Борис Федоров - Царь Иоанн Грозный

• Название: Царь Иоанн Грозный
• Автор: Борис Федоров
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-8474-0204-Х, 5-8474-0231-7

Многовековой спор ведётся вокруг событий царствования Иоанна IV. Прозвище «Грозный» — то есть страшный для иноверцев, врагов и ненавистников России — получил он от современников.

Даровитый, истинно верующий, один из самых образованных людей своего времени, он по необходимости принял на себя неблагодарную работу правителя земли Русской и, как хирург, отсекал от Руси гниющие, бесполезные члены. Иоанн не обольщался в оценке современниками (и потомками) своего служения, говоря, что заплатят ему злом за добро и ненавистью за любовь.

Но народ верно понял своего царя и свято чтил его память. Вплоть до самой революции и разгрома кремлёвских соборов к могиле Грозного приходили люди, служили панихиды, веруя, что это привлечёт помощь в дела, требующие справедливого суда.

---

Магистр Кеттлер послал от себя посла к царю, прося его унять войну. Иоанн отвечал ему: «Похощет магистр государева жалованья, и он бы сам был бити челом, а по его челобитью посмотря государь его пожалует». Между тем русское войско под начальством князя Петра Ивановича Шуйского подходило к Дерпту, где запёрся епископ с гражданами и наёмным войском. Осада Дерпта началась 8-го и продолжалась до 18 июля. Осаждённые сначала защищались мужественно; но когда магистр отказал им в помощи, они принуждены были сдаться. Московский воевода объявил царскую милость, если осаждённые сдадутся; в противном случае грозил, что не оставит в живых и малого ребёнка. Дерптцы, составив очень выгодные для себя условия, предложили их Шуйскому. Шуйский, образ действий которого вообще чрезвычайно хвалит ливонский летописец, принял эти условия и занял город. Льготы, данные царём покорившемуся городу, показывали ясно намерение его завоевать Ливонию и удержать за собою навсегда это завоевание. Скоро началось поселение в юрьевской земле детей боярских; а епископ и некоторые граждане дерптские были перевезены в Москву. Взятие Дерпта, «лучшего и приятнейшего города в стране после Риги и Ревеля», распространило ужас по всей Ливонии. Города начали сдаваться: к осени было завоёвано до 20 значительных городов. Шуйский обратился с требованием покорности к Ревелю, обещая, что в таком случае государь даст ему ещё большие льготы, чем те, которыми он пользовался прежде. Но Ревель не покорился.

Совершив такой блистательный поход, московские воеводы, по тогдашнему обычаю, отправились в Москву в сентябре, оставив гарнизоны в завоёванных городах. Пользуясь уходом главных сил, — магистр Кеттлер собрал более 10 000 войска, осадил Ринген (замок близ Дерпта) и взял его приступом. В январе 1559 года большое московское войско (130 000, по немецким известиям), под предводительством царевича Тохтамыша и князя Микулинского снова вступило в Ливонию, разбило немцев при Тирзене и без сопротивления уже целый месяц пустошило всю землю с одной стороны до моря, с другой — до границ Прусских и Литовских. Посредничество короля датского, но ещё более необходимость пригрозить Крыму заставили Иоанна дать Ливонии шестимесячное перемирие. Ливония возобновила переговоры с соседними державами, в особенности с Польшей и германским императором. Послано было посольство к Густаву Вазе с просьбой о ссуде, причём в обеспечение предлагались области. В Германии всё дело ограничилось заступничеством пред царём и ссудою в 100 000 гульденов. Переговоры с Польшей шли медленно: только 31 августа Кеттлер заключил договор, которым Ливония отдавалась в покровительство короля польского, за что ему отдаётся в виде залога полоса земли от Друи до Ашерадена и ещё несколько округов. 15 сентября архиепископ рижский также отдался под защиту польского короля. 26 сентября епископы эзельсий и курляндский отдали свои владения под покровительство Дании.

Ливония начала готовиться к войне. Узнав об этих приготовлениях, царь решил возобновить войну. Магистр, разбив Плещеева, не успел, однако, взять ни Дерпта, ни Лапса. Между тем в Москву прибыли посольства от императора и от Польши, но не могли добиться никакой уступки относительно Ливонии: «Ливонцы, — говорил царь, — извечные наши даньщики, церкви Божии разорили, образам Божиим поругались и нам в наших данях не исправились: за такие свои дела от нас наказанье и приняли. Сумеют к Богу исправиться и своим челобитьем наш гнев утолить, тогда мы их пожалуем».

Новая русская рать, под начальством князей Мстиславского, Серебряного и Шуйского, вошла в Ливонию, взяла Мариенбург и проникла в Курляндию, нигде не встречая препятствий. Весною 1560 года снова большое русское войско, под главным начальством князя Андрея Михайловича Курбского, вступило в Ливонию, опустошило места около Вейсенштейна, ходило под Феллин и имело несколько счастливых стычек. С прибытием главного войска (30 тысяч пехоты и конницы, 10 тысяч стрельцов и казаков и 90 больших и малых орудий), предводимого князем Мстиславским, военные действия стали ещё значительнее: около Феллина был разбит и взят в плен ландмаршал Ливонского ордена Филипп Бель, славный своею храбростью; затем пал самый Феллин, где взят в плен магистр Фюрстенберг. Русские войска пошли по разным сторонам ливонской земли, в которой ко всем другим бедствиям присоединилось восстание крестьян, принимавших сторону русских. Курбский разбил у Кеси (Вендена) в нескольких боях ливонцев и литовцев. Яковлев подходил к Ревелю. После неудачной осады Вейсенштейна Мстиславский ушёл назад.

