Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

• Название: Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса
• Автор: Артур Конан Дойль
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-92869-9

Английский писатель, публицист и журналист Артур Конан Дойл вошел в мировую литературу в первую очередь как создатель самого Великого Сыщика всех времен и народов – Шерлока Холмса. Благородный и бесстрашный борец со Злом, обладатель острого ума и необыкновенной наблюдательности, с помощью своего дедуктивного метода сыщик решает самые запутанные головоломки, зачастую спасая этим человеческие жизни. Он гениально перевоплощается, обладает актерским даром и умеет поставить эффектную точку в конце каждого блестяще проведенного им расследования.

---

– Это вы, Лестрейд? – спросил Холмс.

– Да, мистер Холмс. Взял работу на себя. Приятно снова видеть вас в Лондоне, сэр.

– Я подумал, что вам не помешает некоторая неофициальная помощь. Три нераскрытых убийства за год – это чересчур, Лестрейд. Однако с «Тайной Моулси» вы справились без вашей обычной… то есть вы справились с ней очень неплохо.

Тут мы все поднялись на ноги. Наш пленник тяжело дышал между двумя могучими констеблями. А на улице уже начали скапливаться кучки зевак. Холмс шагнул к окну, закрыл его и опустил штору. Лестрейд достал и зажег две свечи, а полицейские открыли свои фонари. Наконец я смог как следует разглядеть нашего пленника.

На редкость мужественное и все же зловещее, отталкивающее лицо было повернуто к нам. Вверху лоб философа – и подбородок сластолюбца внизу. Наверное, он вступил в жизнь, наделенный большими способностями для добра или зла. Но невозможно было взглянуть на его жестокие голубые глаза с набрякшими циничными веками или на свирепо торчащий агрессивный нос, на угрожающий, изрезанный морщинами лоб и не узнать предостерегающие сигналы Природы. Он не обращал внимания ни на кого из нас, его глаза были прикованы к лицу Холмса с выражением, в котором равно смешивались ненависть и изумление.

– Дьявол! – бормотал он. – Умный, умный дьявол!

– А, полковник! – сказал Холмс, расправляя свой смятый воротник. – «Пути кончаются встречей влюбленных», как говорится в старинной пьесе. Я не думал, что буду иметь удовольствие вновь увидеть вас, после того как вы одарили меня этими знаками внимания, пока я лежал в нише над Рейхенбахским водопадом.

Полковник все еще смотрел на моего друга, будто в трансе. «Хитрый, хитрый дьявол!» – только и мог он повторять.

– Но я же еще не представил вас, – сказал Холмс. – Это, джентльмены, полковник Себастьян Моран, прежде служивший в Индийской армии ее величества, и самый меткий охотник на крупную дичь, какого только видела наша Восточная империя. По-моему, я не ошибусь, полковник, если скажу, что никто еще не превзошел вас по числу убитых тигров?

Снедаемый яростью старик ничего не сказал и только с ненавистью глядел на моего товарища; его свирепые глаза и торчащие усы придавали ему поразительное сходство как раз с тигром.

– Меня удивляет, как моя простенькая уловка могла обмануть такого опытного шикари, – сказал Холмс. – Она же должна быть вам хорошо знакома. Разве вы никогда не привязывали под деревом козленка, растянувшись на суку над ним с ружьем, ожидая, чтобы ваша приманка привлекла тигра? Пустой дом – вот мое дерево, а вы – мой тигр. Вполне возможно, что у вас в резерве были другие стрелки на случай, если козленок подманит несколько тигров или, против всякой вероятности, вы промахнулись бы. И это, – он указал на нас, – мои резервные стрелки. Параллель абсолютно точная.

Зарычав от ярости, полковник Моран рванулся вперед, но констебли успели его схватить. Бешенство на его лице ввергало в ужас.

– Признаюсь, вы все-таки устроили мне небольшой сюрприз, – продолжал Холмс. – Я не ожидал, что вы тоже используете пустой дом и это удобное окно на улицу. Я полагал, вы будете действовать с улицы, где мой друг Лестрейд и его веселые молодцы поджидали вас. За этим исключением все прошло как я и ожидал.

Полковник Моран повернулся к скотлендярдовскому детективу.

– Есть ли у вас законный повод арестовать меня или нет, – сказал он, – в любом случае нет причин, почему я должен терпеть издевательства этого субъекта. Если я в руках представителей закона, то пусть все будет по закону.

– Ну, это разумно, – сказал Лестрейд. – Вам есть еще что-либо сказать, мистер Холмс, прежде чем мы уйдем?

Холмс, подняв с пола мощное духовое пневматическое ружье, разглядывал его механизм.

– Превосходное и уникальное оружие, – сказал он. – Бесшумное и огромной убойной силы. Я знавал фон Хердера, слепого немецкого механика, который сконструировал его по заказу покойного профессора Мориарти. Я много лет знал о его существовании, хотя никогда прежде не имел случая подержать его в руках. Рекомендую это ружье вашему особому вниманию, Лестрейд, а также пули, которыми оно стреляет.

– Можете не сомневаться, мистер Холмс, – сказал Лестрейд, когда они все направились к двери. – Что-нибудь еще?

– Только один вопрос: какое обвинение вы предпочтете предъявить?

– Какое обвинение, сэр? Ну, разумеется, покушение на убийство мистера Шерлока Холмса.

