Елизавета Дворецкая - Две жены для Святослава

• Название: Две жены для Святослава
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-92664-0

Еще мальчиком Святослав, сын Ольги и Игоря, принял на себя бремя власти. Увлеченный ратными делами, юноша и не думал о женитьбе, меж тем с детства по политическим соображениям ему были предназначены две невесты. Кого же выбрать – смолянскую княжну Прияну, о которой уже идет слава ведуньи, или древлянскую Горяну, дочь родителей-христиан?.. Святослав был готов подчиниться решению матери… до тех пор, пока не встретился с одной из девушек сам.

---

Ни Святши, ни Улеба, ни кого-то из их людей на Святой горе не было. Появятся они не скоро, а пока в старой Олеговой гриднице уже накрыт стол, а гридни – юные отроки и старики, ушедшие на покой? – сидят и стоят вокруг длинных столов, выпивают по чарке и вспоминают. Вспоминают всех, кто когда-то пил и ел под этой старой кровлей и сложил голову в каком-то из бесчисленных сражений последних шести-семи десятков лет. Сначала князей – Олега Вещего и Ингвара. Потом воевод и бояр, потом дойдет и до отроков, тех, для кого первый поход стал последним, если их помнит хоть кто-то из прежних, уже поседевших товарищей…

– Я, Иггимар сын Гримкеля, выпью эту чару в память моего деда, Стейнмара Секиры, он погиб в походе на вятичей сорок лет назад. Отроком он пришел в Киев в дружине Вещего и оставался верен ему до самой своей смерти. Вторую чару я подниму за моего отца, Гримкеля сына Секиры – он был гриднем Ингвара и погиб с ним в один день. А эту чару я посвящаю богам и прошу их об одном: чтобы мне всю жизнь служить тебе, Святославе, как мои предки служили твоим предкам, и умереть с тобой в один день и час…

В князеву гридницу в этот день заглядывали все, кто хоть раз выступал под княжьим стягом. Женщине там нечего делать, и Эльга никогда не ходила туда, хотя тоже могла бы многих вспомнить.

Когда стемнело, отроки стали запускать народ в княгинину гридницу. Эльга поставила ее себе, зная, что в отсутствие сына ей придется принимать народ и давать пиры. Но и когда Святослав пребывал в Киеве, она устраивала пиры в череду с ним. К Эльге ходили даже охотнее: и хозяйничала она лучше, и умела показать, что рада гостям. Святослав, слишком еще молодой, не осознавал важность добрых отношений с людьми; он пока ценил лишь верную дружину да ратную доблесть.

Гридницу протопили с утра, и теперь было тепло без огня; на стенах горели факелы из пакли, пропитанной смесью льняного масла, воска и смолы. В промежутках между ними на стенах висели вышитые и тканые ковры, шкуры, дорогие шелковые одежды с золотым шитьем, почти полностью заслоняя бревна. Гости из сельской знати, привыкшие к тому, что по велик-дням стены жилищ украшаются лишь зелеными ветвями да вышитыми рушниками, теперь вертели головами, дивясь на это богатство. А когда переводили взгляд на длинные столы вдоль стен, то и вовсе выкатывали глаза…

Княгиня уже стояла у своего места за столом, посередине, напротив входа. Со времен гибели мужа она отказалась от красных одеяний и носила только белое и синее – цвета вдовства и того света. Сегодня Эльга надела белое платье и синий хенгерок с серебряными застежками тонкой работы на плечах, с шелковой отделкой и тканой тесьмой тех же цветов. Белый шелковый убрус с серебряными заушницами моравской работы красиво окружал лицо. Стоящая меж резных столбов, освещенная факелами, княгиня была прекрасна, как молодая Марена. Огненная полутьма скрывала тонкие морщины у висков, зато сверкали смарагды в ожерелье на ее груди, перекликаясь с искрами глаз. В белых руках, украшенных золотыми греческими браслетами, княгиня держала окованный позолоченным серебром рог.

С внешней стороны стола выстроились приближенные женщины: сестра Ута с двумя старшими дочерьми, Предслава Олеговна – бывшая древлянская княгиня и родственница Эльги, старая боярыня Ростислава и ее дочери, Живляна и Дивуша Дивиславны с их невестками – женами братьев. Потом старшие боярыни из многочисленного рода Избыгневичей – этих всех уже не вместил бы даже княжеский стол. Ута была в зеленом греческом платье с коричневато-золотистым шелком на груди, Предслава – в малиновом, отделанном голубым шелком. Предславу, дочь своего родственника-соперника, бывшую невестку семьи кровных врагов, Эльга жаловала и обращалась с ней так, как того требовали ее знатность и их близкое родство, закрыв глаза на все прочее. И оттого о княгине говорили как об очень доброй женщине.

На столе перед Эльгой возвышалась искусно возведенная в человеческий рост целая гора из наилучшей снеди: хлебы, пироги с рыбой и дичью, жареная птица, на верхушке – запеченная свиная голова с яблоком во рту. Сверкали начищенные блюда – медные и серебряные, блестела цветной росписью греческая посуда.