Между тем епископ эзельский выбрал себе в преемники голштинского герцога Магнуса, брата датского короля, который и прибыл в Аренсбург с 5 кораблями. Ревель поддался окончательно Швеции. Кеттлер уступил Ливонию Польше, а сам взял себе Курляндию и Семигалию с титулом герцога и с вассальными обязанностями к Польше. Так Ливония окончательно разделилась между Польшей, Швецией, Данией, Россией и вассалом Польши — курляндским герцогом.

VI

В то время, как в Ливонии шла весьма важная для московского государства война, в Москве, при дворе московского царя, произошла большая перемена: произошёл разрыв царя с его ближайшими советниками Сильвестром и Адашевым.

Охлаждение царя к Сильвестру и Адашеву началось с 1533 года, когда во время его болезни Сильвестр принимал сторону князя Владимира Андреевича, а Адашев выказал очень мало усердия к царю и его семейству. Хотя после своего выздоровления Иоанн стал смотреть уже другими глазами на своих любимцев, однако несколько лет оказывал им прежнюю доверчивость. Но опека их начала тяготить Иоанна; притом были, конечно, и люди, возбуждавшие его против Сильвестра и Адашева, наговаривавшие на них.

Привыкнув советоваться с Сильвестром в делах религиозных и нравственных, питая к нему неограниченную доверчивость, царь не мог не советоваться с ним и в делах политических. Иоанн принял твёрдое намерение покорить Ливонию. Но против этого намерения восстали бояре и особенно Сильвестр: вместо покорения Ливонии они советовали царю покорить Крым. Однако вопреки этому совету Иоанн продолжал войну ливонскую. Как же поступил в этом случае Сильвестр? Он стал внушать Иоанну, что все неприятности, постигавшие его после того — болезни его самого, жены, детей, — суть наказания Божия за то, что он разорял Ливонию, которую Сильвестр называл сирою вдовицею. Бесспорно, Сильвестр был вообще человек благонамеренный, муж строгого благочестия, что особенно и давало ему власть над набожным Иоанном. И против ливонской войны он выставлял со своей стороны благовидные причины: вместо того, чтобы воевать с христианами, лучше воевать с неверными, беспрестанно опустошавшими границы русской земли. Но, стараясь подействовать на Иоанна, Сильвестр переступал меру осторожности и тем раздражал его.

Влияние Сильвестра и друзей его тяготило Иоанна. В характере его была следующая черта: «Увлекаясь мыслью, он, не привыкший к труду, охотно отдавал подробности другим, вполне доверялся этим другим и потом замечал, что они забрали слишком много власти. Тогда он вооружался против тех, кому верил: доверие сменялось подозрительностью. К тому же недовольство на советников у него всегда соединялось с недовольством на себя — черта очень понятная у человека нервного и не умеющего энергично вести дело. Вот почему Иоанн от доверия перешёл к подозрительности, старался окружить себя людьми, которые не выходили бы из повиновения ему, и, научившись презирать этих людей, простёр своё презрение на всех, перестал верить в свой народ»[57].

В это время Иоанном овладели люди, неприязненные Сильвестру и Адашеву. Сильвестр и его сторонники раздражили шурьёв царя и саму царицу Анастасию: последнее было для них всего пагубнее. Мы не знаем, почему именно не ладила она с ними, но царь, в письме своём к Курбскому, напоминает, что Анастасию уподобляли нечестивым царицам и, между прочим, Евдоксии, жене византийского императора Аркадия, преследовавшей Иоанна Златоуста. Это указывает, что царица не любила Сильвестра, которого его сторонники сравнивали с св. Златоустом. С нею и с её шурьями действовали на царя другие, которые, по правдоподобному объяснению Курбского, хотели удалить Сильвестра и его сторонников для того, чтобы им невозбранно было всем владеть, брать посулы, извращать правосудие и умножать злыми способами свои пожитки. Хотя до нас не дошли непосредственно их доводы, какими они вооружали царя против Сильвестра и Адашева, но, вероятно, они были именно те, какие сам царь впоследствии приводил для оправдания своих последующих поступков. Вот эти доводы: священникам совсем не следует властвовать и управлять; царство, управляемое попами, разоряется: так было в Греции; и Бог, изводя Израиля из плева, не священника над ними поставил и не многих правителей, а единого Моисея, как царя; Аарону же, его брату, повелел священствовать, а не творить людского строения. А как Аарон начал заниматься людским строением, так и отвёл от Бога людей. Царь должен быть самодержавен, всем повелевать и никого не слушаться; а если он будет делать то, что другие постановят, тогда только честию царскою председания будет почтён, а на деле не лучше раба. И пророк сказал: «Горе граду, имже мнози обладают». Русские владетели и прежде никому не повиновались, а вольны были подвластных своих миловать и казнить. Так говорил царь: так, вероятно, и ему говорили враги Сильвестра и его партия. Но в довершение всего они заронили царю мысль, что Сильвестр — чародей и силою волшебства опутал его и держит в неволе.