– Ну нет, Лестрейд. Я вообще не намерен как-либо фигурировать в этом деле. Вам, и только вам, принадлежит честь сенсационного ареста, вами осуществленного. Да, Лестрейд, поздравляю вас! С обычным вашим счастливым сочетанием проницательности и смелости вы поймали его.

– Поймал его! Кого поймал, мистер Холмс?

– Того, кого все полицейские силы тщетно разыскивали, – полковника Себастьяна Морана, который тридцатого прошлого месяца застрелил высокородного Рональда Эйдера разрывной пулей из духового ружья через открытое окно третьего этажа номера 427 на Парк-Лейн. Вот обвинение, Лестрейд. А теперь, Ватсон, если вы не опасаетесь сквозняка из разбитого окна, думается, полчаса в моем кабинете за сигарой могут обеспечить вас полезным развлечением.

Наша старая квартира сохранялась в полном порядке благодаря надзору Майкрофта Холмса и заботам миссис Хадсон. Впрочем, войдя, я заметил непривычную прибранность, но все старые предметы были на положеных местах. Химический угол и весь в пятнах кислоты сосновый стол. На книжной полке – ряд внушительных тетрадей с газетными вырезками и справочники-индексы, которые многие наши сограждане с наслаждением сожгли бы. Диаграммы, футляр со скрипкой и стойка с трубками – даже персидская туфля с табаком – встречали мой взгляд, пока я оглядывался по сторонам.

В комнате нас встретили двое – во-первых, миссис Хадсон, просиявшая на нас улыбкой, когда мы вошли, во-вторых, своеобразный манекен, сыгравший столь важную роль в приключениях этой ночи. Восковой раскрашенный бюст моего друга, вылепленный столь искусно, что сходство было безупречным. Он стоял на консоли, задрапированной старым халатом Холмса таким образом, что смотрящий с улицы никогда бы не догадался, что это иллюзия.

– Надеюсь, вы соблюдали все предосторожности, миссис Хадсон? – сказал Холмс.

– Я подползала к нему на коленях, сэр, как вы велели.

– Превосходно. Вы отлично все проделали. А вы заметили, куда попала пуля?

– Да, сэр. Боюсь, она испортила ваш красивый бюст, потому что прошла сквозь голову и расплющилась о стену. Я подобрала ее с ковра. Вот она, сэр.

Холмс протянул ее мне.

– Разрывная револьверная пуля, как видите, Ватсон. Гениально! Кто мог бы вообразить, что выпущена она из духового ружья? Ну, хорошо, миссис Хадсон. Премного обязан вам за помощь. А теперь, Ватсон, разрешите мне вновь увидеть вас в вашем старом кресле, так как есть кое-какие моменты, которые мне бы хотелось обсудить с вами.

Он сбросил потертый сюртук и теперь был прежним Холмсом в мышиного цвета халате, который снял со своего изображения.

– Нервы старого шикари остались железными, а его глаза зоркими, – сказал он со смехом, рассматривая развороченный лоб своего бюста. – Точно в середину затылка и прямо сквозь мозг. Он был лучшим стрелком в Индии, и сомневаюсь, что в Лондоне найдутся более меткие. Вы слышали о нем прежде?

– Нет.

– Ну-ну, такова слава! Но опять-таки, если память мне не изменяет, вы ничего не слышали и о профессоре Джеймсе Мориарти, обладателе величайшего мозга этого века. Передайте мне с полки индекс биографий.

Он лениво перелистывал страницы, откинувшись в кресле и дымя сигарой.

– Моя коллекция «М» очень недурна, – сказал он. – Одного Мориарти хватило бы, чтобы прибавить блеску любой букве, а здесь еще Морган, отравитель, и Мерридью, омерзительной памяти, и Мэтьюс, который вышиб мой левый клык в зале ожидания вокзала Чаринг-кросс, и наш нынешний вечерний приятель.

Он протянул мне тетрадь, и я прочел:

«МОРАН СЕБАСТЬЯН, ПОЛКОВНИК. Отставной. Прежде 1-й полк Бангалорских Пионеров. Родился в Лондоне (1840). Сын сэра Огастеса О.Б.[17], прежде британского посла в Персии. Образование: Итон, Оксфорд. Служил в Джовакийской кампании, Афганской, Чарасьябской (курьером по доставке депеш), Шерпурской и Кабульской. Автор «Крупной дичи в Западных Гималаях» (1881), «Трех месяцев в джунглях» (1884). Адрес: Кондуит-стрит. Клубы: «Англо-Индийский», «Танкервиль», карточный клуб «Багатель».

На полях четким почерком Холмса была заметка:

«Второй самый опасный человек в Лондоне».

– Поразительно! – сказал я, возвращая тетрадь. – Это же карьера достойного солдата.

– Совершенно верно, – сказал Холмс. – До определенного момента так и было. Он всегда отличался железными нервами, и в Индии все еще рассказывают, как он полз по трубе за раненым тигром-людоедом. Существуют деревья, Ватсон, которые достигают определенной высоты, а затем внезапно уродливо искривляются. То же самое часто происходит и с людьми. У меня есть теория, что каждый индивид в своем развитии повторяет всю череду своих предков и что подобное внезапное обращение к добру или злу означает какое-то сильное влияние, однажды воздействовавшее на его родословную. Человек, так сказать, становится олицетворением истории собственной семьи.