Екатерина Бакулина - Заклинатели Бер-Сухта

• Название: Заклинатели Бер-Сухта
• Автор: Екатерина Бакулина
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Никогда не знаешь, чем может обернуться самостоятельная жизнь. В мечтах — это новые друзья и любовь, в реальности — потери и испытания. Я не по собственной воле оказалась так далеко от дома, отец меня отправил учиться в провинциальный холодный Бер-Сухт, вместо престижной академии магии рядом с домом. Тогда я не знала, что у него есть действительно веские основания. Не знала, что это единственный шанс для меня. Магия — это усилие воли. Я должна справиться.

---

Екатерина Бакулина Заклинатели Бер-Сухта

Часть 1. Магия под запретом

Глава 1

— Вы когда-нибудь сознательно использовали магию?

— Нет, — тихо сказала я.

Было страшно, до тошноты. Кожаный Человек глядел мне в глаза. Я знала — он видит меня насквозь, всю, словно я голая, словно в моей душе не осталось ни одного укромного уголка. И мне нечем закрыться. Каждое событие моей жизни он доставал из глубин памяти, спокойно разворачивал, разглядывал со всех сторон. Он был деликатен. Профессионально деликатен, не позволяя ничего лишнего.

— А несознательно? Соле, скажите, были ли непроизвольные выбросы?

— Нет, — я мотнула головой.

У него были ослепительно зеленые глаза. Большие, круглые, лишенные век, утопающие в провалах под грубой бурой кожей. Кожа прошита мелкими ровными стежками, туго натянута, обхватывая надбровные дуги. Большая часть лица закрыта повязками — чтобы не пугать. У него не было век, не было ушей, губ, почти не было носа. У него не было кожи. Ее содрали. И все же, Олиш Ил-Танка оставался жив, благодаря магии. Собственную кожу заменили точно скроенные шкуры. Кожаный Человек. Псионик.

— Почему вы пришли к нам? — спросил он.

Голос у него был на удивление обычный.

— Отец отправил меня сюда.

— Хорошо. А его мотивы вы знаете?

— Нет.

У меня не слишком близкие отношения с отцом. Он всегда был сдержан и строг, а после смерти матери, с каждым годом, становилось только хуже. Последнее время мне казалось, что я живу в одном доме с посторонним человеком.

— Вы знаете, что у вашей матери тоже были способности, но она отказалась от обучения?

— Да, знаю.

— Вы знаете, от чего она умерла?

— Да. Хисирская оспа.

Кожаный Человек вздохнул.

— В наше время не многие выбирают Бер-Сухт. Ваш отец мог бы оплатить обучение в Литьяте, вас ждало бы прекрасное будущее. Почему он не сделал этого, вы знаете?

— Нет.

Я не понимала, чего он хочет. Он же все знает и без меня. Лучше меня. Зачем тогда мучить? Было так плохо, что сводило живот, трясло и немели пальцы.

Зеленые глаза глядели не мигая.

— Соле, вы уже совершеннолетняя и можете сами принять решение. Вы можете отказаться от обучения. Для самостоятельного получения гранта и стипендии в Литьяте вам, к сожалению, не хватает способностей, но вы можете просто отказаться.

Я поджала губы.

Нет, не могу. Если я откажусь — отец не пустит меня домой. Мне некуда идти.

* * *

Вода. Кап… кап-кап… Капли собирались под потолком, набухали, округлялись, потом вытягивались во всю длину и, наконец, срывались, летели вниз, разбиваясь вдребезги о прозрачный пиосский мрамор. Кап. Кап-кап. Кап. Одна за другой. Лужи и плесень. И погнившие балки. Оставалось только молиться, чтобы крыша не рухнула нам на головы.

Милосердные боги! Как же я хотела домой!

Было холодно. Просто ужасно, сырость и сквозняки. Меня почти непрерывно знобило, постоянно текли сопли, и от всего этого трещала голова. Я здесь всего месяц, но уже была уверена, что до зимы не доживу. Помру от этих соплей. Сейчас только сентябрь. У нас в Салотто даже зимой бывает лучше. Суше, по крайней мере.

Джара едва пи не с головой куталась в колючую шаль из козьей шерсти, пыталась записывать, но пальцы дрожали, буквы прыгали по листу. Лан сидел в теплой брезентовой куртке на меху, он не писал, просто слушал, откинувшись на спинку скамьи, хмурясь, сложив на груди руки. Ина тоже слушала, подперев кулачком щеку, ей, вроде бы, и не холодно было, но она из местных, привыкла.

Нас всего десять человек в аудитории, рассчитанной на две тысячи. Большая белая лекционная, ее строили, чтобы вместить три потока разом и всех желающих заодно, и, говорят, случалось, что сидели в проходах, не хватало места. Сейчас… Время ушло.

Нас десять на первом курсе. Семь человек на втором и аж двенадцать — на третьем. Пока еще относительно тепло, мы будем заниматься здесь, где светлее и меньше плесени, а вот зимой перейдем в лаборантскую, ее проще протопить.

