Борис Федоров - Царь Иоанн Грозный

• Название: Царь Иоанн Грозный
• Автор: Борис Федоров
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-8474-0204-Х, 5-8474-0231-7

Многовековой спор ведётся вокруг событий царствования Иоанна IV. Прозвище «Грозный» — то есть страшный для иноверцев, врагов и ненавистников России — получил он от современников.

Даровитый, истинно верующий, один из самых образованных людей своего времени, он по необходимости принял на себя неблагодарную работу правителя земли Русской и, как хирург, отсекал от Руси гниющие, бесполезные члены. Иоанн не обольщался в оценке современниками (и потомками) своего служения, говоря, что заплатят ему злом за добро и ненавистью за любовь.

Но народ верно понял своего царя и свято чтил его память. Вплоть до самой революции и разгрома кремлёвских соборов к могиле Грозного приходили люди, служили панихиды, веруя, что это привлечёт помощь в дела, требующие справедливого суда.

---

Получив эти известия, Иоанн возвратился в Коломну и послал известительные грамоты в Москву и в Свияжск о славном изгнании врага. Извещая царицу, брата и митрополита о победе, он послал в Москву трофеи — неприятельские пушки, верблюдов и пленников, чтобы обрадовать столицу этими видимыми знаками победы. 1 июля пришли в Коломну с тульского дела воеводы и донесли государю, что, по словам станичников, хан уходит очень поспешно, делая в день по 60 и по 70 вёрст и бросая много лошадей. Избавившись так счастливо от крымцев, царь начал думать с князем Владимиром Андреевичем и со всеми воеводами, как идти на Казань. Решили идти двумя дорогами: самому государю с царскою дружиною, левою рукою и запасным полком идти на Владимир и Муром, а главных воевод отпустить на Рязань и Мещеру, чтобы они могли заслонить царя от внезапного нападения ногаев[45], а сходиться всем на поле за Алатырем. Но когда надобно было уже выступать в поход, новгородские боярские дети начали бить челом, что им нельзя больше оставаться при войске: с весны они были на службе в Коломне, иные за татарами ходили и на боях бывали, а теперь ещё приходится идти в такой долгий путь и стоять там немалое время! Государю была большая скорбь от этого челобитья, останавливавшего дело в самом начале. И вот он придумал средство, оказавшееся очень действенным: он велел переписать служилых людей и повестить, что, кто хочет идти с государем, тех он хочет жаловать и будет под Казанью кормить, а кому нельзя идти, те пусть остаются в Коломне. Когда об этом было повещено в войске, все отвечали в один голос: «Готовы идти с государем: он наш промышленник и здесь и там, промыслит нам, как ему Бог известит».

3 июля всё войско тронулось из Коломны. Иоанн с сердечным умилением молился перед иконою Богоматери, бывшею с Дмитрием Донским во время Мамаева побоища и стоявшею теперь в коломенском успенском соборе. Вместе с двоюродным братом своим князем Владимиром Андреевичем он оставил Коломну и 8 июля прибыл во Владимир, где нашёл архангельского протопопа Тимофея, возвращавшегося из Свияжска с доброю вестью, что цинга там прекратилась. Помолившись у гроба святого благоверного князя Александра Невского, молитвенника перед Богом за землю русскую, Иоанн 10 июля выступил из Владимира и 13-го прибыл в Муром, где был встречен другой радостной вестью, что воеводы князь Микулинский и боярин Данила Романович ходили на горных людей и разбили их, вследствие чего горные люди по Свияге реке вниз и по Волге снова присягнули государю. Здесь же Иоанн получил известие из Москвы, что супруга его с твёрдостью и покорностью Провидению переносит разлуку, что духовенство и народ непрестанно молят Бога о здравии царя и воинства [46]. В Муроме царь-воин молился у мощей святого благоверного князя Петра и княгини Февронии. Отпустив вперёд себя Шиг-Алея, вызванного сюда через стольника Фёдора Ивановича Умного, на судах к Казани с князем Петром Булгаковым и стрельцами, а также князей Юрия Шемякина и Фёдора Троекурова с боярскими детьми и посошными людьми, чтоб они на речках и «ржавицах» (болотах) мосты мостили, Иоанн 20 июля оставил Муром и вслед за войском переехал Оку и ночевал в Саканском лесу, на реке Велетеме, в 30-го вёрстах от Мурома. Царь шёл частым лесом и чистым полем, и везде войско находило обильную пищу: было много всякого овощу «благовонного»; лоси, по словам летописца, как будто сами приходили на убой («яко самозванни на заколение прихождаху»); в реках множество рыбы, в лесу множество птиц. «Егда же приспе пост (успенский) и в ты дни, — продолжает тот же летописец, — не видаху ни птицы, ни лосей». Черемисы и мордва, испуганные многочисленностью русского войска, приходили к царю, отдаваясь в его волю, и приносили хлеб, мёд, мясо, что дарили, а что продавали; кроме того, делали на реках мосты для переправы. На реке Суре государя встретили послы от свияжских воевод и от горных людей и объявили, что бояре — князь Пётр Иванович Шуйский и Данила Романович ходили на остальных горных людей, и теперь уже все без исключения горные люди добили челом и приложились к Свияжскому городу. Иоанн позвал к себе на обед горных людей, обласкал их и объявил, что прощает их народу прежнюю измену, и приказал мостить мосты по рекам и расчищать тесные места по дороге. За Сурою государь соединился с воеводами, шедшими через Рязань и Мещеру. Войско русское встречало на пути своём прекрасные картины природы: с одной стороны, глазам открывались зелёные равнины, холмы, рощи, тёмные леса, с другой — величественная Волга с дикими утёсами, с живописными островами, за нею — необозримые луга и дубравы. Изредка в крутизнах и ущельях показывались чувашские селения. Жители доставляли хлеб и мёд, питьём служила чистая вода. И никто не жаловался. Трезвость и бодрость господствовали в войске. «Хлеба сухого наядохомся со многою сладостью и благодарением... Черемисский хлеб сладостнее калачей обретеся, занеже подвизахомся за отечество», — писал Курбский. Наконец 13-го августа русское войско прибыло в Свияжск. Духовенство с крестами и иконами, князь Пётр Шуйский и боярин Заболоцкий встретили Иоанна во вратах крепости. Он пошёл в соборную церковь, где диаконы провозгласили ему многолетие, а бояре поздравляли его как завоевателя и просветителя земли Свияжской. Осмотрев крепость, государь изъявил благодарность князю Семёну Микулинскому и другим начальникам. Для него изготовили дом, но он не вошёл в него. Сказав: «Мы в походе», — сел на коня, выехал из города и стал в шатрах на лугу Свияги.