В гридницу набилось столько народа, что люди стояли за столами тесным строем в два-три ряда. Отроки уняли шум. Эльга шагнула вперед, встала за горой на столе и слегка склонила голову. Чтобы спрятаться за этакой кучей, не приходилось наклоняться.

– Видите ли вы меня, люди добрые? – крикнула она.

– Нет! Нет! – вразнобой, но весело откликнулась сотня голосов. – Не видим, матушка!

– Дайте боги, чтобы и на другой год не видели!

– Слава! Слава! – завопила гридница.

Эльга сделала знак кравчему, Близине, тот кивнул отрокам и гостям. Принялись понемногу закусывать – все так же, стоя, взяли кто по пирожку, кто птичью ножку, кто сушеную рыбку или печеное яичко. Поднялся негромкий, почтительный гул голосов. Часто оглядывались в сторону двери – во избежание духоты та стояла открытой прямо в синюю тьму.

Княгиня бросила взгляд Близине, и тот подошел к небольшой кучке мужчин возле середины стола. Эти шестеро выделялись скованностью и молчаливостью: только они не кричали вместе со всеми. Близина с поклоном подал им расписное блюдо с пирогами, предложил угощаться. Те неохотно взяли по куску – челядин подносит. Но иного им пока не полагалось.

Два последних лета Святослав воевал на Волыни. При Олеге Вещем волыняне платили Киеву дань, потом Ингвару снова пришлось покорять их, а после его смерти они вновь отложились. Эльга и Святослав занялись ими лишь несколько лет спустя, убедившись, что в Деревляни и у дреговичей все мирно и можно не ждать удара в спину. Этим летом волынский князь Жировит был окончательно разбит и пал в сражении; у знатнейших родов бужан и лучан[3] Святослав взял детей в залог, с тем чтобы зимой отцы приехали за ними и принесли киевскому князю клятвы покорности. В нарядной толпе волыняне выделялись своими домоткаными одеждами и мрачными лицами. Ничего. Многие через это прошли, а теперь довольны. Родовая знать богатеет на торговле с хазарами, булгарами и греками, на сборе дани с сородичей, а и к тем попадает серебро, немного шелка, хорошая круговая посуда…

Мирослав, Богдаш, Вратислав, Селигор, Мечусь и Славук – мысленно Эльга перебрала имена, будто проверила скрыню памяти: все ли здесь? Когда принесут жертву, волыняне произнесут над ней клятвы, и тогда уже она, княгиня, предложит им угощение и подарки – цветное платье греческое, чтобы на завтрашних пирах они видели себя не хуже других.

У двери раздался громкий стук. Разговоры враз утихли, руки с недоеденным стыдливо опустились, повисла тревожная тишина. Эльга крепче сжала позолоченный рог. Сердце оборвалось. Уж казалось бы, немолодая женщина, мать взрослого сына, со всех сторон подпертая дружиной и родней, и мало у кого, разве что у кагана хазар и василевса греков, в руках столько земли и власти. Но в такие мгновения у нее холодело в груди.

Через порог шагнул кто-то огромный и мохнатый, будто медведь. Занял весь дверной проем, хотя через высокую дверь в гридницу даже рослый человек легко проходил, не пригибаясь – не то что в избах. По рядам пролетела волна выкриков. Вошедший был покрыт сивым мехом, на голове высилась огромная черная личина с белыми зубами, на посохе звенели бубенцы. Всю грудь занимала борода из пакли, заплетенная в затейливые косички, тоже с бубенцами.

Дочки Уты и другие боярские девы кинулись навстречу и стали еловыми вениками подметать пол между дверью и княжьим столом. Гость из тьмы медленно двинулся вперед. И с каждым его тяжелым шагом у Эльги вновь перехватывало дыхание. Сколько она ни напоминала себе, кто это такой на самом деле, не могла прогнать впечатление, будто к ней идет он… тот самый… Князь-Медведь, уже много лет мертвый, но в эту ночь встречи яви и Нави вновь пришедший за ней…

– Кто ты? – не сдержавшись, чуть раньше положенного крикнула она. – Что за гость к нам пришел?

Сивый Дед сделал еще два шага и остановился прямо перед ней, сложив руки на вершине посоха. Эльга сглотнула: он и так-то был высок, а личина делала его здровенным, будто сосна. Хотелось снова спрятаться за горой из пирогов, и она делала над собой усилие, чтобы с гордо поднятой головой глядеть в личину посланца, олицетворявшего всю торжествующую темную мощь Нави.

Чувствуя трепет княгини, люди за столами затаили дыхание.

– Кто ты еси, гость дорогой? – снова спросила Эльга.

Эти мгновения, повторявшиеся каждую зиму, казались ей самыми тяжелыми за весь год. Именно сейчас, пока она трижды задавала вопрос, а гость из Нави молчал, она едва дышала от давящего ужаса: а что, если в этот раз и правда пришел он… Тот, страх перед кем отравил ее детство и исковеркал юность; тот, из-за кого ей пришлось бежать из дома, навсегда расстаться с родными, не простившись; бросить в лесу сестру, самого близкого человека; отдаться во власть киевских отроков, будучи защищенной только их честью… Сейчас, двадцать лет спустя, Эльга приходила в ужас при мысли о своем тогдашнем безрассудстве.