— Вы должны запомнить одну вещь, — мастер Патеру строго обводил нас взглядом, одного за другим. — Только одну. Магия — это усилие вопи. Запомните. Не волшебные слова, не амулеты, не танцы с бубном у костра. Усилие вопи. Если этого усилия недостает — вся ваша магия превратится в пшик, если усилия достаточно — ничего больше не нужно.

Он стоял, держась за кафедру, слово вот-вот упадет. Маленький, сгорбленный, сморщенный, словно сушеная слива, на лице темные пигментные пятна. Грязно-серая рубашка висела на плечах, словно на вешалке, меховая жилетка засалена и затерта, местами расползалась от времени. Но голос у мастера глубокий и чистый. И такие же глубокие голубые глаза. Ему больше ста пет, он видел лучшие времена.

То, что он говорил — противоречит конвенции. Это дикая иррациональная магия старого Тарра, незаконная и небезопасная. Тарр был закрыт и разрушен почти пятьдесят пет назад, но мастер Патеру не только учился, но и преподавал в нем. Сложно представить. Словно в другой жизни. У нас он читал историю магии, и, только поэтому, ему позволено говорить подобную ересь. Это теория. История. Лан говорил, в Литьяте за подобные слова с него бы содрали шкуру, в самом прямом смысле. Но здесь можно. Тихо, осторожно, с оговорками, но можно. Бер-Сухт последнее место, где еще помнят…

Зачем я здесь?

Я родилась на юге, в Салотто, столице метрополии. Мой отец — управляющий портовыми складами. У нас был большой светлый дом на Персиковой улице на холме. Солнце пронизывало его насквозь, врываясь в широкие окна, отражаясь в зеркалах, играя тысячами бликов в хрустале изящных люстр. Нежно-розовые олеандры в палисаднике, во дворе сливы и инжир, а еще старый кряжистый гранат, который был, кажется, старше дома, а мама сидела под ним с рукоделием. В детстве мне казалось — это самое прекрасное место на земле, нет ничего лучше. Из окон видно море и корабли.

Маму я помню плохо, она умерла, когда мне было пять пет. В детстве казалось — из-за меня. Конечно, я не виновата, но ведь я первая заболела хисирской оспой, не знаю уж, где подхватила, может быть в порту, куда бегала вместе с отцом. Отец не заболел, а вот мама, которая сидела у моей постели, заболела и умерла.

Отец очень горевал. И это он тогда убедил меня, что я виновата, что если бы не я — мама была бы жива. И я понимаю его, и не держу обиды. Он был не в себе в те дни, и потом просил у меня прощения, но… Я выросла с чувством вины. Даже сейчас не могу отделаться.

Оспа изуродовала мне лицо. Лет до двенадцати я вся была покрыта жесткими страшными рубцами, другие дети смеялись и не хотели со мной играть. Я, и без того не слишком общительная, стала совсем дикой. А отец с каждым годом становился все строже и жестче, он скучал, и, хоть и не говорил больше, но все равно винил меня.

В двенадцать он отвел меня к хорошему целителю, который привел мое лицо в порядок. Именно тогда и обнаружились способности к магии, не большие, конечно, но это сразу поставило перед выбором. Тогда я надела кольцо. А теперь, став совершеннолетней, я должна была либо согласиться на стерилизацию, получить инспектора и ежемесячно проходить проверки, либо пойти учиться и получить лицензию. Отец мог отправить меня в Литьяте, у нас были деньги. Но он настоял, чтобы я ехала в Бер-Сухт.

Иногда мне начинало казаться — отец ненавидел меня.

— Магическая энергия — это кровь нашего мира, — говорил мастер Патеру. — Мы можем почувствовать ее в каждом уголке, можем уловить, как биение сердца, можем прикоснуться, можем повернуть в нужное русло. Энергия повсюду вокруг нас. Магия — это жизнь.

Хаген передо мной, на нижнем ряду. Казалось, он не слушал, или, уж по крайней мере, не смотрел на мастера. Он сидел, опираясь локтями о стол, навалившись, опустив голову. Интересно, о чем он думал сейчас? У него-то, уж точно, выбора не было. Бер-Сухт или смерть.

Джара толкнула меня в бок, передала под стопом записку: «У нас картошка закончилась. Пойдем в город». О своем питании мы должны заботиться сами. Джаре платили небольшую стипендию, за меня платил отец, этих денег хватало, но без излишеств. Мы сами готовили на кухне, сами покупали продукты, скидывались обычно на четверых — я, Джара, Ина и Лан. Моя доля была чуть больше, но я освобождалась от готовки, потому, что ничего не умела, дома у нас была кухарка. Готовили, в основном, Джара и Ина, мы с Ланом мыли посуду, я тарелки, а он кастрюли и сковородки, а еще Лан таскал с рынка самые тяжелые сумки. У нас все было распределено. А вот Хаген делал все сам, даже не знаю, как так вышло, жили-то мы все вместе, впятером. На наш курс, на десять человек, выделили две комнаты. И не потому, что не хватало места, уж места было предостаточно. Не хватало дров на зиму. Когда-то в жилых корпусах Бер-Сухта было центральное газовое отопление, но теперь в четырех комнатках стояли железные печки, высовываясь трубами в окна.