Воеводы пришли в Свияжск как в свой дом из долгого и трудного пути: здесь почти каждого из них ожидали домашние запасы, привезённые на судах. Кроме того, сюда наехало множество купцов из Москвы, Ярославля, Нижнего с разными товарами, так что можно было всё достать.

Став под городом на лугу в шатре, царь Иоанн Васильевич начал советоваться с князем Владимиром Андреевичем, с царём Шиг-Алеем, с боярами и воеводами, как ему своим делом промышлять. На совете было решено идти к Казани не мешкая, а к казанцам послать грамоты, что если они захотят без кровопролития бить челом государю, то государь смилуется над ними. Шиг-Алею поручено было написать к родственнику его, новому казанскому царю Едигеру, чтобы он выехал из города к государю, не опасаясь ничего, и государь его пожалует. Сам Иоанн послал грамоты к главному мулле Куль-Шерифмолке и ко всей земле Казанской, «чтоб не стояли за тех, кто начал лихое дело и землю возмутил, и били ему, государю, челом», и он их простит. Эти грамоты были посланы 15 августа, а на следующий день войско уже начало перевозиться через Волгу и становиться на Казанской стороне. 18 августа сам царь переправился за Волгу. Шиг-Алей отправился на судах занять Гостиный остров, а боярин Михаил Яковлевич Морозов повёз огнестрельный снаряд, рубленые башни и тарасы или тараны — осадные машины. Несколько дней шли дожди: реки выливались из берегов, низкие луга обратились в болота. Казанцы испортили все мосты и гати, приходилось вновь устроивать дорогу. К 20 августа всё было готово, и Иоанн переправился за Казанку. Здесь он получил ответ от Едигера: в нём заключалось ругательство на христианство, на Иоанна, на Шиг-Алея и вызов на брань.

Казанцы не захотели мира, приходилось прибегнуть к оружию. Иоанн велел вынимать из судов пушки и устроивать всё, необходимое для начатия осады города. Русское войско стояло в 6-ти вёрстах от Казани на гладких весёлых лугах, расстилавшихся, подобно зелёному сукну, между Волгою и горою, где стояла Крепость. Два дня выгружали пушки и снаряды из судов. Тут явился из Казани перебежчик Камай-Мурза с семью казаками и рассказал, что их поехало 200 человек служить государю, но казанцы, узнав об этом, почти всех перехватили. Про Казань рассказывал, что царь Едигер, мурзы и муллы бить челом государю не хотят и всю землю на лихо наводят, возбуждая во всех злобу против христиан; что съестных и военных запасов в городе много; что остальное войско, которое не в городе, собрано под начальством князя Япанчи в Арской засеке, чтобы не пропускать русских людей на Арское поле и тревожить их постоянными нападениями.

Царь созвал совет, передал речи Камая и рассуждал, как идти к городу. Решено было: самому государю и князю Владимиру Андреевичу стать на Царёвом лугу, царю Шиг-Алею — за Булаком у кладбища; на Арском поле стать большому полку, передовому и удельной дружине князя Владимира Андреевича, правой руке с казаками — за Казанкою, сторожевому полку — на устье Булака, а левой руке выше его. Приказано было, чтобы во всей рати каждый воин приготовил по бревну на тын и каждый десяток воинов — по туру[47]. Отдан был также строжайший приказ, чтобы без царского повеления, а в полках без воеводского повеления никто не смел «травиться», то есть бросаться к городу. 23 августа на рассвете полки заняли назначенные им места. Царь вышел на луг против города и велел развернуть своё знамя: на знамени был Нерукотворённый образ Спасов, а наверху крест, бывший у великого князя Димитрия на Дону. Когда отслужили молебен, царь подозвал к себе князя Владимира Андреевича, бояр, воевод, ратных людей своего полка и обратился к ним с такою речью: