резерва, — горестно усмехнувшись, сказал Соколов.

— Еще рано, — бормотнул Глоба, — спит, наверное… И во сне такого не видит.

— Может, позвонить? — предложил с надеждой Соколов. — По телефону оно легче… Поругает — и трошкы станет спокойней.

— Один черт, — сказал Глоба, тревожно барабаня кончиками пальцев по стеклу. — Куда они могли бежать? С Корнем Павлюк… Павлюк отправил сына к родственникам в отдаленный хутор… Могли туда скрыться?

— Кто знает, — вздохнул Соколов. — Бери двух милиционеров и гони в тот хутор.

Вернулись из погони уже к закату солнца. Лошади переступали копытами, качая в седлах усталых, залепленных грязью с ног до головы всадников. Карабины болтались за их спинами, на гимнастерках расплывались темные пятна пота.

Еще издали Глоба увидел легковой «форд» у ворот милиции и стайку мальчишек, облепивших его со всех сторон. Конники въехали во двор, спешились и, неуклюже ступая онемевшими ногами, повели лошадей к конюшне.

В открытом окне флигеля стояла Маня, не решаясь окликнуть мужа. Глоба сделал вид, что ее не заметил, молча передал повод одному из своих людей и направился к дверям.

На завалинке покуривали сотрудники уголовного розыска губмилиции — Замесов, Кныш и Сеня Понедельник. Возле них стояли конюхи и свободные от дежурства милиционеры, почтительно внимая городскому трепу.

— Ба-а! — оживленно воскликнул Замесов, вынимая со рта свою английскую трубку. — Вот и гроза бандитов! Целый день ждем…

— Что ж ты это, Тихон? — вместо приветствия закричал Кныш, иронично изгибая бровь. — А мы газуем на первой скорости. Дорогой бензин палим!

— Ну, братцы, — подхватил Сеня Понедельник, картинно тряхнув пшеничным чубом и сияя голубыми глазами. — Лихачи! Простого дела не сляпали!

— Катись! — коротко сказал Глоба обомлевшему Сене.

— Не обижайся, все понимаем, — сочувствующе бросил Тихону в спину Кныш.